Владимир Яценко - Ржавая Хонда (сборник)
В палатке живёт купец со своими жёнами. И жёны у него очень красивые. Дело даже не в лицах, фигуре, одежде. Это само собой. Как они ходят… плывут! Задница туда-сюда, как на пружинках. Даже страшно становится за эту красоту: вдруг отвалится?
С караваном мы уже один отбой. Похоже, что летят они по известному маршруту. Стояли у озера с чистой водой. Так эти женщины голыми при нас купались! Купцу по фигу, а ребята отворачивались. Ещё одна странность: если девушкам всё равно, отчего же не посмотреть? Если глаз радует?
Я даже ближе подошёл, разглядывал их. Слюни пускал. А они смеялись и водой брызгались. К себе звали. А что? Я бы выкупался. Только неудобно как-то. Они же купца жёны? А у меня такое напряжение в штанах, что только разденься…
Кстати, о напряжении. Южный горизонт затянут мутной пеленой, из которой в нашу сторону тянутся сиреневые клочья. Скверная примета. Очень похоже на приближение урагана. Дождь, град, шквальные порывы ветра.
Поднимаюсь на ноги и присматриваюсь: так и есть. Через пять-десять минут эта напасть будет над нами. Почему никто не бьёт тревогу? Какими бы устойчивыми ни были леталки, лучше приземлиться и зарыться поглубже.
Задираю голову. Так и есть: оба стервятника, присматривающие за купцом, наверное, от самой Москвы, уже удрали. Понятно: им сверху лучше видно, куда движется стихия.
Оглядываюсь. Булыга, Феликс и Каин дремлют, прикрывшись дерюгами. В последнем отбое глаз не сомкнули – несли дежурство. Данила что-то высматривает в бинокль на севере. Иван украдкой наблюдает за Данилой. Может, Ивану сказать? Данила, старший в команде, всё время чем-то недоволен: отмалчивается, хмурится и напряжённо думает. Прямо как мой Каин!
Но обратиться к Ивану я не успеваю: откинув полог, из куреня выходит Мария. У неё чёрные волосы, и она ниже другой жены купца, которую зовут Еленой.
У Елены волосы светлые, почти белые, а ещё высокая грудь. Но Мария мне нравится больше.
– Привет, Рыжик! – Ух ты! Это она со мной так разговаривает! – Как служба?
Пытаюсь ей ответить, но горло сдавило: чего-то хриплю, а что прохрипеть собирался, уже и не помню. Поэтому с минуту откашливаюсь, пытаясь унять сердце и восстановить дыхание.
Мария подходит к самому борту. Между нами только туго натянутый канат, кажется, протяни руку – и можно будет потрогать её волосы. Возникает сильное желание перебраться по канату на буксир. Интересно, что мне за это будет? Оглядываюсь: за нами наблюдает только Иван. Прислушивается…
– Да, – говорю и вдруг понимаю, что забыл, о чём она спросила. – Хорошо бы…
Она смеётся. Глаза блестят, влажные губы, милая улыбка… Вот это да! Я уже не хочу к началу Тьмы. Хочу быть купцом.
– Это правда, что ты из самого Мурома пешком идёшь?
– Из Коврова.
– Зачем?
– Хочу начало Тьмы увидеть… Хотел, – поправился я. – Раньше хотел.
– А что так, Рыжик? – смеётся Мария. – Передумал?
– Да. Теперь хочу быть с тобой.
– Ого! – У неё широко открылись глаза. Она по-прежнему улыбается, но как-то по-другому. До моих слов это была просто улыбка. А теперь это была улыбка именно мне, Рыжему из далёкого, побитого грязью и мухами Коврова. – Ты знаешь толк в комплиментах?
– Нет. Я не знаю, что такое комплименты. Просто ты очень красивая. Когда я на тебя смотрю, мне не хочется ни о чём думать. А когда тебя не вижу, могу думать только о тебе. Это волшебство какое-то?
– Да, Рыжик, – смеётся Мария. – Волшебство. Ты самый симпатичный дикарь из всех моих знакомых дикарей.
– Я не дикарь, – кисло отвергаю её предположения. Кажется, я опять сморозил какую-то глупость. – Я знаю, что такое вилка и ложка.
– И нож? – В её голосе насмешка.
Странный у них тут всё-таки юмор.
– Разумеется, как же без ножа? Это без вилки с ложкой можно. А без ножа нельзя.
Я «разламываю» дубинку пополам, обнажая клинки, и это пустое бахвальство спасает мне жизнь.
– Мара, в курень!
У меня нет времени на глупые слова. Врагов много, каждый – верная смерть. Удар, замах, удар на возврате левой… я рассекаю тела сектов и вижу, что не поспеваю за круговертью атакующих насекомых.
