Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Москва
— Не вздумай! — перепугался я. — Пластик сломается и оно сюда вылезет! Жди!
В ударах по двери случилась пауза, а затем на филёнку снова обрушился удар, такой, что у меня ладони высушило, а по самой филёнке прошла вертикальная трещина.
— Большой, ты ещё долго? — перепуганно заорал Лёха.
— Почти закончил!
Из серверной послышался удар, явно от падения системного блока на пол, сопровождаемый густой матерщиной нашего технического специалиста. А дверь снова сотрясло, с хрустом сломался замок. Полотно немного подалось вперёд, упираясь теперь только в клинья, которые поползли по ковролину, собирая его в морщины.
— Ай-ай-ай! — перепугался Лёха и начал заколачивать под дверь ещё один клин.
— Большой! Скоро? — не выдержав, заорал уже я сам.
— Всё! — как отпускающий грехи глас с небес донеслось желанное слово из серверной, и в дверях появилась неясная фигура с исходящим от неё лучом фонаря, судорожно метавшимся по стенам — это Большой что-то запихивал к себе в рюкзак.
— Лёха, ещё клинышек — и валим.
— Ага, — кивнул Лёха, запихивая под дверь очередную деревяшку.
Двойной выстрел, раздавшийся у нас за спиной, напугал больше, чем удары но двери. Обернувшись, я увидел тело, валяющееся в какой-то нелепой позе на лестничной площадке, и мертвяка, споткнувшегося об него и упавшего на четвереньки. Снова вперегонки загрохотали дробовики, словно молотками выбивая остатки способности слышать из барабанных перепонок. Я видел, как картечь выбивала клочья не пойми чего из зомби, который как-то вдруг осел, сунувшись мордой в пол, и замер, а из-под его головы вытекала слизистая лужа, блестящая в свете фонарей.
— Пошли! — крикнул Лёха, вскакивая. — Хватай мешки!
Тварь за дверью словно поняла его фразу, и многострадальный прямоугольный кусок пластика, бывший нашей единственной защитой, содрогнулся так, что уже из него самого осколки полетели, а филёнка одним краем вышла из рамы.
Следующая дверь открывалась наружу, но забить под неё клин возможным не представлялось — она плотно, как и подобает железной двери, входила в раму. И не запрёшь без ключей, разве что захлопнуть можно, но тогда она и откроется поворотом ручки.
Пока мы с матерщиной и шипением пытались поудобней пристроить ставшие тяжёлыми рюкзаки на спине, на площадке пролётом выше показался ещё один зомби — быстрый, резкий, одетый в одни грязные и пропитанные кровью джинсы мужик с искусанными руками и мордой, то ли объеденной, то ли покрытой до самых глаз коркой запёкшейся крови — отсюда даже не разобрать было. На площадку он соскочил одним прыжком, но там остановился, затормозившись руками о стенку, разворачиваясь, и в этот момент по нему ударили из всех стволов, почти начисто обезглавив, а его гнилые мозги разлетелись по всей белой стене за ним чёрным пятном, превращающимся в бурое и мерзкое, когда на него падал свет фонарей.
— Прорвало где-то! — крикнул Лёха. — Валить отсюда надо!
— Где, где, они тут небось и были, прямо в здании! — крикнул я, рванув по ступенькам.
За захлопнутой железной дверью загрохотало, похоже, что её пластиковый аналог не выдержал нагрузки и окончательно разрушился, выпустив ломившуюся в него тварь дальше. А затем уже на железную обрушился тяжкий удар, такой, что она загудела, а мы припустили по лестнице ещё быстрее.
Дальше всё было очень суетливо — мы бежали по лестнице вверх, соблюдая самое минимальное подобие порядка. На первом этаже дверь, прихваченная шнуром, раскачивалась, а в щель между створками проталкивались чьи-то грязные пальцы, много пальцев, от самого низа и до самого верха, и было похоже, что мой хлипкий импровизированный замок долго не проживёт.
Выше, ещё этаж. Снова зомби пролётом выше, машет рукой, и что-то тяжёлое, глухо стукнувшись, отлетает от моего шлема, а я теряю равновесие и чуть не падаю с лестницы, спасибо, что Большой удержал. На холодное оружие перешли, твари!
Снова заполошная пальба из дробовиков, визгливый рикошет картечин от железных балясин, вспышки, суета, круги в глазах и почти полная уже глухота, полный отказ мучительно болящих ушей воспринимать звуки, которые идут теперь прямо через очаг жгучей боли — в мозг.
Пока трясу головой, остальные валят ещё одного мертвяка, я вижу, как суетливо и дёргано меняет магазин Большой, не попадая его горловиной в приёмное окно и матерясь, затем мы снова бежим наверх, при этом я умудряюсь поскользнуться на лестнице и небольно удариться о мраморную ступень закрытым коленом, и больно, до шипения сквозь сжатые зубы — открытой голенью. А мог бы и мотоциклетные наколенники надеть, там голень тоже в защите!
В коридоре второго этажа, через который мы влезли в здание, полно мертвяков. Они ещё далеко, в дальнем от нас конце, и впереди этой толпы не «живчики», к счастью нашему, а обычные, переваливающиеся на ходу твари, ещё не проснувшиеся толком, но это всё равно ни разу не радостно. А ещё хуже то, что Большой заорал: «Сверху!» — и открыл пальбу, с третьего этажа тоже шли зомби, и немало.
— Лёха, клин! — крикнул я и частой стрельбой опорожнил магазин дробовика в надвигающуюся волну мертвяков, норовя вести красную точку коллиматорного прицела прямо по перекошенным, оскаленным мордам.
На пятнадцати примерно метрах рой картечин своё дело совершил — завалил передних на идущих следом, создав затор. И, заметив мой маневр, его повторила Вика, тоже высадив подряд не меньше пяти патронов. На этом мы лишились слуха окончательно, и я даже не услышал, как Лёха сумел выбить из-под двери забитый нами клин, и, лишь когда пятно дневного света упало в коридор, я понял, что вход открыт.
Внутрь вломились бегом, почти толкаясь, и я краем глаза успел отметить, что наша «сигнализация» цела, никто не пролез в комнату через окно. Спасены?
Дверь захлопнулась, и я споро взялся обматывать её ручку очередным обрезком нейлоновой верёвки, а Большой тащил по ковролину увесистый офисный стол.
— Ближе! — заорал я в испуге, когда по двери вдруг застучали, а рукоятка попыталась повернуться.
Стол с грохотом упал набок, вплотную к стене, а я, натягивая изо всех сил верёвку и молясь, чтобы рукоятка стояла на месте крепко, а не была привинчена за стакан кое-как, принялся судорожно мотать узлы. А как ещё прикажете запирать дверь, открывающуюся наружу? Это из коридора хорошо: забил клин — и порядок.
— Серый, откликнись! Серый, откликнись!
Только завязав последний узел, я обратил наконец внимание на то, что Вика в который уже раз повторяет эту фразу. Сначала я не понял, о чём она вообще, но потом сообразил — голос Ани вызывает меня по радио, мы снова в зоне устойчивого приёма.
