Дмитрий Лазарев - Руна Гибели
Какой, кстати? Об этом заточенный не говорил. В его риторике звучало лишь слово «награда». Вполне возможно, что наградой этой станет честь вызволить заточенного из темницы, а затем… затем все, что угодно, вплоть до «почетной» смерти или «привилегии» поступить к бывшему узнику в вечное рабство…
То, что мысли его двинулись в опасном направлении и, к тому же, зашли на этом пути слишком далеко, Виктор понял в тот миг, когда голова его буквально взорвалась от боли, и всякий здравый смысл вновь утонул в кровавой пелене дикой ярости и жажды убийства. Виктор даже рухнул на колени от боли, но едва крамольные мысли исчезли из его головы, как она отступила, и молодой человек смог подняться, опираясь на тот гибрид посоха и копья, который сжимал в руках.
Крики, между тем, продолжались, и складывалось впечатление, что Юлию не просто убивали, а мучили, либо ее терзал дикий зверь, неспособный по какой-то причине быстро прикончить свою жертву. Виктор ускорил шаг. Бурелом стал встречаться реже, а потому передвижение несколько облегчилось. К тому же, вряд ли те, кто сейчас находился впереди, могли услышать его приближение, заглушаемое отчаянными воплями его сестры… Нет, не сестры, а просто чужой женщины по имени Юлия, его смертельного врага. Да, так думать будет правильнее, Ему это понравится.
Комольцев уже почти бежал. Успеть во что бы то ни стало! Успеть спас… то есть, застать Юлию, и того, кто ее терзает, в процессе, чтобы получить возможность прикончить сразу двоих. Вперед, вперед, вперед!
Крики стали слабеть: жертва, кажется, умирала. Ну же, быстрее! Он выжимал из себя все, что мог, двигаясь для столь сильно пересеченной местности невероятно быстро, уже совершенно не думая об экономии сил перед вполне возможной смертельной схваткой.
Когда он буквально вылетел на узкую прогалину, его глазам предстала страшная картина: длинноволосая блондинка в одежде явно с чужого плеча (причем, мужского) сидела верхом на его сестре и кромсала ее ножом. С первого взгляда стало ясно, что в этом деле она была мастером, просто таки виртуозом и, кажется, получала от этого большое удовольствие. А жертва, испытывая сильнейшие мучения, заходилась в диких воплях, от которых уже охрипла, но пока не умирала. Видимо, в этом и состоял профессионализм мучительницы. Однако жить и терпеть несчастной осталось, кажется, уже немного.
Не раздумывая ни секунды, Виктор с «копьем» наперевес метнулся вперед, нацелившись на блондинку. И он почти успел. Почти… Да только светловолосая, похоже, слышала его с самого начала, но не подавала вида, чтобы подманить молодого человека поближе и убить. И ей это удалось, однако тоже с оговоркой «почти». Развернулась она в сторону нападавшего невероятно быстро, а вот инерция движения Виктора уже не позволяла ему остановиться. Далее все должно было получиться простенько и со вкусом: он подлетает к ней на расстояние ее удара, она от его выпада «копьем» легко уворачивается и своим ножом ставит финальную точку.
С большой долей вероятности все так бы и произошло, будь ее израненная жертва к этому моменту уже полностью мертва или абсолютно обездвижена. Но ни того, ни другого светловолосая не сделала, очевидно, даже мысли не допуская, что та еще сможет создать ей хоть какие-то проблемы. Но Юлия смогла.
Вложив в это движение все свои оставшиеся весьма невеликие силы, девушка обхватила свою мучительницу сзади, прижав ее руки к телу, и повисла на ней всей своей тяжестью, всего на пару секунд зафиксировав ее в пространстве. А большего Виктору и не требовалось. Удар он нанес без колебаний. Пусть сестра и вызывала в нем ненависть, но ту, что так безжалостно ее истязала, он почему-то разом возненавидел еще сильнее. «Копье» пронзило блондинку насквозь, выйдя из ее спины и даже поранив Юлию. Та, исчерпав последние силы, разжала свою хватку и опрокинулась на землю. Блондинка же замерла, словно в стоп-кадре, а изо рта ее побежала струйка крови. Но Виктору этого показалось мало. Он выдернул свое оружие и нанес еще один удар, а потом еще. Кровь уже тремя потоками хлынула из ран светловолосой, и она рухнула навзничь в объятия своей умирающей жертвы.
Виктор оказался рядом в мгновение ока, наклонился и одним рывком отшвырнул в сторону тело блондинки. И все же, прежде чем повернуться к сестре, Виктор нанес светловолосой еще один удар — контрольный, которым пригвоздил ее к земле. Только тогда взгляд Комольцева метнулся к Юлии. На губах сестры уже выступила красноватая пена, а глаза подернулись смертной пеленой. Девушка умирала. И понимание этого простого и ужасного факта разом, словно струя из брандспойта, очистило его сознание от багрового тумана ярости. Все внешнее, наведенное злокозненным узником острова, оказалось смыто чувствами скорби и отчаяния, тысячекратно более острыми, чем его деревянное «копье» или даже нож сестры.
