Жестянка 2 (СИ) - Денисов Вадим Владимирович

И Дед технично столкнул тему вбок, заметив среди присутствующих в зале Кретову, которая не менее технично попыталась спрятаться под плинтус. А когда финт с плинтусом не получился, та возьми и заяви, что решение, в общем-то, имеется:

— Можно потянуть грузовик без мотора, глайдером… — осторожно предложила Ирка. — Если аккуратно, конечно.

— Вот и организуй! — облегчённо выдохнул Владимир Викторович.

— И если механики отдадут.

Что тут началось! Казанникову предложили тут же решить вопрос окончательно, пока женщины не приволокли злодеев сами, за уши или за другое место.

Дело было позднее, но огольцов быстро выдернули с вечерних посиделок за суррогатным кофейком и привели на правило. А Дед приказал Зубковой, как лидеру инициативной группы:

— Списки составляйте!

Та лишь развела руками, но смолчала, понимая, что нарвётся. Не самый подходящий момент для одиночных пикетов.

— Ирина, значит так, вопрос решённый, реализацию оставляю за тобой! Как и график, сама утверждай. Работаете группой, такое количество бесценных наших девочек, — старый хрен умело поклонился залу, — нужно охранять! Сделаете три рейса в Переделкино, а если будет нужно, то и больше, пока не съездят все.

— А вы! — он угрожающе навис с трибуны над оперативно доставленными рационализаторами-ответчиками. — В течение двух рабочих дней приведёте «газон» в состояние транспортной готовности.

— Да как же успеть за два! Этого мало, дайте нам хотя бы… — запричитал было Камиль Левашов, на что ему неласково пообещали в случае невыполнения особо важного распоряжения отправить вместе с напарником в пойму Дуромоя на рубку тростника. Так себе удовольствие.

Нетрудно догадаться, что Кретова тут же собрала первую группу и глубоко озадачила всех.

Едем теперь вот. Охраняем.

Слабым звеном в освоении и развитии Жестянки является её критическая малонаселённость при огромных размерах саванны. А также отсутствие транспортной сети. Нормальное автомобильное сообщение между крупными поселениями возможно лишь по единственной известной нам, и то лишь на коротком участке, магистрали «Север-Юг». Вот и катаемся взад-вперёд.

Сложное это дело, искать новые пути-дороги. А ведь они точно есть. Освоение новых земель никогда не было единовременной операцией, программой или неизменяемой концепцией. На деле это освоение — некоторые любят самонадеянно добавлять слово «покорение», — приходится повторять по нескольку раз, зачастую по одним и тем же маршрутам. И у нас, спасателей, а по совместительству ещё и поисковиков, есть все шансы успеть и побывать в самых неожиданных уголках этого уникального Затерянного мира, получив самые незабываемые впечатления. Лишь бы не инфарктные.

Как же это необычно, ехать по грунтовке с пустым капотом! Поначалу из кабины было слышно лишь неясный слабый шум, какой-то мелкий акустический мусор. Но вскоре я уже начал различать в этом ансамбле отдельные инструменты. Вот на сходе с кочек шелестит кардан, вздыхают, а то и постукивают передние телескопические амортизаторы, поскрипывают задние рессоры — тонны полторы в кузове, не меньше, если с грузом. Недовольно шелестят шины на поворотах, а есть вообще загадочные щелчки и тихие потрескивания. Совсем не так, как на гравилёте, где слышен лишь треск веток, если идешь над кустами.

Красота так ехать! Да ещё и на жёсткой сцепке. Водиле можно особо не напрягаться. Спика и не напрягается, больше смотрит по сторонам и в зеркала. Неплохо слышны обрывки разговоров в кузове, но прислушиваться не хочется. Лучше вообще не знать, о чём они там болтают.

А вот ходить по кузову не нужно! Непорядок. Я на ходу открыл дверь, высунулся, осторожно встал на подножку и предельно вежливо попросил:

— Девоньки, вы бы там не шастали, а садились пониже! А то вылетит кто на ухабе, а нам шину на сломанную шею накладывать. Пожалуйста.

— А мы и так сидим, командир! Ты не волнуйся!

— Мы вообще послушные! Да, Люсь?

— Податливые!

