"Фантастика 2025-105". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Дмитриева Ольга

— Стойте, Евгений Александрович! — крикнул он, слегка дав петуха в конце.

Зрачки по копейке, руки дрожат.

— Стою. Но лучше тебе отойти в сторону, потому что я спать хочу.

— Сюда нельзя! — теперь он прохрипел свою реплику.

— С какой это радости?

Мне это шоу нравилось всё меньше, и я шагнул вперед, намереваясь отодвинуть Славу с дороги.

— У нас чрезвычайное происшествие. Утечка возбудителя чумы.

Глава 3

Я так обалдел, что поначалу вообще потерял дар речи. Застыл соляным столбом. Славка испуганно на меня смотрел.

— Какой еще чумы?!

Под конец и мой голос сорвался. Хоть и выпалил короткую фразу быстро, но подлый Антонов успел захлопнуть дверь. В «домике» спрятался.

— К окну подойди, не заставляй меня кричать на всю улицу, — уже спокойнее сказал я. — Всё равно достану, готовься. Не сегодня, так к концу карантина.

Уверен, гаденыш никуда не убежал, притаился здесь же. И правда, услышал. Потому что почти сразу открылась форточка в окне рядом с дверью.

— Я сейчас всё объясню, Евгений Александрович, только послушайте! — заблеял Антонов.

— Уж постарайся, дорогой мой, — ласково ответил я. — Придумай хоть одну причину, почему я не должен тебя убить. Вопрос номер один: откуда в нашей лаборатории эта дрянь?

— Просто мы решили исследовать воздействие нашего нового препарата на чумную палочку... Я попросил у знакомых в университетской лаборатории дать образцы.

Понятно. Пробную партию пенициллина мы смогли получить еще летом. И вот Антонов решил отличиться, стать победителем чумы.

— Кто эти таинственные «мы», Слава? С каких пор появился коллективный орган управления? Я что-то пропустил? Меня не уведомляли.

Внутри просто все кипело. Это такой залет... Что прямо не описать.

— Я решил, Евгений Александрович. Моя вина. Больше никто не знал. Сам поехал в университет и попросил культуру. Потом привез, и...

— Ты что? На извозчике вёз?! В кармане? Хана тебе, Антонов! Ты, скотина, до конца своей жалкой жизни только пробирки мыть будешь!

— Культура была упакована...

— Молчать!!! — от моего крика вроде как задрожали стекла. — Ладно, я тебя потом убью. Докладывай обстоятельства.

Надо успокоиться. Подышать. Посмотреть на небо. Вспомнить о бренности жизни. Постараться не броситься на окно с целью выбить стекло и вытащить этого дебила на улицу... А потом топтать, пока следов не останется!

— Я привез культуру, извлек чашку Петри из контейнера. Под вытяжкой, соблюдая все меры предосторожности. Снял крышку, начал наносить препарат... Наверное, пол был влажный... И я оступился... поскользнулся... чашка, которую я держал в руках, полетела, разбилась...

— Так, Антонов, — глубоко вдохнув, сказал я. — Из твоего рассказа я делаю вывод, что тебя понесло в лабораторию без бахил. Иначе с какой радости ты поскользнулся? Что, начальственные ботинки автоматически становятся стерильными? Бронза на поверхности организма дышать не мешает?

Походу парень даже не понял мой сарказм.

— Я начал действовать по протоколу аварийной ситуации. Разделся, одежду сложил в прорезиненный мешок. Протер всё тело семидесятипроцентным раствором этилового спирта. Обработал поверхность вытяжного шкафа, полы лизолом. Повторно...

— Хватит нудеть. Я этот протокол сам придумал. Кто еще был с тобой в лаборатории?

— Никого, Евгений Александрович! Я один!

— Слишком быстро ответил, Слава. Врать — это не твоё. Даже не пытайся. Повторяю вопрос: кто еще был в лаборатории?

— Виктория Августовна... Но она далеко стояла, на нее...

Ой, ой-ей...

— Она придумала эту херню?

— Я сам, Викто...

— Кто. Придумал. Эту, черт возьми, авантюру? Отвечать!

— Ви.. Ви.. — сквозь рыдания попытался произнести Антонов. Ну все, расклеился. Я сделал несколько шагов вдоль здания. Туда-сюда. Тоже успокоился слегка. Вернулся к форточке:

— Когда сдыхать от легочной формы будешь, тогда поплачешь. С кем еще контактировали?

