"Фантастика 2024-46". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Ковалев Сергей Юрьевич

Можно пятки прижигать раскаленными гайками.

А мастер банальной акупунктуры может ввергнуть несчастную жертву в настоящий ад. Буквально парой иголок. По телику такие штуки всегда показывают.

Про голову уж и говорить нечего.

Например, святая инквизиция практиковала простой, но в то же время действенный способ раскалывания ведьм и ведьмаков. На лицо кладется кусок материи, на него льется вода. Человек начинает задыхаться. И вламывает всех. Соседей, приятелей, родственничков, любимую родную сестру.

Или таракан в ухо...

Но головой Колчеданов не очень интересовался. Он улыбнулся улыбкой уездного Мефистофеля и извлек из кармана роскошное павлинье перо. Так что мне сразу стал ясен замысел этого чудовища.

– Сейчас я тебя вразумлю, однако! – сказал Колчеданов. – Сейчас-сейчас, маленький озорной еретик...

И Колчеданов провел пером по моей пятке.

Не скажу, что я что-нибудь почувствовал, все-таки я воспитывался не в пансионе благородных девиц, и пятка у меня была не совсем уж прозрачная. Но Колчеданов был упертым человеком. Он продолжал щекотать. Щекотал-щекотал и дощекотал. Я засмеялся. Не, смеяться я пока еще не мог, поскольку был как полено. Поэтому я замычал.

Тут, конечно, все дело в психологии. Дело в том, что связанный человек чувствует щекотку гораздо сильнее, чем человек несвязанный. Это в голове. Какое-то время он может контролировать хохот, минут десять. Но потом количество все равно переходит в качество.

Я завыл и начал дергать ногами. Пытался ткнуть ими в Колчеданова. Но этот душевный больной с неожиданной для своего возраста ловкостью уворачивался. И щекотал мне пятки вновь и вновь. Я рычал и пытался вырваться из кровати-чемодана, только вот тщетно все – метода у Колчеданова была отработана на славу.

Кстати, самого маньяка видно не было, но зато очень хорошо было слышно. Колчеданов все время что-то бормотал. Про бесов, про космос, про патруль Слави и Прави, про астральных опричников. К тому же от него здорово разило чесноком. Не знаю, что было лучше, чеснок или бормотанье.

Когда у меня от хохота изо рта пошла пена, Колчеданов сделал обеденный перерыв. Выпил чаю из стакана с подстаканником, почитал вслух стихи из «Доктора Живаго», похрустел овсяным печеньем. Задумчиво сказал:

– Эвон как кривда упорствует, по-хорошему не желает из тебя выходить, мой маленький космист.

Я завыл. Колчеданов был неуемен в своей праведности, это никого до добра не доводит.

– Лжа получается, – вздохнул Колчеданов, – лжа, однакоть, прет. Укоренилась в тебе кривда, придется выковыривать.

И он продемонстрировал мне довольно нестерильный гвоздик.

– Ибо сказано, душа бысть в пятках, ковыряй их – и душа очистится бу, – изрек старик Колчеданов и провел гвоздем по моей ступне.

Потерять сознание от хохота. Такое редко, но случается. Со мной случилось.

Потом дверь вынесло взрывом. В палату ворвался дым, за дымом Лара. Она была в военной камуфляжной форме, в большом странном шлеме, в широком поясе. На поясе болтались большущие пистолеты, а в руках тоже было оружие. Странное какое-то оружие. С черным толстым стволом, похожим на самоварную трубу.

Это была Лара и одновременно не Лара. Похожа, очень похожа, но что-то все-таки не то. То ли цвет волос, то ли еще что, но она отличалась от той Лары, которую знал я. Неуловимо, но отличалась. Чем-то.

Она вытащила меня из прокрустовой койки и вышла в коридор. И тут же в конце коридора появился санитар. Только это был какой-то ненормальный санитар. Во-первых, он был почему-то японцем, а во-вторых, у него в руках был автомат Калашникова модернизированный. Японец увидел нас и стал поднимать «калаш».

В левой руке у Лары мгновенно оказался пистолет. Пистолет дернулся, выплюнул очередь, в стену щелкнули гильзы. Японец схватился за колено, свалился на пол. Мы прошли мимо него. Сказать, что я шел, – это слишком громко. Двигался.