Скамьи мы сделать не успели, никто бы на это время не дал. Женщины устроились на мешках вдоль бортов и у кабины. Тесно. Ближе к корме навалом лежат разномастные плащи и ветровки, Это на случай непогоды, потому что дуги для тента тоже не соорудили. Там же хранится туго стянутый в рулон тот самый тент из парашюта, если что, накроются скопом, спрячутся под ним.

Хмыкают, перешёптываются.

Начинать извечную игру я не собирался.

— И всё-таки, давайте-ка пониже, чтобы центр масс был ближе к земле!

Тут включились силы посерьёзней:

— День, так у нас и так центр масс пониже… всегда! — низким постельным голосом молвила вредная Зубкова.

— Ой, какой у нас центр ма-асс… — заход тут же был подхвачен.

— Да ему показать надо! По очереди, Денис, или все сразу? Ты как любишь? Пучком или рачком?

Ну, началось…

— Девочки, они с Пикачёвым на центр масс Кретовой пялятся! У шофёра аж нос побледнел! — съязвила Оксанка, сильная, ловкая ведьмочка, красивая не столько лицом, сколько своей статью, которую не скрадывал даже мешковатый самовязанный джемпер.

— Не сработало, — тихо объявил я неизвестно кому, разочарованный результатом эксперимента с вежливостью.

И вернулся в кабину.

Тем временем Кретова наконец-то заметила в обстановке что-то неладное и теперь о чём-то быстро переговаривалась по рации со Спикой.

Самые активные в десанте — подружки-украинки, Оксана одна из них. Три хохлушки, как их называют, не разлей вода. Певуньи, болтуньи и хохотуньи. Молодые, заводные, в чём-то похожие друг на друга внешностью и почти полностью — характерами. Одна с интендантских складов, две — работницы зелёного хозяйства, в теплицах работают. Говорливые и показушно бесшабашные девчата, обманчиво распущенные, чуть ли не развратные.

Тут такой нюанс: легко участвуя в разговорах на любую тему с остротами и подколками, они сразу же замыкаются, стоит только поинтересоваться их прошлой жизнью на Украине. Просто теряются, реагируя крайне нервно и мучительно! И не на спрашивающего, а на себя, насколько я понимаю. Словно тумблером кто-то щёлкает или насильно меняет в голове программу.

Как и все люди Жестянки, три хохлушки ни черта не могут вспомнить из ближнего прошлого, однако каждый раз поиск воспоминаний о родных краях почему-то вгоняет их в прострацию, в ступор. Порой могут замереть минут на пять, замораживаются. Простейший, казалось бы, и вполне безобидный вопрос: «Как там было, на Украине?» способен мгновенно вогнать их в беспричинные слёзы, что очень странно. Объяснить не могут.

Люди на Пятисотке подобрались с самых разных городов и весей огромной страны, от Калининграда до Читы, однако все, кроме свежих новеньких, уже успокоились, смирились. Кому было положено слёзы горькие лить, отплакался в подушку, кому выпало психовать, стирая зубы от злости и отчаяния, — отпсиховался. С чего вдруг такая реакция именно на украинское?

Больше скажу, украинская тема вгоняет в непонятную тоску и даже депрессию всех остальных. Серьёзно! На себе проверял. Сквозь блок в мозгах пытается что-то вспыхнуть… что-то тревожное. Будто бы личное, словно я причастен к каким-то важным событиям. Тягостным. Пытаешься проколоть барьер и тут же натыкаешься на мрачную стену с ощущением, что лучше вообще не обращаться к этой теме. Даже не приблизиться.

Очень странное дело — и это ещё одна из неразгаданных загадок Жестянки, упрямо помалкивающей в своём безразличии к прошлому оказавшихся на ней людей. Увы, здесь былое ещё быстрей обрастает домыслами, но теряет существенное.

Что это? Согласно утверждениям некоторых промысловиков, а так же по свидетельствам сталкеров и непоседливых людей из Переделкино, в некоторых районах происходят совершенно необъяснимые явления. Человек невольно тянется к загадочному, к мистике. Пытается разъяснить непонятное, чтобы оценить степень опасности. От этого можно легко отмахнуться в посёлке, но всё поменяется, когда вы окажетесь в ночной саванне.