Алексей Мироненко - Зов крови
- Больше прятаться негде, - хрипло ответил ему Петро. – Это самое лучшее…
Его слова заглушил раскат грома. Сквозь доски на окнах пробивался ярчайший белый свет.
Земля слабо затряслась.
- Все Выбросы такие? – поинтересовался я у военсталов.
- Бывают и помощнее, - ответил мне Юрик, сидевший, прислонившись спиной к стене и откинув голову.
- Главное, чтобы нас не накрыло особо сильно, - добавил Петро.
Карташ сидел, прислонившись правым плечом к огромному ящику. Я оглядел группу, с трудом соображая, что происходит.
Андрей сидел, обхватив руками голову, и что-то бормотал.
Снаружи вспыхнула молния, прогремели раскаты грома, земля будто дернулась, и я рухнул на бок, ударившись щекой о холодный пол. Подняться обратно не удалось – тело совсем вышло из под контроля. Хотелось воспарить к небесам. А для этого надо было выползти наружу…
- Ты куда собрался, Служивый? – раздался чей-то голос позади.
Ощущение глубокой эйфории сменилось глубочайшим удивлением. Я куда-то собрался? Да я с места не двинулся. Я огляделся. Старшина остановил меня, когда я успел уползти на два метра от места, где сидел сначала.
- Плохо работаете, вояки, - пробормотал я. – Могли бы упустить арестанта…
О чем я говорю?! Голова гудит, чувствую себя как в ту ночь, когда напился и пошел гулять по Кордону. Именно что хотелось погулять на свежем воздухе.
- Ну-ка стой, мне еще премию должны дать, - пробормотал военстал и потащил меня обратно. Как он меня дотащил, я не успел досмотреть, просто канул в небытие…
Два месяца назад…
- Normally? – спросил натовец, только что заштопавший мою рану на боку. Я кивнул, морщась от боли. Медик туго перетянул рану, туже чем надо было, скорее всего это от того, что не очень не любил русских. Как и мы их.
- И так сойдет, - проворчал я, поднимаясь. В глазах тут же потемнело, я оперся рукой о стену, чтобы не упасть.
- Who are you? – спросил он. Ага, а задание тебе наше не сказать? Вы, янки, наши потенциальные противники, знаю я, как вы террористам помогаете.
- Какая разница, ху есть ху, - отмахнулся я. – Вы, америкосы, меня достали, например, я же не жалуюсь.
Натовский медик улыбнулся, довольствовавшись таким ответом, хотя сто процентов ничего не понял. Я прошел мимо строя американских солдат, слушавших крики своего командира. Кучи трупов устилали землю, повсюду лежали отстрелянные гильзы, оружие, оторванные части тела и раненые.
Никто из русских десантников не выжил. Я нашел тела Тихонова и Белецкого, а как погиб Орленко, я видел сам.
Я остался один. Нужно связаться с базой, выяснить, что мне делать дальше. Хотя скорее всего, я уже мертв для них. И мой холодный труп лежит в песках этих. Да, даже если они подозревают, что я жив, вряд ли они будут меня выручать. У России своих проблем хватает, у нее Зона в соседи напрашивается.
- Мьиронов! – коверкая мою фамилию, позвал меня один натовец.
М-мать его, откуда он знает мою фамилию? Я глянул на подошедшего ко мне старлея.
- You as? – поинтересовался он. Да какое тебе дело, подумал я и ответил:
- В порядке я, сенк ю, как говорится.
- Follow my, - попросил он.
- С какого это? – проворчал я. – Ноу, ноу, ноу, - помотал головой.
- Follow my, - повторил натовец, махнув рукой куда-то в сторону.
Я заметил натовский «Хаммер».
- There is one place, - сообщил лейтенант.
- Вот янки, привязался-то, - тихо сказал я. – Вер ту гоу? – спросил я на своем трижды ломаном английском.
- На нашу базу, - ответил за старлея подошедший к нам еще один лейтенант.
- О, благоразумный человек, - обрадовался я. – На какую еще базу? Мне нужно со своей связаться, я единственный выживший русский в этом пекле.
- Там свяжешься, на нашей базе несколько русских и ваш генерал. У нас приказ вывезти русских.
- Даже так? Ну тогда поехали. Хотя постойте. Я подойду.
Лейтенанты недоумевающее глянули мне вслед, когда я пошел к телам своих товарищей. Но я всего лишь взял их жетоны, по привычке. Нужно будет отдать их нашему ротному… Новому ротному, которого нам назначат, вместо убитого во время этого задания.
- Запрыгивай, русский! – сказал лейтенант, а сам сел позади. Я сел на место возле водителя.
Внутри был один сержант, два лейтенанта, с которыми я уже мило побеседовал, и водитель рядовой. В просторном «Хаммере» можно было посадить и больше народу, но видимо мало кто хотел ехать с русским «варваром». Водитель слева жевал жвачку, сержант на заднем сиденье тоже. Товарищи офицеры о чем-то говорили по-английски, я не слушал их болтовню, и даже если бы слушал, понял бы только половину, сто процентов.
