Сергей Спящий - Время terra incognita
Мотылёк долго ворочался, планируя завтрашнюю речь в «союзе энтузиастов». Дважды вставал, включал свет и рассматривал в зеркале пострадавший глаз. Под действием мази отёк спал, но было непонятно: успеют ли видимые последствия исчезнуть без следа до завтра или нет. Наконец он уснул, хотя даже во сне ему снилось, как он завтра выступает перед чернореческими комсомольцами.
И утро завтрашнего дня наступило.
Глава 4
…красота есть функция труда и питания.
Макаренко Антон. Педагогическая поэмаУтро наступило. Солнце большим красным помидором вывалилось из-за горизонта, нагло светя в глаза сквозь щель в небрежно задёрнутых шторах. Отчаянно зевая, Мотылёк вышел из комнаты в общий зал, спросонья недоумевая: чего это ему взбрело в голову завалиться спать не в своей комнате, а в соседней.
События вчерашней ночи нахлынули со скоростью внезапной летней грозы. Новосибирск! Наташа! Комсомол! Мотылёк бросился к зеркалу в ванной. Внимательно оглядел пострадавший глаз и пришёл к выводу, что едва заметную припухлость можно легко списать на парочку бессонных ночей. С этим вопросом разобрались. Второй вопрос беззастенчиво дрых на его, Мотылька, кровати.
Решив не будить засидевшуюся вчера девушку, Мотылёк написал письма родителям и брату. Затем внёс итоги вчерашней беседы в дополнение к отчёту для института и отправил. Едва успел отправить, как в ящике появилось входящее письмо от Новосибирска с приветствием «Доброе утро, командир!». Мотылёк написал «Готов к походу в чернореченский союз энтузиастов?». От человека можно было бы ожидать, что он ответит нечто вроде «всегда готов!». Интеллект ограничился коротким «да». И стоило использовать электронную почту для пересылки письма содержавшего всего одно слово?
— Хоть кто-то из нас готов— мысленно проворчал Мотылёк. Он немного побаивался выступления перед комсомольцами. Но другого выхода действительно нет. Либо чернореченские «энтузиасты» из «союза энтузиастов» захотят помочь и смогут помочь. Либо придётся сдвигать горы в одиночку, а это тем более чревато неудачей.
Кофейный автомат в гостиничном холле выдал две чашки крепкого и горячего кофе. Там же Мотылёк взял завёрнутый в двухслойную изолирующую плёнку творожный пирог. Когда он поднялся к себе, Наташа уже встала.
— Кофе! — воскликнула она буквально вырывая чашку: —Фи, из автомата!
Однако, вопреки собственным словам, допила до конца, оживая буквально на глазах.
— И творожный пирог— добавил Мотылёк.
Вскоре с пирогом оказалось покончено. Даром, что тоже взят из автомата.
Пока Наташа созванивалась со знакомыми из «союза энтузиастов» и договаривалась о внеплановом сборе отрядов, Мотылёк смотрел в окно. Оно выходило на городской парк. Парк пронизывала паутина дорожек, сходившихся к свободной от деревьев площадке в центре парка. Несмотря на ранее время, в парке было людно. Крохотные, при взгляде издалека, фигурки заполнили дорожки парка.
— Смотри— заметила подошедшая Наташа: —Спортсмены в городском парке. Что-то поздновато они сегодня. Наверное, уже уходят.
Видя непонимание Мотылька, девушка пояснила: —Готовятся к общегородскому забегу в будущем месяце.
— Что сказали «энтузиасты»?
— Чтобы мы подходили. Все, кто в свободен и сможет прийти, соберутся через полтора часа в штабе. Голографический проектор там есть, я узнавала. Эй, что с тобой?
— Волнуюсь— признался Мотылёк.
— Надо же. А мне ты показался крайне самоуверенным человеком— поделилась Наташа.
Комсомольский штаб располагался в бывшем здании городского дворца музыки. Растущему городу требовался дворец побольше и старый передали комсомольцам. Красивое трёхэтажное здание, похожее на тонкую свечу с язычком пламени наверху — горящей золотым солнечным светом звездой, и скрипичным ключом над входом. К зданию прилагался крохотный дворик с парой старых, заматеревших берёз и десятком молодых, посаженных уже комсомольцами у забора, яблонь. И бюст Шостаковича.
Бюст музыканта потемнел от времени, а между берёзами натянута волейбольная сетка. Часть комсомольцев сидела на ступенях у входа и разговаривала. При приближении Мотылька с Наташей разговоры на крыльце затихли.
— Вот такие дела— подытожил Мотылёк заканчивая рассказ.