На лестнице нас ждал еще японец. Лара выстрелила первой, автомат в желтой руке разлетелся в железные щепки, а сам японец крикнул что-то вроде «банзай» и выпрыгнул в окно. Головой вперед. Молодец.

Лестница была чиста на все три пролета.

Очередной японец обнаружился у двери. Он ничего не стал говорить по-японски, сразу принялся стрелять. Лара оттолкнула меня. Ее пистолет выдал еще одну очередь. Речь у японца прорезалась, пока мы спускались, он ползал по полу и ругался вполне по-русски.

Дверь была закрыта. И еще она была железная. Я думал, сейчас Лара начнет японца пытать, но она поступила проще. Она подняла тяжелое ружье и выстрелила. Дверь вылетела наружу, с потолка обвалилась штукатурка, японец заполз под лестницу.

Мы вышли на улицу. Выпрыгнули, вернее.

На улице японцев было еще больше. За каждым кустом, за каждым кирпичом по японцу. И все с «калашами». И все сразу принялись палить. Они стреляли, но мне не было страшно. Рядом была Лара, Лара стреляла в ответ. Сразу из двух своих пистолетов. Японцы валились на землю. Хватались за руки, за плечи, за ноги, катались по земле, поднимая неожиданную красную пыль.

Иногда Лара прятала пистолеты в кобуры и стреляла из толстого ружья. Тогда что-нибудь мощно взрывалось. То сарай, то стена, а то машина. Лара стреляла и стреляла, японцы все не кончались, пыли становилось все больше, потом что-то завыло, пыль начала расходиться, и на землю стала опускаться летающая тарелка. Я сразу понял, что это тарелка, – она была похожа на тарелку и блестела, как алюминиевая миска. Почему-то при виде тарелки я совершенно не удивился. Будто я всю свою жизнь занимался лицезрением неопознанных летающих объектов.

Звездный корабль резко пошел вниз и хлопнулся прямо на припаркованные машины. Машины скрипнули и сплющились, как жестяные банки в руце голодного бомжа. Корабль выпустил посадочные стойки.

Мы побежали к этому непонятному инопланетному кораблю. Бежать было тяжело, я, например, бежал, как тогда, через траву. Продираясь. И по этой дурацкой особенности перемещения я понял, что это сон. Я во сне.

Во сне.

До корабля оставалось метров тридцать, как вдруг в его боку отворился люк и выставилась лестница. Лара резко тормознула, а я еще несколько метров пролетел. Человек был в шубе и высокой бобровой шапке до носа, лица не видно, такие шапки носили киношные и мультяшные бояре. Шуба тоже была не «мэйд ин сарай», длинная, сверкающая, видно, что дорогая. В руках человек держал длинное двуствольное ружье какого-то совсем несусветного калибра. Человек помахал мне рукой, поднял свое ружье и выстрелил. Мне в живот. Меня отбросило к стенке, я почти сразу умер и проснулся.

Живот на самом деле болел.

Странное время продолжалось.

Вернее сказать, не живот, а мышцы пресса. Как будто я качал их целый день, прицепившись ногами к перекладине. Видимо, от хохота растянул. Или хохотом растянул, не знаю, как точно. Тут и никакого смехотуна не надо, и без него окочуришься. Наверное, у Колчеданова тоже был смехотун, вот он на щекотании и подвернулся.

Я осторожно ощупал живот пальцами на случай возникновения грыжи. Грыжи не было. Все в порядке, смогу поднимать свыше трех килограммов. Я щелкнул пальцами и только тут понял, что в состоянии двигаться. Уже. Пошевелил ногами, пошевелил руками. Подвижность возвращалась. Ремни, правда, мешали. Я принялся ворочаться, но ворочанье не помогло. Не помогло и очень интенсивное ворочанье, прокрустов чемодан держал надежно, у старика Колчеданова явно имелся изобретательский талант. Я поглядел на соседнюю койку. Изобретатель пыточной техники отдыхал. С лицом человека, выполнившего свой долг. Спал. Храпел после трудов праведных. Уморился, бедняга.

Я успокоился. И стал думать. Стал думать, как мне отсюда выбраться. Не в смысле выбраться от Колчеданова, а в смысле выбраться из психушки вообще. И по возможности прихватить Гобзикова. Ждать до понедельника не хотелось совсем. До понедельника меня найдет старый.

И убьет. С особой жестокостью, с особым цинизмом.