Роман Караваев - Инверсия
— Вижу. И одёжка пообтрепалась, не для леса у тебя одёжка, и рюкзачок похудел.
— Кое-что всё же осталось, — спохватился Макс и принялся расшнуровывать тесёмки. — Не желаете ли отведать?
— По уму-то мне тебя угощать надо, — вздохнул отшельник. — Гость всё же. Так ведь у меня кроме лесных припасов да рыбки вяленой давно уж ничего не водится.
— Не расстраивайтесь так, — постарался успокоить его Клюев. — Я специально прихватил гостинцев, к вам собираясь. Мне-то они ни к чему, всё равно обратно возвращаться. А вам в радость. — Он перебрался поближе к старику, достал из рюкзака клеёнку, споро расстелил её, накинул сверху чистую холщовую тряпицу и стал выкладывать давно забытые обитателем зимовья деликатесы — копчёный окорок, варёную колбасу, банки с тушёнкой, чай, кофе, овощи, яблоки с апельсинами, два каравая хлеба, белого и чёрного, и в довершение ко всему бутылку армянского коньяку.
Отшельник лишь покачивал головой, глядя на это изобилие, глаза его увлажнились, и по морщинистой щеке сбежала одинокая слезинка. А Макс между тем, достав нож, уже кромсал большими ломтями хлеб и окорок, нарезал огурцы и помидоры, вскрывал тушёнку и разливал коньяк в походные металлические стаканчики. Соорудив нескромных размеров бутерброд с ветчиной и листьями салата, он протянул его старцу. Тот осторожно принял подношение, приблизил к лицу, чуть ли не зарывшись в него носом, и всхлипнул.
— Откуда? — только и спросил он.
— Из магазина, — тихо ответил Клюев. — Вы просто отвыкли.
— Есть Бог на свете, — одними губами прошептал отшельник, — раз не перевелись ещё хорошие люди. От этих-то, — он кивнул в сторону зоны, — не дождёшься.
— Давайте за знакомство, — предложил Макс. — Я уже представился, а вас как величать?
— Не надо величать. — Старец неловко, двумя пальцами, взял стаканчик. — Зови просто. Кондратий.
— Долгие лета вам, дед Кондратий, — молвил гость и, не дожидаясь хозяина, в один присест опустошил стопку.
Отшельник же отхлебнул чуток, зажмурившись, подержал напиток во рту, будто заново привыкал к его вкусу, и только потом глотнул.
— Извини, сынок, — смущённо произнёс он. — Сразу-то не решаюсь. Столько лет ничего кроме отваров не пил. Боюсь, не в прок пойдёт.
— А вы не спешите, — мягко улыбнулся Клюев. — У нас ещё весь вечер и ночь впереди. Рассказ-то, верно, долгим будет.
— Да, — согласился старик, — скоро уж смеркаться начнёт. Вот что, сынок. Думаю, в дом мы не пойдём. Тесно там, да и душно. Посидим с тобой у огня. Комаров и гнуса здесь не водится, видимо, зона так действует. Так что никто нам не помешает. Если только эти, — он покосился на лесные заросли, — добычу не учуют.
— Не тревожьтесь, Кондратий, — твёрдо сказал Макс. — Эти сегодня не появятся. Поверьте мне на слово.
— Занятный ты человек, сынок, — отшельник окинул его оценивающим взглядом. — Есть в тебе тайна какая-то. Не пойму только, какая. Всё мне метится, что встречались уже мы с тобой, хоть и годами ты не вышел. Только где, не припомню.
— Это имеет значение?
— Всё имеет значение. Ты ведь в зону собрался. Оттого и ко мне пришёл, рассказы мои послушать.
— Не буду отрицать, — посерьёзнел Клюев.
— А и не надо. Я и так вижу. Вот только с чего же начать?
— Начните с доктора Реутова.
Старец поперхнулся, удивлённо воззрился на гостя, а потом со вздохом махнул рукой и приступил к повествованию. Макс же устроился поудобнее и навострил уши, стараясь не пропустить ни слова.
Ещё весной 1984 года в благословенных местах под Кыштымом был заложен научный городок о тридцати двухэтажных коттеджах и экспериментальном комплексе, состоявшем из двух суперсовременных лабораторий, энергостанции и разветвлённой инфраструктуры, призванной обеспечить почти автономное существование будущего лесного оазиса. Строительство велось ударными темпами, потому что контролировал его сам генсек. В декабре рабочие сдали посёлок под ключ, и учёная братия, направленная сюда из ИПФИ, встречала Новый год уже на новом месте. И всё бы складывалось просто замечательно, если бы не навязчивое присутствие офицеров КГБ и их бдительный присмотр буквально за всеми действиями сотрудников, вплоть до мелочей жизни. Впрочем, и это ещё можно было как-то вынести, но они пытались руководить и ставить сроки. Номинальный глава проекта Александр Наумыч Реутов, приехавший сюда с красавицей-женой и годовалым крохой-сыном, сначала старался не обращать на это надувание щёк внимания — объект всё-таки строили для него и его сотрудников, — но к концу первого полугодия и у него нервы сдали. Разругался он с кураторами вдребезги. Да тут ещё родился у него второй мальчик, и это тоже послужило одной из причин. Ему прозрачно намекнули, что ежели он хочет для своих детей обеспеченного и беспроблемного будущего, то надобно всемерно форсировать исследования, а не продвигаться к заветной цели мелкими шажками.