Больше двух сотен глаз смотрели на него. Импровизированную лекцию пришлось читать в актовом зале, в других комнатах старого дворца музыки, такая толпа просто бы не поместилась. И без того многим пришлось слушать стоя или сидя на принесённых стульях в проходе.
Наташа присела в углу сцены. Вроде бы она была вместе с Мотыльком, но отдуваться приходилось ему одному. Окна под потолком открыты и сквозь них в зал, медлительной патокой, втекал приглушённый городской гул.
Обведя взглядом ошарашено молчащих или несмело улыбающихся комсомольцев, Мотылёк попросил: —Можно включить голографический проектор?
С задних рядов донеслось: —Включен уже.
— А какой здесь номер для приёма звонков? Пожалуйста, разрешите входящие соединения без авторизации. Ага, спасибо. Товарищи, я хотел бы кое с кем вас познакомить— сказал Мотылёк: —Это первый искусственный разум…
По рядам слушателей пробежал удивлённый гул. Как будто он не распинался перед ними последние полчаса. Тысячу раз прав был Новосибирск: одно дело услышать о нём и совсем другое — увидеть, поговорить, познакомиться с интеллектом вживую.
— Да, самый настоящий искусственный интеллект. Его зовут Новосибирск. Верно, как город. Ему чуть меньше пяти месяцев и он ещё совсем ребёнок, какие мерки к нему не примени. Однако он уже работает, исполняя обязанности множества различных специалистов на новосибирском заводе тяжёлого машиностроения, и учится, стремительно познавая мир, в котором довелось родиться. О, с какой огромной скоростью он изучает новое! Нам бы с вами, товарищи, так бы учиться. Однако и у интеллекта имеется ахилесовая пята. Его разум, выросший из архитектуры, заточенной под решение логических и математических задач, не очень хорошо справляется с математически некорректными или парадоксальными задачами, требующими использование недетерминированной логики. Значит именно такие задачи ему и нужны. Ведь развитие может происходить только через труд, через преодоление себя. Совсем плохо Новосибирск решает «социальные» задачки. Наш с вами разум товарищи— рассказывая, Мотылёк ходил по сцене намертво сцепив руки, чтобы не начать размахивать ими подобно донкихотовским мельницам: —Наш человеческий разум в ходе эволюции усложнялся и формировался с целью решения задач социального взаимодействия, социализировался. Например, в стае, чтобы выжить и процветать, нужно уметь запоминать, кто из соседей добрый, а кто злой, кто честный, а кто подлый обманщик и кому нельзя подставлять спину на большой общей охоте. Усложняющийся социум порождал более сложный язык, в свою очередь требующий для пользования им более развитый мозг. Развитие мозга позволило создавать всё более сложные орудия труда. Используя более совершенные орудия труда, социум мог усложняться дальше, а вместе с ним и язык. В какой-то степени это был самоускоряющийся процесс.
Мотылёк замер на середине сцены. Кивнул молчавшему залу: —Простите, отвлёкся. Словом человеческий мозг выполняет огромный объём работы, только эта работа производится в бессознательном режиме и мы, как бы, её не замечаем. Искусственному интеллекту приходится высчитывать то же самое явно, в режиме «сознания». И потому он часто ошибается в прогнозировании человеческих действий. Но ведь и мы частенько неправильно истолковываем намерения окружающих, хотя наш отшлифованный эволюцией разум — почти совершенный инструмент для решения задач социального взаимодействия. А искусственный интеллект ещё сможет научиться. Мы, люди, научим его.
— Голографический проектор включен?
— Да включен уже— возмущённо крикнули с задних рядов: —Хорош спрашивать!
— Тогда позвольте передать слово следующему оратору— улыбнулся Мотылёк: —Первый и, насколько мне известно, пока единственный в мире искусственный интеллект Новосибирск.
Он подошёл к Наташе и устало упал на ближайший свободный стул.
Сначала на сцене ничего не происходило. Кое-кто уже начал недоумённо вертеть головами и вопросительно поглядывать в сторону Мотылька. Через полминуты сцена начала заполняться ненастоящим туманом, создаваемым голографическим проектором. А актовом зале бывшего дворца музыки стоял гораздо более совершенный проектор нежели в гостиничном номере. Сгустившись до точки максимальной концентрации, туман резко рассеялся. Зрители восхищённо охнули.
Каждый из них. Копии всех находящихся в зале сейчас очутились на сцене и приветственно махали оригиналам руками. Новосибирск по максимуму использовал возможности проектора бывшего дворца музыки: формируя не только изображения людей, но и точечно подменяя реальность, более яркой и выглядевшей более сочной, картинкой.
