Дмитрий Лекух - Черные крылья Бога
Ну-ну…
– А ни в каких. У нас нет чинов. Это не тайна…
Блин.
Вот даже как…
Не знал…
– Интересно. И как же вы друг друга различаете? Кому командовать, кому подчиняться.
– По рангам. Но это неважно. Ты же к нам не собираешься?
Я усмехнулся:
– А вот здесь – угадал. Не собираюсь. Ни за какие коврижки…
– А почему?
Я потянулся к костерку, вытащил оттуда горящую веточку и со вкусом прикурил скрученную папироску.
– По многим причинам. Во-первых, я не люблю фаши. Для тебя это явно не секрет… Я на таких, как вы, насмотрелся… Только по ТУ сторону, понял?
– Да чего уж тут непонятного. Только с чего ты решил, что мы – фаши?
Я аж привстал:
– Здравствуй, жопа, Новый год… А кто ж вы еще-то?! Самаритяне?! Госпитальеры?! Бля…
– Мы – Крылья. Этим все сказано.
– Да хоть клювы. Те же яйца, только вид сбоку…
– Ты не понимаешь…
– Это ты не понимаешь! Ни-хе-ра!!! Крылья, клювы, когти, гузки – это все, дружок, извини, вторичные половые признаки. Суть от этого не меняется. Факелы, повязочки белые, плащики кожаные история уже видела. И не раз. Ты кто в прошлой жизни был?!
Он даже слегка подрастерялся.
– Военный. Капитан первого ранга. Балтийский флот…
– Куда ж ты репу-то свою сунул, Балтика?! В спасители человечества решил податься?! На хер не нужны человечеству такие спасители. Само как-нибудь разберется…
Он отщелкнул окурок.
Не в костер.
И то хорошо.
– Можешь предложить что-нибудь получше?
Я откинулся на спину и закинул руки за голову.
Воздух был стыл и свеж.
Приятно потрескивал костерок, на небе пылал закат – первобытный, огненный.
Хорошо.
– Нет. Не могу. Сам думай.
Он встал, перекатился с пятки на носок, разминая затекшие ноги.
– Я уже подумал, – смотрит прямо в глаза, причем эдак с усмешечкой. – И крепко подумал. В моей жизни, по крайней мере, есть смысл. Плохой ли, хороший ли, но есть. Я делаю только то, что считаю по этой жизни правильным, пусть даже иногда мне этого и не хочется. В этом и есть смысл. А ты – пустышка, капитан. Пустоцвет. Это не мне, это тебе нужно думать. И крепко. А то жалко тебя…
И ушел.
Сука.
Ну что они все так и норовят под кожу-то залезть?!
Задолбали…
У меня своя жизнь.
У них – своя.
Смысл, видишь ли…
Для меня вот в этом закате – диком, первозданном – больше смысла, чем во всем их тараканьем копошении.
Нет, даже не тараканьем.
Как эти черви называются, которые на трупах живут?
Опарыши?
Или еще как?!
Вылетело из головы, так бывает…
Ну, да это неважно.
Важно, что они – вот такие и есть.
На трупе разлагающейся цивилизации.
Но им все равно не понять…
Я раньше, дурак, пытался это каждому из них, еще не выжегшему себе мозги идеологией и чисто по-человечески симпатичному, изо всех своих слабых сил растолковывать.
Потом перестал.
Надоело.
Я плюнул и пошел к Заике с Абхазом. У этих оглоедов водка точно должна быть.
Блин, напьюсь все-таки, наверное.
А то как-то даже и не по себе…
Глава 5. На Федоровом Дворе
К утру броневичок так и не завели.
Точнее, завели, но в нем что-то там такое потарахтело, взорвалось и снова заглохло.
Механики материли бывших хозяев машины, своих полицейских коллег, так, что даже у меня, человека ко всему казалось бы привычного, уши в трубочки заворачивались.
Орать я на них не стал.
Бесполезно.
Могли и послать, несмотря на царившую в отряде дисциплину. Когда они работали, им многое сходило с рук.
Никогда не любил технику…
…Вышли только в обед.
Механики говорили, что они совершили чудо.
Не знаю почему, но я им верил.
Тем не менее, до Федорова Двора за этот световой день мы все же дошли, как и намечали, причем с приличным запасом.
Если честно, и сам не очень хорошо понимаю, как это получилось.
Почти сорок километров за полдня, по разбитой и чем только не заваленной бетонке.
С форсированием трех, правда, мелких – не чета проклятой Тверце – речек.
Хорошо, что еще не стрелял никто.
Это вам не по Е-95 разгуливать, как бы ни была она порушена.
А в самом Дворе мы обнаружили явные следы аборигенов. Причем – свежие.
Видимо, убежали в лес прямо перед нашим приходом. В одной избе даже каша на столе не остыла.
Отряд было кинулся скручивать головы бесхозно бегающим курицам, но я им это дело тут же строго-настрого запретил.
Нам еще обратно идти.