Короче, нашла коса на камень. Реутов пожаловался Самому, и тот, недолго думая, отозвал чересчур ретивых командиров с понижением в званиях и должностях и заменил их новыми. Оставшиеся же затаили злобу и стали готовиться к реваншу. Что уж они там удумали, Кондратию узнать так и не пришлось, потому как отдыхал он в тот день после ночной смены, но видел, как заплаканную жену Александра Наумыча повезли на служебной машине к лабораторным корпусам. А через пару часов и рвануло. Да так, что во всём посёлке стёкла вылетели и сорвало часть крыш. От реутовского «полигона», как он сам его называл, остался лишь остов, соседнее строение пострадало меньше, но и у него рухнула часть стены, и буквально сдуло титановое покрытие. Энергоблок практически уцелел, правда, добраться до него было невозможно. Он оказался отгорожен от всего остального некой невидимой преградой. И вот тут началось! Закрутились над разрушенным «полигоном» призрачные смерчи, пополз какой-то странный белёсый туман, попавшие в его струи останки лабораторий скрутило и искорёжило, и внутри них родился страшный, потусторонний звук. Как будто сама земля оплакивала погибших детей своих.
Паника возникла мгновенно — народ рванулся прочь из посёлка. По бетонке, от которой нынче даже следа не осталось. Бежали все, кто уцелел, и первыми прокладывали дорогу доблестные офицеры КГБ, призванные защищать и охранять. Про то, что позади остались брошенная техника, способная передвигаться гораздо быстрее, сейфы с документацией и результатами исследований, средства связи, предназначенные для использования именно в таких случаях, и множество приборов, фиксирующих развитие катаклизма, никто уже не думал. Их гнала вперёд волна невыносимого ужаса, накрывшая каждого с головой…
— Но позже-то вы вернулись? — спросил Макс, прерывая паузу.
— Какое там! — разволновавшийся от воспоминаний отшельник дрожащей рукой поднял стаканчик и сделал два небольших глотка. — Не до того стало.
Следующим утром всю лесную местность, начиная от берега Сугомака, оцепил спецназ, вызванный пришедшими в себя кэгэбэшниками. Это походило на крупную войсковую операцию по захвату вражеского плацдарма. Сначала беженцам, кое-как приютившимся неподалёку от озера, показалось, что с запада наползает грозовая туча, потом мир вокруг наполнился далёким стрёкотом, вскоре переросшим в надсадный грохот. Небо затмили десятки быстро снижавшихся десантных вертолётов. Они зависали над землёй, и из них гроздьями сыпались бойцы в защитных костюмах, более походившие на космических пришельцев. Из тут же садившихся транспортников выкатывалась бронетехника и устремлялась по бетонке в лес и в сторону Кыштыма. На всех выездах из города развернули блок-посты, сам же город прочесали частым гребнем в поисках сбежавших слишком далеко очевидцев. Таковых оказалось не слишком много — человек пять-шесть. Основные же силы осторожно вошли в лес и двинулись к пребывавшему в руинах посёлку.
Вскоре выяснилось, что белёсый туман и злобные смерчи рассеялись без следа, уровень радиации соответствует норме, а энергоблок продолжает работать как ни в чём не бывало, вот только выключить его агрегаты не представляется возможным. Через час вертолёты доставили государственную комиссию, сразу же выехавшую к месту происшествия. Беженцев тоже усадили в машины и повезли вслед за ними. Угрюмо сгрудившиеся, не спавшие ночь, полуголодные, немытые и обессилевшие, они смотрели, как сонм полковников и генералов рыщет среди развалин в поисках улик и вещественных доказательств.
После безуспешных розыскных мероприятий был отдан приказ развернуть штабную палатку, а рядом — две поменьше, для допросов свидетелей. Унизительней процедуры Кондратий за всю свою не слишком удачную жизнь припомнить не смог. Похоже, их подозревали во всех смертных грехах, старательно наводя на мысль, что главный виновник катаклизма — Реутов. Потрёпанные же сотрудники стояли на своём — во всём виновата спешка, учинённая кураторами, и их высокомерное убеждение, что всего можно достичь простым натиском. Ломали осиротевших учёных долго, но ни один из них так и не подписал протоколов, возлагавших ответственность за взрыв на Александра Наумыча.
