Сергей Шкенев - Чертобой. Свой среди чужих
— Пресветлый князь изволит дать вам аудиенцию, мастера. Завтра, сразу после заутрени.
Еще и пресветлый… Или светоносный, чего не хотелось бы? Скромностью, однако, здешний правитель не страдает. Интересно, заутреней тут называют именно православную церковную службу или это уже что-то языческое? В принципе мое атеистическое воспитание позволяет вполне лояльно относиться и к тому и к другому, но ближе как-то привычное. Неизвестно, что они понимают под язычеством. Такого могут напридумывать!
— Спасибо, сотник! Всегда мечтал явиться пред светлы очи и припасть к стопам, так сказать… Житие мое, паки-паки!
Уловил иронию и опять смотрит недобро. И если «участковый» даже на вид пень пеньком, то этот умен, следовательно, очень опасен. Про остальных не скажу, сидят молча, но тоже волчары еще те, тертые и битые.
— Поехали! — Из катера достали тонкую капроновую веревку. — Привязывай лодку!
Город ошеломил масштабами. Я ожидал чего-то подобного, но все равно впечатление грандиозное, особенно по нынешним временам. Высокая бетонная стена спускалась с косогора к Оке и уходила дальше в воду. Рядом на берегу лежали стопы деревянных щитов, наверное, их ставили зимой на лед, чтобы полностью обезопаситься. Неплохо, однако. Какой размах, и какие силы вложены. Определенно мне здесь нравится. Вот только у толпящегося на пристани народа почему-то совсем нет оружия, даже ножей на поясе.
И одеты странно, словно сопротивлялись внедряемому сверху ретро-стилю. Рубахи навыпуск из серой мешковины соседствовали с вытертыми джинсами, растоптанными кроссовками или драными кедами… На некоторых лапти из бересты, но футболка с группой «Ария» на груди. Местные диссиденты или просто оборванцы? Ярким пятном выделялись наши сопровождающие — и качеством одежды, и уверенностью в себе. Ничего не понимаю…
— Вам сюда, — сотник указал на маленький бревенчатый домик с железными решетками на окнах. — Не обессудьте, гости дорогие, но пока пресветлый князь не скажет слово…
Ясно — карантин. Хотя для чего? Заразными болезнями мы не болеем, или здесь не знают о свойствах печенки тваренышей? Может быть, бородачи просто выкинули наши съестные запасы в воду, не обратив внимания на запаянные в полиэтилен «таблетки». А пластиковую полуторалитровую бутылку с самогоном себе взяли, уроды.
— Спасибо, подождем тут. — Мы вошли в дом и услышали, как за спиной лязгнул запираемый засов.
Я сразу плюхнулся на лавку у стены и с удовольствием вытянул уставшие ноги, а Андрей прошелся по комнате, заглядывая во все углы. Жучков, наверное, ищет. Оно и правильно — здоровая паранойя не раз вытаскивала наши задницы из неприятных ситуаций. И, кажется, один уже нашел — маленький микрофончик в красном углу, замаскированный бумажными цветами у иконы. Вот только не говорите, что это пожарная сигнализация! Провода от него тянулись сквозь просверленную стену на улицу. Ну, будем надеяться, это единственный. Вещь по нынешним временам дефицитная, и вряд ли будут усеивать ими весь дом. Хотя нельзя исключать вариант, что вот этот раритетный агрегат только для маскировки, а где-нибудь прячется микроскопический клопик. Что же, будем осторожны в разговорах.
Сын тем временем поставил икону на место и замер, открыв рот и показывая на нее пальцем. Это… это… это полный пипец, товарищи! С доски тяжелым суровым взглядом, но подняв в благословляющем жесте руки с унизанными перстнями пальцами, пялилась знакомая физиономия. Знакомая настолько, что сразу вспомнились заблеванные будущим святым ботинки, пострадавшие при транспортировке тела из кабинета шефа в машину. Тогда некоторое время довелось поработать в охране одной фирмы, на деньги которой снимался фильм «Утомительный вальс», и окончание съемок было несколько бурным. Каким хером он попал на икону?
— Пап, это тот, про кого я думаю? — тихо шепнул Андрей, прикрываясь ладонью.
— Угу.
И тут же с легким щелчком в мозгу встали на место разбросанные хаотично кусочки мозаики. Увиденная краем глаза фанерная крепость на высоком берегу… Тот самый «Форпост»? Ряженные под старину бородачи, нарочитый говор, княжеская набожность, пусть упомянутая мельком… Михаил Сергеевич Негодин, режиссер и актер собственных картин, скупивший перед Нашествием полторы сотни гектаров земли в этих местах. Барин… сам захотел царствовати и всем владети? А что, вполне символично — Павлово тоже расположено на семи холмах, как Москва или Рим. Как здесь называют — «на горах». Троицкая, Семенова, Спасская, Убогая горы, и есть еще кручи: Каменка, Воскресенская и Дальняя. При трепетной любви Михаила Сергеевича к различным знакам свыше… это он может, да. А меч с драгоценными камнями в рукояти нужен в качестве очередного символа.