Прыгаю вниз и под прикрытием буксира нахожу относительное убежище: теперь всё зависит только от моей скорости и выносливости. По величине и форме секты сродни ноге взрослого человека: «бедро» – широкое брюшко с крыльями и головой, «голень» – сегментированный хвост, который помогает твари держать равновесие в полёте. Чтобы добраться до меня, им нужно залететь под леталку и потратить несколько мгновений на разворот и прицеливание. Этой паузы пока достаточно для обороны. Удар, замах, возврат правой… Каждая рука прямым и обратным движением разваливает тварей на части. Гудение атакующих сектов перерастает в рёв. Вскоре я забываю о своих сомнениях в убойности прямых клинков. Конечно, в отличие от серпов теперь нужна оттяжка, но разве сравнить заточенный булат с железом?
Нет, мои проблемы не в отсутствии привычной кривизны лезвия. Теперь жалею, что не нашёл времени, чтобы как следует приспособиться к новому оружию: длинная рукоять несколько раз бьёт по локтю. Перехватываю чуть ниже… Теряю скорость из-за «лишнего» веса рукоятей: при ударе нужно прикладывать дополнительные усилия на раскручивание «балластной» части инструмента.
С другой стороны, длинная рукоять позволяет на противоходе тупым концом отбиваться от сектов, атакующих со спины. Мне удаётся сдерживать насекомых на расстоянии нескольких метров – вполне достаточно, чтобы жить: следить за дыханием, равновесием и не выходить из тени леталки. Я даже успеваю посочувствовать тем, кто наверху. Там тоже идёт бой: справа слышу падение тела. Глупо, конечно. Сопротивляться глупо. Моя смерть – вопрос только времени. Короткого времени. Буду жить, пока не упаду или не выроню оружие. А ещё возможен «прострел» сухожилия. Нагрузка на запястья – о-го-го! Впрочем, ничего нового. С рождения с этим живу.
Буксир прибавляет в скорости, и я ускоряю шаг. Правильно, конечно: они пытаются выйти из роя. Но мне-то теперь нужно бежать! Оказаться под открытым небом – ещё один способ со всем этим скорее покончить. Как там мои товарищи? Я кручусь во все стороны. Смешно: если бы эти штуки были вполовину меньше, я был бы давно уже мёртв. А так – ничего, получается. Только колени нужно поднимать выше, чтобы при беге не споткнуться о куски порубленного противника, да чаще оборачиваться, потому что теперь они чаще догоняют, чем преграждают путь.
Начинаю уставать: огненным обручем сдавливает грудь, тяжелеют руки, темнеет в глазах. Спотыкаюсь раз, другой… Нелепо взмахиваю руками, рискуя поранить себя лезвием…
И вдруг я оказываюсь под открытым небом.
Глухо вскрикнув, пытаюсь вернуться – не тут-то было! Буксир, из-под которого я выскочил, быстро опускается на землю. Сильнейший порыв ветра бросает меня на колени. Над головой бичом перекатывается гром, сверху падает плотная масса воды. Но я уже прихожу в себя: встаю на ноги, поднимаю лицо и руки с зажатыми в них клинками.
Дождь смывает с меня пот и грязь.
Я рычу – это мой смех. Я слеп от усталости – это моя жизнь. Мне нравится, когда темно. Я ненавижу свет. Сверкает молния. Выпад. Промах. Кричу от разочарования. Когда-нибудь я всё-таки её подсеку. Сырым холстом рвётся лоскутами небо. Мой крик заглушает перекаты грома.
Из толщи дождя проступает сверкающее тело торнадо. Захваченная вихрем вода отблёскивает сталью. Торнадо выглядит гигантским змеем, который стоит на хвосте и головой упирается в небо. Это полоз за мной вернулся. Тот самый, которого я сожрал два отбоя назад. Он пришёл, чтобы свести со мной счёты. Гул становится невыносимым. Капли дождя, раскрученные ветром, кусают левую щеку. Мне приходится отвернуться вправо, чтобы сберечь глаза. Ветер настолько плотен, что я откидываюсь влево, едва не ложусь на воздух. Как же неудобно будет из этого положения ударить змея!
Из-за правого плеча слышу крики. Кто-то зовёт. Напрасно! Сейчас я покажу этой твари, как умирает человек. Я делаю шаг, разминаю кисти рук, раскручивая веером оружие, примериваясь для решительных ударов. Вот она – последняя битва! Самое время показать депам, кто в этом мире хозяин. Я убью его. Я убью их всех! Зарублю на хрен!..
Что-то тяжёлое накрывает голову. Кажется, меня ударили. Кто посмел? Слабеют руки. Из ладоней скользит оружие. Я падаю сквозь вечность в никуда.
Меня подхватывают и несут…
3. ИВАН КУПЧЕНКО
– Тебя как зовут, Рыжий?
Его лицо было передо мной, и я видел, как он старался, но не мог постичь, о чём это его спрашивают.
– Это шутка такая? – спустя долгую минуту отозвался Рыжий.
За стенами убежища – ливень. Гроза отбушевала, теперь просто льёт: безнадёжно, безысходно, беспросветно. Почва, насколько пелена дождя позволяет видеть, сплошь покрыта водой. Грунт не успевает впитывать влагу, и теперь всё пространство вокруг превратилось в одно непроходимое болото.
