Сергей Спящий - Время terra incognita
Комсомольцы вспыхнули, словно сухой хворост — моментально. Только, в отличии от хвороста, не было никаких оснований предполагать, что горение комсомольских сердец быстро закончится. Не такие люди — комсомольцы, чтобы бросать незаконченными дела, за которые однажды взялись. Практически все они работали в комплексе и идея вырастить в недрах его управляющей системы маленький искусственный интеллект, закономерно, вызвала дикий энтузиазм. Изначально Мотылёк не мог и рассчитывать на столь разнообразных помощников. В чернореченский «союз энтузиастов» входили представители все основных профессий. Имелись операторы станков, аналитики, программисты, энергетики. Да кого только не было! И все они желали непременно принять участие, помочь. Мотылёк оказался просто не готов к подобным объёмам! Он рассчитывал найти человек двадцать, может быть тридцать, а здесь под две сотни, с перспективой дальнейшего увеличения числа желающих.
— Ввязался, тащи! — усмехнулся Андрей Буянов, командир одного из комсомольских отрядов и общий координатор комсомольского движения в Чернореченске. Ему на днях должен был стукнуть тридцатник. В комплексе работал молодым цеховым мастером, недавно перейдя из помощников мастера в полноправные мастера. Знакомясь, Андрей крепко сжал руку Мотылька, но и он не сплоховал. Будто в классических производственных романах, двое мужчин сдавили в тисках руки друг друга и, убедившись, что ни у кого не получается пережать, обменялись улыбками, словно позывными свой-чужой.
На собрании командиров отрядов Мотылёк попытался высказаться, что ему не нужно столько людей и он не знает, что с ними делать. Присутствовавший на собрании интеллект Новосибирск больше слушал, чем говорил. Впрочем, Новосибирск присутствовал сразу во всём здании дворца музыки (за исключением третьего этажа, где раньше располагались хозяйственные помещения и где не было аппаратуры связи и голографических проекторов). Возможно, у него начал ощущаться недостаток вычислительных ресурсов — вести столько бесед сразу, одновременно управляя работой новосибирского ТяжМашСтроя и, кто знает, чем ещё он занимался параллельно.
В Чернореченском «союзе энтузиастов» двенадцать отрядов, где-то по двадцать — двадцать пять человек в каждом. Следовательно, двенадцать комсомольских командиров удивлёно смотрели на Мотылька, а общий координатор Буянов твёрдо сказал: —Взялся, тащи.
Если бросил клич, принимай всех, кто откликнулся. Иначе никак.
— Взялся, тащи— Андрей хлопнул Мотылька по плечу: —А мы поможем.
И помогли. Большей частью советами. А что он хотел, здесь каждый второй вёл какой-нибудь собственный проект или занимался общественной работой. Пусть не такие глобальные проекты, как у него, но свои: выстраданные и родные. Например, Наташа, даром, что всего лишь кандидат, носилась со своими летающими фонариками, судя по возрастанию «паразитных» искажений, отчего-то необычайно «интересными» ЕУС чернореченского производственного комплекса. Впрочем, многие и многие комсомольцы были готовить отложить в сторону все посторонние проекты, лишь бы поучаствовать в таком интересном деле.
Собственно в этом и проблема. Участвовать хотели, а как, толком, не знали. Пришлось Мотыльку на две недели заделаться лектором, преподавая «энтузиастам» в доступной форме разработанную в НИИ СамСиса теорию. Как оказалось: преподавание отнимало ужасно много сил — может быть с непривычки. Вечерами Мотылёк готовился к разбору очередной темы, консультируясь с Тимофеем Фёдоровичем и прочими мэтрами из института. Днём, в две смены, потому, что комсомольцы работали на комплексе в разное время, читал материал. Вечерами проверял домашние задания. К счастью, с проверкой помогал Новосибирск, иначе у него бы элементарно не хватило времени. Несколько раз Мотылька подменял кто-нибудь из института по удалённой связи, и исключительно благодаря этому он сумел добраться до заводского управления и согласовать с Николаем Анатольевичем план работ с массовым привлечением сотрудников комплекса, входящих в чернореченский «союз энтузиастов».
Не сказать, что всё прошло без сучка и без задоринки. Комсомольцы попросили Мотылька проконтролировать решение парочки «зависших в воздухе» вопросов, раз уж он обладал высшим допуском. Не в порядке оплаты за помощь, а просто… Если у хорошего человека проблема, и ты можешь её решить, то значит надо помочь и точка. Зачем? Обратитесь с этим вопросом к искусственному интеллекту Новосибирску, это он проверяет на логичность и непротиворечивость предлагаемые НИИ положения этической науки. А люди и так знают, что если можешь помочь — значит должен. Мотылёк и помогал. Николай Анатольевич, без восторга, но выполнил маленькие просьбы молодого старшего научного сотрудника с не по возрасту серьёзным допуском. Тем более Мотылёк уже был не просто одним единственным человеком с допуском. Теперь за ним стояла организация. И, если бы, он вдруг задумал прекратить работу и повернуть всё вспять, то чернореченские комсомольцы просто не дали бы этого сделать.
