Игорь Поль - Путешествие Идиота
И Влад меня вывел на середину, и все на меня стали смотреть. Не знаю отчего, но мне неловко как-то стало. Вокруг яркие платья, галстуки, блестящие пиджаки и фраки. А я в свитере и простых джинсах. Я только сейчас это понял. Но некоторых это не смущало. Потому как женщина одна за деревом сказала другой: “Какой импозантный мужчина. Спортивный. Раскованный. Просто порыв ветра в нашем болоте”.
А Влад громко сказал:
— Дамы и господа, представляю вам пассажира второго класса Юджина Уэллса, каюта номер 77, капитана наших доблестных ВВС, что недавно отразили вторжение на Джорджию.
И все вокруг захлопали в ладоши. Словно я им песню спел. И что-то во мне вдруг заставило меня головой коротко кивнуть. Отчего-то я понял, что раньше часто так кивал. Уж очень отточенным это движение у меня вышло. И мне снова захлопали.
А потом Влад начал всякие глупости говорить. Как будто в магазине меня продавать.
— Что ж, уважаемые дамы, пришла пора по нашей традиции найти новичку наставника. Предупреждаю: он голоден, как зверь. И лучше нам эту процедуру не затягивать. — Почему-то это его “голоден” прозвучало двусмысленно. — Кто желает задать вопрос господину капитану?
Мужчины, все, как один, взяли меня на прицел. Я просто чувствовал, как их взгляды в меня упираются. А женщины меня рассматривали, будто я насекомое в альбоме. Наконец, один мужчина спросил:
— Капитан, куда вы направляетесь?
— На Кришнагири, — ответил я, и мне отчего-то стало легче.
— А что вы любите больше всего? — спросила женщина с узким лицом и короткими черными волосами.
А я ответил:
— Музыку слушать.
— Какую именно? Джаз, классику, новую классику, нео-джаз, природные ритмы?
— Я люблю Дженис Джоплин.
И все на время примолкли. И даже с уважением на меня посмотрели.
— А с какой целью вы туда летите, Юджин? — спросила другая женщина откуда-то сзади.
Я повернулся к ней, подумал, и сказал правду:
— Я лечу, чтобы найти любовь.
И больше ничего не сказал, клянусь! Но все вокруг, как сумасшедшие, стали хлопать в ладоши и смеяться, и что-то кричать, так что даже музыку стало не слышно. А я стоял и краснел. И клял себя на все лады. Все-таки я и вправду недоумок. Разве будут люди вокруг так себя вести после слов нормального человека? А когда все успокоились, Влад что-то еще хотел сказать, как вдруг какая-то женщина встала из-за столика возле фонтана, и сказала громко квадратному мужчине во фраке, что рядом с ней сидел:
— Пошел к черту, извращенец. Видеть тебя больше не желаю.
И подошла ко мне. И все вокруг отвернулись, когда она так сказала, и сделали вид, что ничего не слышали. А мужчина стал пунцовым и так на меня посмотрел, что я подумал, что во мне дырка будет. А пока женщина шла, я от нее взгляд не мог отвести. Платье у нее все просвечивало, и в то же время не разобрать было, что под ним, а все тело такое, ну…в общем, не описать словами. А глаза оказались темно-серыми. Я даже не понял — красивая она была, или нет. Она была вся такая — не как все. Просто другая. И она взяла меня за руку и сказала:
— Хоть один нормальный человек нашелся, который называет вещи своими именами. — И потом Владу: — Заканчивай балаган, гарсон. Я беру над ним шефство.
И Влад как-то скукожился и увял.
— Как вам будет угодно, баронесса, — повернулся ко мне и хотел представить ее: — Капитан, имею честь…
— Я сказала: заканчивай, — жестко сказала женщина, глядя на него.
И Влад заткнулся. Встал у стены, где остальные люди в белом стояли. А баронесса взяла меня под руку и повела к свободному столику у стены, рядом с деревьями. Рука у нее была сильная, как у мужчины.
— Идемте, Юджин. Я по-быстрому введу вас в курс дела. Пока вы в этом болоте не утонули.
И все опять сделали вид, что ничего не слышали. Только некоторые мужчины смотрели на мою спутницу… ну, как я на еду за стеклом, когда сильно голоден, а магазин еще закрыт.
И когда мы уселись, и разговоры за другими столиками из-за музыки стали не слышны, баронесса сказала:
— Зовите меня Мишель. Без всяких этих “фон”.
— Как скажете, Мишель, — неловко ответил я. Руки мне мешали все время, я никак их пристроить не мог. Уж больно все вокруг белоснежным было.
— Юджин, мне показалось, или вы с головой не дружите? — в упор разглядывая меня, спросила она.
Отчего-то вдруг я понял, что она имела ввиду. Хотя и не разобрал ни слова.
— Иногда меня называют идиотом. Или недоумком, — ответил я и снова покраснел.
