Ольга Карелина - Эффект Домино
— Почему же тогда… — не выдержал размеренного темпа его речи Рэкс, но Стикс предостерегающе поднял руку.
— Не перебивай меня. Фаас помог моему отцу бежать. Он вернул его в Синаю и там попросил ничего никому за пределами нашей ветви рода не рассказывать. Он понял, что Август рано или поздно изведёт его сына, если он продолжит гнуть страховскую линию, потому что Август люто вас ненавидел. Он выделил младшего сына, как он сказал: «Патрокл не блещет талантами и не покажется ему опасным». А если его потомок, Августа, окажется адекватнее, Квазар как раз достаточно наберётся опыта, чтобы легко задвинуть брата в угол и выйти на сцену. Сам Фаас предпочёл обо всём молчать — и Август тоже оставил его в живых, чтобы себя не компрометировать, наверняка Фаас что-то для него приготовил. Когда я вырос и узнал всё это, я отправился поступать в Академию, чтобы попасть в ГШР и помочь Страховым ставить Пикеровым палки в колёса. Я легко сблизился с Патроклом, чтобы поддерживать его брата. Ты знаешь, чем это кончилось.
— Да уж, — Рэкс остановившимся взглядом смотрел на чашку с так и не тронутым чаем. — Богатый у меня сегодня день на шокирующие признания. Почему же вы ему не рассказали?
Стикс пожал плечами.
— Отец просил, я сделал. Квазар и без этого знал, что Пикеровы его, мягко говоря, недолюбливают, да и ты в курсе. Я просто снял камень с сердца. Делай с ним что хочешь.
— Ну спасибо, — хмыкнул Рэкс, одним глотком осушая наконец чашку.
И Тэнн, и Стикс легко и непринуждённо сбросили на него свои заботы — что ж, сам напросился. Несмотря ни на что всё идёт так, как должно. Если только Аспитис не даст задний ход.
Забавно, а ведь в каком-то смысле они, получается, родственники…
Глава 17. Пауки и мухи
С момента раскрытия преступлений, связанных с синайцами, и появления в доме Альфреда младшего Цессейского прошло полгода, и он не сказал бы, что это были лучшие полгода в его жизни. То, что Забава согласилась принять его в качестве приёмного сына, не спросив мнения мужа, а просто поставив его перед фактом, стало пиковой точкой в ухудшении их семейного климата, и, кажется, с тех пор они остановились на уровне «стабильно плохо» и не собирались даже шататься в лучшую сторону.
Самым ужасным было то, что Альфред абсолютно не понимал, как они до этого дошли. Его жизнь была вполне себе ровной и упорядоченной, он привык к покорности жены, всегда позволявшей себе разве что мягкие советы, но уж никак не открытое противостояние, и это её выступление в связи с его якобы нелояльным отношением к его собственной команде подкосило рейтера. Всё вокруг него ломалось, рушилось, падало осколками прежнего комфортного существования — падало и падало, и не было тому конца. Почему? Что он сделал неправильно? Почему тому же Рэксу позволялось после определённых манипуляций поставить соратников перед фактом, а ему нет? Почему он имел право судить, что хорошо и что плохо, а всем остальным можно было лишь согласно кивать, держа рот на замке?
Рафаэль, Теодор… Альфред уже не раз задумывался, написал бы этот ушедший в закат хиддр его жене, если бы не встретился тогда со своими бывшими друзьями. Что такое катастрофическое вечно происходило в жизни Альфреда, что все кругом него постоянно за его счёт получали свой второй шанс, а он лишь оказывался во всём виноват? Теодор в своей Ялахе сбежал из этого закрытого интерната именно тогда и именно туда, где и когда была обожающая детей, чересчур честная Забава. Рафаэль попался в лапы именно тем работорговцам, которых выслеживал Альфред. Даже этот «Орион» — почему родственником именно его управленцев был хороший друг Кита и приближённый Цезаря, командира личной гвардии Мессии-Дьявола? Да как же так Альфред постоянно оказывается в самой гуще наиважнейших событий в политике их мира?
Впрочем, кое-что было известно точно. Когда-то он сам решил войти в компанию будущего сильнейшего серого кардинала или даже президента ГШР Рэкса Страхова и теперь пожинал плоды. Вот только всем остальным в окружении этого «великого» хорона везло, а ему нет.
И сейчас, кажется, полоса неудач превратилась в просторное минное поле. В доме отныне командовал Теодор — и так успешно, что его слушался даже Берт, ранее покорявшийся, и то с неохотой, совсем уж сердитым окрикам Забавы. Сама Забава общалась с мужем подчёркнуто вежливо и, как Альфред ни пытался с ней поговорить, гнев на милость так и не сменила. Может быть, помогло бы покаяние, но в чём, в конце концов, он был виноват? Рейтер отказывался это понимать. Да и по какой-такой причине он должен унижаться перед женой, прося прощения?