— Ни с кем, — всхлипнул главный лаборант. — Виктория Августовна осталась в лаборатории, я по телефону предупредил, сам сюда спустился, а тут вы...

Всё не так плохо. Случись такое в двадцать первом веке, уже проводились бы карантинные мероприятия. Очень жесткие и масштабные. Хлором бы вся округа еще лет пять воняла. А я в следственном изоляторе придумывал бы оправдания и подсчитывал, хватит ли денег на адвокатов. Не будь сейчас стихийного бедствия под названием «коронация», и думать не стал бы. Закрылся на две недели, и всё. Но попробуй я только подумать погромче название болезни, даже не вслух произнести — и всё. Был доктор Баталов и весь кончился. Не помним таких. В Москву-то съехались, кроме царя и царицы, все Великие князья, послы иностранных государств и прочая аристократическая братия...

Я попытался напрячь мозг и вспомнить все про чуму. Опасность представляет только воздушно-капельный путь заражения. Сколько эти двое успели вдохнуть, не знаю. Может, там из чашки и не улетело ничего. Но я на такое не надеюсь. Действуем из предположения, что дерьмо приключилось. Инкубационный период от суток до семи. Для легочной формы всё становится ясно в первые два дня. Слава богу, у нас есть уже антибиотики! Пусть и не воспроизводимые в промышленных масштабах и не гентамицин с фторхинолоном, но... как говорится на безрыбье и рак рыба. Могли бы вообще вписаться в эту историю со стрептоцидом и активированным углем. Сколько там выживаемость от чумы без антибиотиков? Двадцать процентов? Тридцать? Черт, надо бы поручить сотрудникам аккуратный обход соседних домов. На всякий пожарный...

— Слушай меня, Антонов. И на этот раз сделай так, как говорю я, а не девица без медицинского образования. Ферштейн?

— Да, Евгений Александрович, ферштейн, — Слава перестал рыдать, взял себя в руки.

— Первое. Никому ни слова. Вообще. Вы с Викой остаетесь в лаборатории. Второе. Термометрия, дневник наблюдения за состоянием ежечасно. Мне плевать, когда вы спать будете. И где, кстати, тоже. Еду вам будут приносить под дверь. Официальная причина... Скажем, опасная культура гемолитического стрептококка. Вместе с дифтерией. Поэтому и стационар закрыт, до конца карантина — я отправлю всех пациентов к Боброву. Всё, пошел вон, видеть тебя не могу!

***

В кабинете я начал казнить сам себя. Было очевидно, что во всем случившемся — моя вина. Устроил лабораторию, которая работает с опасными возбудителями почти в центре Москвы. Ну вот, получи и распишись... Не дай бог, будет вспышка чумы — до конца эпидемии могу и не дожить. Удавят где-то в уголке.

Первым делом я закрыл все входы, кроме своего, с наказом сидеть и не высовываться. За дополнительную оплату, естественно, чтобы не обидно. Тех, кого в здании не было, предупредил, чтобы не приходили до особого распоряжения. Но с сохранением жалования. Вернее, я поручил это Чирикову и Должикову, которых на месте не было. Повезло. Будет кому на воле претворять приказы начальства в жизнь. Я остался в своем кабинете, как капитан тонущего корабля. Сижу, блин, на пороховой бочке. Пойди всё по пессимистичному сценарию, мне только застрелиться останется. Как же всё не вовремя! Напиться бы, да некогда. Или в морду кому зарядить. Стресс снять.

Сделав дыхательную гимнастику, потом вышел из-за стола, встал в стойку всадника. Блок, удар... Ушу всегда меня успокаивало, а в ходе медитации я находил выход из самых сложных ситуаций. Надо ли закрывать всю клинику из-за утечки в лаборатории? Сразу отправлять пациентов к Боброву или выждать три дня?

Я так погрузился в размышления, что не заметил появления в кабинете высокого мужчины во фраке. Усы вразлет, густая борода лопатой. И глаза такие, будто стеклянные, навыкате... Весь такой напомаженный, прилизанный — чисто адъютанты Сергея Александровича. Правда, конкретно этого товарища я на Тверской не встречал. Он сюда с какого-то приема приехал? Что за форма одежды?

— Господин Баталофф? — с густым заграничным акцентом спросил напомаженный. Причем тоном, каким у прислуги интересуются, почему обед задерживается.