— Юля, нет! Не умирай!
Глаза его вновь затуманились, но на сей раз от простых человеческих слез, хлынувших из глаз неудержимым потоком. Виктор сжимал в объятиях сестру, не обращая внимания на то, что кровь ее пропитывает его одежду. Сжимал так, словно надеялся своими объятиями удержать в ее теле уже готовую отлететь душу.
— Милая… сестричка… нет! Умоляю! Не уходи…
Но глаза Юлии уже не видели брата. Последнее усилие, благодаря которому ей удалось на мгновение сковать свою убийцу, выпило из нее остатки жизни, и тело девушки безвольно обвисло на руках Виктора.
— Нет, нет, нет, нет!!!! — повторял он, словно заведенный, не желая верить предательским глазам, видящим то, что просто не может быть правдой.
Жизнь покинула ее. Виктору казалось, что это не он, а его несколько раз пронзили копьем, пригвоздив к земле. Да лучше бы так оно и было. Злобное наваждение заточенного было сброшено, и душа молодого человека теперь представляла собой сплошную кровоточащую рану. Как теперь жить с такой болью? А главное — зачем?
Виктор аккуратно положил тело сестры на траву, и взгляд его остановился на ноже, отнявшем жизнь у Юлии. Будет правильно, если это же оружие прервет теперь и его никчемное существование. Правильно и даже в чем-то символично. Он взял нож в правую руку и закатал рукав на левой. Затем глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь, и стал примериваться ножом к венам на левой руке. Главное — вызвать обильное кровотечение. Помощь ему здесь никто не окажет, так что пройдет немного времени, и он вновь соединится с сестрой, правда уже на том свете, а здесь их кровь смешается, как оно, собственно и должно быть: ведь всю жизнь, за исключением нескольких последних часов, они провели как одно целое.
«Ну, давай!»
Но полоснуть ножом по запястью он не успел: бешеный поток чужой могучей воли вновь затопил его сознание.
«Ты что же это сделать собрался?!»
«Тебя не касается!»
«Ошибаешься, ничтожество, — еще как касается! Ты, конечно, урод и тряпка, не заслуживающий жить в этом мире, но вот тело твое мне еще пригодится, и погубить его я тебе не позволю!»
Шипящие звуки в ментальном тоне заточенного выдавали его бешеную ярость. Виктор попытался сопротивляться и донести-таки лезвие ножа до своего запястья, но ответом ему стала резкая боль во всем теле, а мышцы правой руки свела сильнейшая судорога. Вскрикнув, Комольцев выронил нож, а сам упал в траву и скорчился от невыразимой муки. Боль эта длилась едва ли дольше минуты, но Виктору она показалась вечностью.
Когда мучения прекратились, оставив его измочаленное тело лежать на земле, голос в голове зазвучал вновь:
«А теперь вставай и иди ко мне! Осталось совсем немного. Ну же!»
Виктор поднялся и сделал несколько шагов вверх по склону, откуда призывал его голос узника острова. Но у самой границы леса вновь замер.
«Иди! — снова загремело в голове. — Или по боли соскучился?»
Но в этот момент внутри Виктора словно взорвалось что-то. Ничем не замутненная и раскаленная добела ярость выжигала в его сознании путы, наложенные волей заточенного.
— Да пошел ты! — произнес Виктор вслух, резко развернулся и побежал вниз по склону.
Взгляд его искал нож, чтобы, воспользовавшись мгновениями свободы, разом покончить со всем, но тот словно сквозь землю провалился. И тогда Комольцев побежал дальше. Каждую секунду он ждал очередного приступа жуткой боли и нового вторжения заточенного в его мозг, но ни того, ни другого почему-то не происходило. Виктор сам не знал, куда он бежит. Куда вообще можно скрыться с этого острова посреди безбрежного океана? Острова, где правит этот страшный и безжалостный дух, уже забравший две жизни. Но Виктор продолжал бежать, поскальзываясь, спотыкаясь и падая, но не думая даже замедляться, не говоря уж об остановке.
И пусть отсюда не сбежать, пусть. Океан — вторая любовь его жизни после сестры — всегда в его распоряжении. Он наверняка не откажется принять Комольцева в свои объятия. И какая разница, как он умрет — пойдет ли ко дну после того, как оставят его последние силы, замерзнет ли в холодной воде, или же местные акулы помогут ему произвести окончательный расчет с тягостной и бессмысленной жизнью. Так или иначе, это будет смерть, вполне достойная почти уже состоявшегося молодого океанолога. Но главное — это будет смерть свободного человека, а не безвольной марионетки заточенного. Так что, вперед и вниз, к океану!