На службе всё было немногим лучше. Друзья — если, конечно, их ещё можно было так называть — никак явно не высказывали своего неодобрения, но оно витало в воздухе, и благодаря ему внешне всё привычное обращалось в мутную, давящую угрозу. К счастью, у Рэкса сейчас было слишком много дел, чтобы проводить с Альфредом разъяснительные беседы: в их организации царил хаос, и он отдавал всего себя, лишь бы в кратчайшие сроки поставить её хоть на какие-то рельсы. Он во всеуслышание объявил, что в смертях и пытках синайцев виноват бывший старший советник президента Тэнн Грехов, который злодейски использовал тяжёлую болезнь самого президента, чтобы под предлогом поиска лекарства от неё вести прибыльный бизнес со Степным Волком, казнил его и теперь, пока ушедшая в МД Роза Зорина тайно искала то же самое на основе почти тех же разработок, но без человеческих жертв, приводил ГШР в чувство совместно с женой президента Ренатой Пикеровой. Ходили слухи про грядущую безжалостную войну с Севером и, конечно, про возможное объединение с МД — Рэкс определённо готовил для этого почву. Они с Ренатой уже поувольняли кучу народа с высоких постов, заменив их теми, кто открыто поддерживал вдруг набравшую силы оппозицию, и перемены маячили на горизонте.
И Альфред боялся. Липкий, цепенящий, обессиливающий страх перемен стал его вечным спутником, о котором ровным счётом никому нельзя было рассказать так, чтобы поняли. Он отдал бы многое за то, чтобы всё осталось по-прежнему: Забава, принадлежащая только ему, ценящая его команда, отколовшийся от метрополии Север. Рейтер был уверен: отпусти его по-настоящему — и разом там прекратится всё беззаконие, насаженное молодым и агрессивным лидером. Зачем Зебастиану война на собственной территории, зачем чёрные, кровавые деньги, если у него и так будет целый край? Он сам же и подавит этих бандитов, перебьёт одного за другим — и в мире просто появится третья сила, ещё одна сторона, с которой можно будет сражаться, как это всегда делали Генштаб и Мессия. К чему им объединяться, чтобы уничтожить Волка, — ведь и так неплохо живётся? Что они будут делать потом? Мир во всём мире? Смешно, человечество по своей природе на такое не способно…
Но сделать со всем происходящим хоть что-то Альфред, конечно, не мог. Его и раньше-то не особо слушали, а сейчас и вовсе перестали воспринимать серьёзно — после того, как все посчитали, откровенного предательства он как будто существовал отдельно ото всех. Один. И потому он всё чаще напивался в этом полном, всепоглощающем одиночестве, в каком-нибудь баре, среди таких же обиженных жизнью, всё реже появлялся дома и ждал шанса всё исправить. Не может же ему не везти вечно?
Когда однажды в самом начале декабрьского вечера — было непривычно холодно, всего-то пять градусов выше нуля — в его кармане зазвонил телефон, высвечивая засекреченный номер, только-только выехавший в очередной бар Альфред даже не стал думать, стоит ли отвечать. Освободив одну руку и немигающе глядя на дорогу, он поднёс сотовый к уху:
— Слушаю.
— Привет, Альфред! — поздоровался чуть сипловатый мужской голос. — Это Марк, секретарь Аспитиса. Куда направляешься? Не хочешь составить мне компанию за ужином?
— С какой целью?
— Да просто поболтаем, думаю, нам найдётся о чём. К тому же мне неохота ехать домой, а выпить не с кем. Ты как?
— Почему именно я?
— А почему, собственно, нет? Мы оба — приближённые главных решальщиков планеты. Один уровень. Кого мне ещё звать — может, этого солдафона Цезаря? Да он вроде и не пьёт почти.
— Ладно, убедил. Где встречаемся?
— Подъезжай в «Сонату», метрдотель проводит, я буду ждать весь следующий час.
Марк отключился, и Альфред, пока его машина стояла на светофоре, задумчиво смотрел в погасший экран телефона. Разговор прошёл для него как в тумане, словно и не он задавал секретарю Мессии эти вполне себе логичные, выражающие недоверчивость вопросы. Он никогда не видел даже Аспитиса вживую, что уж говорить про Марка, тем удивительнее, что Марк выбрал именно его для посиделок в ресторане. Но вряд ли он принесёт ему нечто худшее, чем Рэкс.
Задав навигатору пункт назначения «ресторан Соната», Альфред узнал, что он тут совсем близко — да уж, явно пора привыкать к тому, что высшие должностные лица в МД с некоторых пор способны легко отследить местоположение любого из группы Рэкса, если им это понадобится (как и он в их отношении), — и свернул на следующем же перекрёстке. О чём, интересно, Марк хочет с ним поговорить?