Да к тому же, если экспедиция закончится удачно, здесь караваны будут ходить – только успевай уворачиваться.
Негоже в такой ситуации местных злить.
Могут и пальнуть из кустов, из какой-нибудь древней штуковины. А пуля, она, известное дело, – дура…
Я подозвал Веточку и попросил, чтобы его разведчики пошукали по окрестностям.
Может, кого и выловят.
Для переговоров.
Приказ был выполнен незамедлительно.
Уже через полчаса напротив меня стоял небольшого росточка мужичонка в телогрейке и дырявых резиновых калошах.
Видимо, так и убег.
Хотя карабин прихватить все одно успел. Неплохой, кстати, карабин, хоть и древний.
Армейский СКС. Я посмотрел на клеймо – мама моя дорогая…
1947 года выпуска.
Но в очень приличном состоянии.
И ухоженный.
Чувствуется, хозяин им дорожил.
И правильно, кстати, делал.
При хорошем уходе эта машинка еще столько же лет прослужит. Надежно работали предки.
На совесть.
Я аккуратно положил карабин на сколоченный из грубых досок стол, стоящий прямо перед домом, в саду.
Закурил.
– Ну… И как тебя зовут?
Мужичонка встрепенулся, посмотрев на меня даже несколько с вызовом. Ай, молодца!
Вообще-то, мои громилы кого хочешь испугают.
– Тебе-то что за дело? Зовут зовуткой, величают уткой. Своих один хер не сдам. Хошь запытай меня здесь, ерой…
Я хмыкнул:
– Да мне-то и вправду никакого. Мы ж просто переночевать у вас хотели. Ежели б еще баньку кто истопил – вообще красота. Что с вас брать то? И еда, и оружие у нас свои. И получше твоего, – я кивнул головой в сторону лежащего на столе карабина, – будут. Это уж точно…
Мужик недоверчиво повертел головой:
– А что вы в наших местах-то забыли, господа хорошие, раз сами видите, что нет у нас ничего?
Я сделал еще одну затяжку и отшвырнул окурок.
Мужичонка посмотрел вслед ему с явным вожделением.
– Говорю ж тебе, голова-два-уха, – проезжие мы. Нам только переночевать да в баньке попариться. Ну, а если покормите еще – так вообще красота. Мы, кстати, и заплатить можем. Хочешь, – я опять кивнул в сторону его карабина, – маслятами к твоему мастодонту, хочешь – солью и спичками. А хочешь – и табачком поделиться можно…
И махнул рукой Веточкиным разведчикам, чтоб его развязали.
Он потер запястья, разгоняя кровь, глянул недоверчиво:
– Эт с чево ты платить-та собрался? Аль твои гайдуки курям бошки сворачивать не умеют?
Я расхохотался:
– Ой, отец. И не говори, – я протянул ему пачку сигарет. – Умеют, еще как умеют. И не только курям умеют…
Мужик явно осторожничал. Но сигарету, тем не менее, взял. Я ж видел, как ему курить-то хотелось.
– А че ж тогда?
Я посерьезнел:
– А то. Нельзя нам, отец. Власть мы. Да и зачем? Чтоб ты нас потом из кустов из своей берданки отстреливал?
Мужик аж затягиваться перестал.
А до того в две затяжки чуть полсигареты не скурил.
– Вла-а-асть… Кака така власть? От Крыльев, что ли?
Как ни неприятно было, но врать ему я не стал.
А зачем?
Вот и я про то же…
– От Бога. Слышал про такого? Но есть и от Крыльев. Представитель. Пригласить?
Мужичок вдруг мелко-мелко перекрестился.
– Ну, наконец-то. И до нашей перди «крылатые» добрались. Слава те, Господи! Слава! А я-то дурак – уж не верил…
После чего сел на бревнышко и заплакал.
Сказать, что мне было неприятно, – не сказать ничего.
Мне было больно.
Вот ведь, блин…
Крылья…
…Ужином нас накормили на славу.
По принципу – все, что в печи, на стол мечи.
Гуляй, рванина.
Ага…
Разварная картошка, сало от кабанчика дикого, сало от кабанчика домашнего, рыбка – свежая, копченая и соленая, лучок и укропчик прямо с грядки.
Гвоздем программы стал огромный казан с ухой: тройной, как положено, с картошкой и морковкой, благо рыбы в соседнем озерце было: один раз с бреднем пройти – на всех хватит.
Ну и, конечно, самогон.
Хлебный, душистый первач.
Почти как у Федорыча.
Мужичонка, носивший, как оказалось, громкое имя Гавриил Рафаилович, не сводил с Ивана поистине влюбленных глаз.
Да что там мужичонка.
Стоило ему в лес сбегать, крикнуть, мол, возвращайтесь, то не бандюки, то Крылья пришли, – вся деревня сбежалась.
Стол всем миром накрывали.
И плату брать наотрез отказались.
Даже табачок, на который все посматривали с вожделением.
А курили самосад.
Крепкий, зеленый, с характерным запахом.
Я попробовал один раз затянуться, так чуть не помер.