И это обозначает, что сваливать отсюда надо как можно быстрее. Руль за сто даю — после окончания работы нас потихоньку удавят и отправят кормить раков. Не должны грязные лапы касаться мечты. Грязные — означает наши, мои и Андрея. Да и все остальные тоже. Насколько помню, люди у Негодина делятся на две категории — быдло, самая многочисленная, и он.
Нехорошая ситуация, опасная. Однозначно нужно делать ноги, не дожидаясь встречи. Тем более у нас своя цель. Кстати, о цели… что у меня осталось из оружия? Да практически ничего, только два ножа за обоими голенищами, пистолет под противорадикулитным поясом и намотанная на запястье левой руки басовая гитарная струна, запаянная концами в свинцовые грузики. У сына и того меньше: только заточка из электрода в сапоге, тоже ножи да динамитная шашка с коротким шнуром, неизвестно зачем примотанная скотчем к ноге. Не иначе браконьерствовать собрался, рыбу глушить. Нехорошо! Природу беречь следует, она вкусная!
И тут, будто бы услышав мысли о вкусностях, со скрипом распахнулась дверь, пропустив двух дородных женщин в сарафанах и кокошниках, несущих подносы с едой. Ничего так тетеньки, фигуристые, но для чего румянить щеки? Сюр и гротеск. Неужели увлеклись игрой до такой степени, что не замечают грани?
— Не обессудь, мастер, за постные яства, сегодня среда. — И все с поклонами и искусственными улыбками до ушей.
Надо же, мы уже приобрели определенный статус. Видимо, мастер — это покруче простого пейзанина и достоин поклона. Цирк, мля…
— А выпить уставшим людям? — С сомнением осматриваю подносы. Опять опостылевшая картошка, посыпанная укропом, несколько репок, четыре крупных желтых огурца — да, не густо.
— Винопитие — грех, не положено.
Как же, как же, понимаю, грешить рылом не вышел. И до княжеской резолюции как бы еще не человек. Да и фигу ему — есть кое-что за пазухой припрятанное. Нагрелось, правда, но и так сойдет. Из горлышка. Потому что стаканов тоже не принесли. Ложки есть, деревянные, без росписи.
— Приятного аппетита! — донеслось от двери.
Давешний сотник. С большим непрозрачным пакетом. Повинуясь небрежному жесту, тетки выскочили прочь. Боятся его, сразу видно. Я тоже боюсь, заранее боюсь. Глядишь, и целее будем.
— Экие клуши. — Бородач укоризненно покачал головой, разглядывая заставленный стол. — Что они понимают, бабы?
Сгреб все в сторону и выставил высокий глиняный кувшин, аккуратно обвязанный по горлышку куском пленки. Следом — жареную курицу. Понятно, сейчас я выпью стакана три почти без промежутков между ними, развяжу язык и раскрою душу нараспашку. Самая приятная методика ведения допросов. И пусть у нас, двух простых кузнецов из Касимова, нет секретов от гостеприимных хозяев. Расскажем все, включая интимные подробности, жалко, что ли?
На исходе первого литра уже перешли на «ты». Игорь, так звали сотника, все подливал и поддакивал, слушая разливающегося соловьем меня, дурака. Я плакался на горькую судьбинушку, на тиранов и деспотов из Рязанского училища ВДВ, захвативших власть во всем Касимовском районе, ругал тяжкую долю беглецов. Представления не имею, поверил или нет, вида он не показывал, только иногда в рассеянности поглаживал карман. Диктофон? А пусть. И пусть проверяет потом, если захочет. И если сможет.
Андрей по молодости лет давно вырубился и спал, упав лицом в столешницу. Правая рука безвольно свисла к голенищу сапога, только пальцы нервно подрагивали. Не торопись, сын, не сейчас. Рано. Прямой угрозы пока нет, да и не хочется уходить с боем. Вот жить… жить очень хочется.
— Погоди, Михалыч. — Через час у сотника тоже чуть заплетался язык. — Я понимаю — заточка, но полировка-то тут при чем?
— Как при чем? Да это, если бы ты знал, в нашем деле чуть ли не самое главное.
— Да ладно…
— Охота врать. Принеси, покажу наглядно.
— А и принесу! — Игорь упрямо мотнул головой и крикнул: — Евграфий!
— Кто?
— Чего лыбишься? Нормальное имя, раньше Евгением был.
На зов заглянул все тот же «участковый», отряхивающий с бороды хлебные крошки. Хлеб жрет, сволочь. И крошит. А наши над ладошкой едят, чтобы ничего не упало. Хлеб… здесь есть хлеб?