— Как странно, — она слегка нахмурила высокий лоб, — летчик, и крыша набекрень… Хотя — так даже лучше. Вы не представляете, Юджин, как я устала среди этих похотливых козлов. Будьте моим кавалером. Пожалуйста. Хотя бы ненадолго. И не обращайте внимание на этот порноспектакль вокруг. Мне до смерти хочется поболтать с живым человеком, а не с ходячим членом.
Я опять не все понял. Но она так это сказала, и глаза у нее такие внимательные, и что-то в них затаенное притаилось, то ли смешинка, то ли слезы. И я тогда ответил:
— Хорошо, Мишель.
— Ну и замечательно, Юджин. Давайте что-нибудь съедим, наконец. Я сто лет не ела как следует.
И я с ней с радостью согласился. И мы жевали мясо. Пили вино. Я даже внимание перестал на всякие блестящие штуки обращать. Потому что она ими тоже не пользовалась. И еще мы ели устриц. А я их люблю. Правда, тут они были немного не такими, к каким я дома привык, но все равно вкусными. И рыбу ели. И еще какие-то штуки, про которые я не знаю ничего. И Мишель показала мне, как с них скорлупу сдирать. И смеялась, глядя на мои старания. А потом помогла мне, и я прямо у нее из рук кусочек съел. И было очень вкусно. И я перестал стесняться, что я в джинсах.
Глава 16
Мишель
Мишель оказалась классной. По-настоящему. Она часто за мной заходила прямо в каюту и брала меня под руку, и мы шли куда-нибудь. Или обедали вместе, а потом тоже шли. Она рассказала мне, что давно уже летит и что ей тут все известно. И еще, что она не в первый раз на этом лайнере. И вообще — ей тут надоело “до чертиков”. Мы заходили во всякие места — и в оранжерею, и в бар, и в планетарий. Смотрели фильмы. Смотреть фильм в темном зале, когда вокруг тебя много людей, это, скажу я вам, вовсе не то же самое, что у себя в каюте, на маленьком визоре. Даже когда ты этот фильм уже видел, все равно смотришь, как в первый раз. И ощущения тех, кто вокруг сидит, они в меня текут. Они разные. Страх, радость, желание чего-то непонятного. Томление, скука. Иногда — очень редко — у кого-то прорывается дикая жажда жизни. Или похоть. Это когда сильно хочешь тех приятных штук, что со мной проделывали красивые девушки в том доме. А интереснее всего ощущения от Мишель. Потому что она сидит ближе всех. От нее, когда она не грустит, идет тепло. Просто тихое тепло, по-другому и сказать не могу. Иногда она сочувствует тем, кто на экране. Иногда злится на них. Радуется, когда у них что-то выходит. Но в основном она грустит. Я чувствую, что ей плохо. И очень хочу помочь, уж такой я недоумок. Но не знаю как. И мы ходим, или сидим где-нибудь и разговариваем. Обо всем. Просто так. Вернее, она говорит, а я слушаю. Но мне все равно нравится. И она не считает меня придурком. Я это чувствую. И мне это тоже здорово по нраву.
Она водит меня по оранжерее и рассказывает о здешних растениях. Некоторые из них очень забавные. Есть одно, которое сворачивается спиралью, когда на него подуешь. А другое ползает между стволами, как живое, и поры на нем раскрываются и закрываются, словно оно дышит. А самое интересное зовется деревом правды. Когда стоишь рядом и думаешь о чем-то, оно меняет цвет. Когда думаешь хорошее, оно становится нежно-зеленым. Когда злишься — краснеет. Мишель говорит, что для каждого чувства у этого растения есть свой цвет. Или для комбинации чувств. И перед этой штукой врать бесполезно — она тебя сразу раскусит. Поэтому в этом углу отсека народ редко появляется. Только новички вроде меня. А потом они быстро смекают, в чем дело, и больше сюда не приходят. Кому охота, чтобы все узнали, что ты злишься? Или неправду говоришь. А Мишель тут часто бывает. Ей скрывать нечего. Так она говорит. Когда она стоит у дерева, листья становятся бежевыми. Такой цвет у грусти. А когда она смеется, растение переливается голубым. Она попросила меня встать рядом с деревом. И я встал. И листья сначала посветлели, потом начали быстро сереть, пока не стали, как пепел. Но ближе к верхушке они остались зелеными. И Мишель посмотрела на меня серьезно и сказала, что это цвет тоски. Или ожидания. И что я совсем не злой человек. И что она “не ожидала”. Думала, что у меня внутри пусто, и я ничего чувствовать не могу. Я не стал с ней спорить. Что может простое дерево знать о таком, как я? Я и сам-то порой не могу понять, что у меня внутри творится. А еще Мишель извинилась за то, что со мной как с придурком себя ведет. А я ничего такого от нее и не чувствовал. И сказал, что это пустяки. И дерево, когда Мишель близко ко мне подошла, зеленым подернулось. И я понял, что она меня не обманывает. А потом листья вдруг пошли красными пятнами. Это к нам сзади неслышно Жак подкрался. Тот мужчина, который был ее “парой”. И которого она послала к черту. То есть, я знал, конечно, что он к нам подходит, но не стал Мишель про него ничего говорить. Может быть, Жаку нравится так подкрадываться.