Разумеется, Мотылёк не мог в полном объёме представить чернореченцам разрабатываемую институтом самоорганизующихся систем теорию пробуждения искусственного интеллекта в информационных системах, чья сложность превосходит предел Мальца, а коэффициент связанности удовлетворяет условию Кривошипова-Николаевой. Хотя бы потому, что теория ещё далеко не закончена. Она только разрабатывается, и на данный момент в ней ещё слишком много от искусства и слишком мало от ремесла. Кроме того теория весьма сложна, и Мотылёк сомневался в свой способности математически правильно доказать некоторые её положения, развитые мэтрами из института. Да и не нужно углубляться в теоретические дебри для практического использования.
Ежевечерние консультации с Тимофеем Фёдоровичем превратились в традицию. Вместе с Новосибирском, Мотылёк сидел вечерами, готовя лекции. Часто звонил Конь, также решивший привлечь комсомольский ресурс в решении поставленной задачи. Мотылёк подробно консультировал друга, пересылая подготовленный план лекций. Один из редких случаев, когда Мотылёк шёл впереди, а Конь отставал. Обычно бывало ровным счётом наоборот. И сознание этого, ёлки-моталки, бодрило не хуже чашки крепчайшего кофе.
Общий координатор чернореченских комсомольцев, Андрей Буянов, постепенно сдавал дела приемнику, так как на него упала повышенная рабочая нагрузка из-за того, что он перешёл из помощника мастера в полноправные мастера. По просьбе Мотылька, Андрей прощупал почву среди других мастеров, на предмет помощи в пробуждении интеллекта в чернореченской ЕУС. Однако, цеховые мастера оставались настроены крайне пессимистично и вошедший в их ряды Буянов, под влиянием старших коллег, начал сомневаться в успехе предприятия. Мотылёк пытался говорить с ним, но полностью убедить не смог.
Активными помощниками и опорой научного сотрудника НИИ СамСиса стали командиры двух комсомольских отрядов — Николай Гончар и Малиновская Света. Этих двоих и ещё Наташу, с лёгкой руки какого-то остряка, комсомольцы стали называть «главными акушерами». Мотыльку попытались прилепить сомнительный титул «повивальной бабки номер один», но не прижилось. Самое интересное, что придумать прозвище искусственному интеллекту никому и в голову не приходило.
Наконец настал светлый день, когда Мотылёк счёл теоретическую подготовку комсомольцев достаточной и сложил с себя добровольно принятые обязанности учителя. Начиналась та самая работа, ради которой он приехал в Чернореченск. Процесс переключения происходил не дискретно. Когда первые отобранные Мотыльком комсомольцы уже начали загружать ЕУС задачами по разработанному на общих собраниях плану, он ещё продолжал читать последние лекции для тех, кто присоединился позже. Каждый вечер Малиновская и Гончар пересказывали итоги дня Мотыльку, а потом они вместе дописывали отчёт для института и разговаривали с Тимофеем Фёдоровичем. Отчёт помогали писать Новосибирск и Наташа. Первый часто спорил с Мотыльком, а иногда и решался возражать самому Тимофею Фёдоровичу. Наташа, во время телефонных бесед с удалённым присутствием, больше молчала. Только смотрела на мерцающее изображение седовласого учёного, создаваемое слабым голографическим терминалом в номере гостиницы восхищённо-влюблённым взглядом. Таким взглядом принимаемый в октябрята мальчишка смотрит на плещущийся на ветру красный флаг и на большой портрет Ленина под ним.
Однажды Наташа сказала Мотыльку, когда остались вдвоём и разговор, извилистыми путями, повернул на обсуждение его научного руководителя. Начинался восьмой час вечера. Мотылёк недавно вернулся из комплекса в город. Устал так, что слипались глаза, а в коммуникаторе лежали ещё «сырые», непроанализированные данные по динамике изменения уровня «паразитных» искажений. Наташа возвращалась вместе с ним. Её смена в отделе визуализаторов закончилась два часа назад. Эти два часа она провела в небольшом техническом здании, временно переданном распоряжением Николая Анатольевича команде Мотылька. Ребята моментально окрестили бывшую кладовку, раньше забитую всяким околкомпьютерным хламом (да и просто хламом тоже) — колыбелью. К Колыбели подходил мощный канал связи с ЕУС, в комнатах всё ещё пахло пылью, хотя весь первый день они только и делали, что драили стены, на два раза вымыли пол, а напоследок повторно запустили взвод автоматических уборщиков. Мебель им досталась из старых запасов отдела визуализаторов и дизайна формы, потому она была несколько непривычной и разношёрстной, а вдобавок и разноцветной. Технику для организации рабочих мест получили новенькую, только со склада. Потому в рабочих комнатах «колыбели» можно было наблюдать немного сюрреалистические картины, когда на фоне необработанной стены стоял тёмно-зелёный шестигранный стол, за ним золотого цвета стул. Над лежащим на столе пеналом современного терминала дрожит воздух, формируя чёткую трёхмерную картинку, а на стене позади — висит принесённая кем-то из дома картина, изображающая вишнёвый сад в пору цветения. Просто так висит, ради красоты.