- Сигаретка есть? – спросил я у водителя. Тот не понял вопроса. Офицеры и сержантик оказались некурящими. Я, в принципе, тоже не злоупотреблял, но хотелось успокоить расшалившиеся нервишки.
- Класс, - пробормотал я, выглянув в окно. Мы ехали в колонне еще нескольких «Хаммеров», набитых натовцами. И откуда только успели приехать? Главное, вовремя, когда бои уже закончились. Сотни мертвых тел устилали землю, солнце садилось, и от этого зрелища сковывал ужас. Красное небо, красные реки крови и облака пыли. И так на сотни метров вокруг.
Мы ехали по дороге, по обе стороны которой расположились обширные тропические леса. Мы выехали с равнин и теперь гнали по тропикам. Довольно быстрая смена климата, не кажется?
- Мьиронов, - обратился ко мне лейтенант. Я повернулся к нему.
- Че?
- Завтра вас отсюда увозят.
- Кого нас?
- Русских. Это не ваша война.
- Я смотрю, к вам она имеет прямое отношение.
Натовец не успел ответить. Он вскрикнул, выбросив руку вперед. Я посмотрел куда он показывает и успел заметить только взрыв впереди и грохот. «Хаммер», ехавший впереди, взорвался к чертям собачьим. Началась стрельба, я передернул затвор «калаша», который до сих пор спокойно лежал у меня на коленях, и искал, куда и в кого стрелять. На пуленепробиваемом стекле машины уже появилось множество трещин и углублений. Я нацепил каску.
Сектанты устроили засаду в тропиках, и довольно неплохо. Первую машину колонны подорвали, и не объехать ее, ни повернуть назад на узкой дороге. Заработали пулеметы на крышах машин, канонада выстрелов заглушала крики натовцев и революционные лозунги сектантов.
- Миронов! – крикнул лейтенант. – Вылазь из машины!
- Вы что, головой ударились?! Подстрелят вмиг!
- Гранатомет!
- А, понял!
С последними словами я вывалился из машины, и стреляя вслепую в сторону леса, побежал вперед. Позади слышался стук пуль о броню «Хаммера», рядом с которым я бежал, затем рванула машина, из которой мы выбежали. Взрывной волной меня опрокинуло наземь, и весьма вовремя: надо мной просвистели еще пули, со стуком ударяясь о дверь «Хаммера».
Рядом разорвалась граната, я лишь успел прикрыть голову руками. Почти ничего не соображая после взрыва я поднялся чуть ли не в полный рост и пошел дальше. Рядом свистели пули, слышались крики, стоны раненых, кровь брызгала во все стороны, а я шел себе, пока одна пуля не подкосила меня, попав в плечо.
Я рухнул наземь, схватившись за новую рану, открылась рана в боку, и кровь неприятно увлажняла одежду и живот. Зато мысли прояснились, но лучше от этого не стало – ведь теперь я снова осознавал, в какую переделку попал. Слух пришел в норму, действия вокруг вновь приобрели ясность.
К трелям натовских винтовок присоединился родной грохот «калашей» - и, к моему сожалению, «калаши» были в руках сектантов, а вовсе не в руках союзников. Я поднялся и короткой очередью скосил подбежавшего ко мне сектанта. Тот что-то прокричал, но я не понял, и рухнул на спину. Я поднял автомат одной рукой, левая совсем не слушалась.
Дело дрянь, думал я, почти теряя сознание от боли. Я стиснул зубы и пристрелил еще одного террориста. Тот упал на колени, и из его руки выпала граната.
«Чеки нет», - последняя мысль, что пронеслась в моей голове.
Сейчас…
Тьма отступила, и я разглядел потолок над своей головой. Странно, только что я был там, в Африке. Наверное, потерял сознание, и меня притащили в укрытие.
Потолок казался таким далеким и размытым…
Хотя с другой стороны, до него можно дотянуться рукой…
Что я и попытался сделать. Странно, ничего из этого не вышло. Руку я не смог поднять. Не смог даже пошевелить, даже заставить пошевелиться. Думалось на удивление легко, казалось, сейчас смогу просто встать и горы свернуть, но любая попытка шевельнуться отзывалась в висках такой болью, что пришлось оставить попытки.
Давай же, Миронов, поднимайся!
Странно, кто это сказал? Хотя мало ли кто, я даже осмотреться не могу. Ответить я тоже не смог – даже челюсть отказывается повиноваться. И моргнуть не могу… неужто парализовало?!
С этой мыслью я вскочил на ноги, но тут же рухнул, подкошенный очередным приступом боли. Рухнул в крайне неудобном положении – на живот, ударившись щекой о холодный бетонный пол. Перед глазами возник чей-то грязный ботинок. Вонючий, грязный ботинок, но я был рад и этому. В смысле, тому, что смог пошевелиться.
