Михаил Гвор - Поражающий фактор. Те, кто выжил
— Ваасалам алейкум!
— Привэт, дарагой! Захады, гостэм будэшь! — акцент у лейтенанта наигранный и, скорее кавказский, чем местный. Естественно, в этой фразе, которой он меня приветствует уже лет тридцать. Обычно он говорит без всякого акцента.
— Что нового в мире.
— Хорошего ничего. Евреи с арабами продолжают делить Ближний Восток. Сколько лет уже делят, поделить не могут...
— А чего-нибудь посвежее есть?
— Да нет, вроде.
— Бахреддин! Кисмет... — высовывается из балка Джамиль, стажер в звании сержанта. Видит меня и переходит на русский, — передала, что ядерной бомбой запустили!
— Кто запустил? — подхватывается Бахреддин.
— Да непонятно, то ли Израиль, то ли по Израилю... Душанбе сама не знает, да и слышно через слово...
— Кери хар! — матерится спасатель обычно по-таджикски. — Уроды! Нагадят, а потом им гуманитарную помощь посылай.
Чего-то мне неспокойно стало... Боюсь, не отделаться нам гуманитаркой...
— Бахреддин, ну-ка, напомни, в Сирии сейчас штатовские войска? Или я путаю?
— Правильно говоришь, американцы там.
— Задница! Если их приложили боеголовкой — это война. Третья мировая. Ядерная.
Спасатель белеет.
— Да нет! Ну, ты что... Мало информации...
— Верно, мало. Дай бог, чтобы я ошибся. Ладно, пойду, скоро связь с Олегом.
Уже уходя, слышу, как Бахреддин бормочет под нос по-таджикски. Не сказать, чтобы я хорошо знал язык, но это понимаю:
— Во имя Аллаха, только не по Душанбе! Ну, кому мы нужны!!!
Могу его понять. Что ему Россия и Штаты! А в Душанбе у лейтенанта семеро детей.
Окрестности Новосибирска, полигон Владимир Пчелинцев (Шмель)
Разведчиков ждали около двух часов. Пчелинцев время не засек, а переспрашивать ни у кого не стал. Личный состав за это время успел поделить патроны. Каждому по девяносто штук досталось. Как раз, два магазина в подсумок, третий — в автомат. С пулеметами вообще замечательно вышло. По два короба — «сотки» на ствол — это очень и очень жирно. Еще и со снайперами поделились. Конечно, пулеметным стрелять из СВД — далеко не лучший выход, но, сообща решили, что на безрыбье и раком можно. У снайперов и своих сорок штук имеются. По всем нормам — как раз на толковый общевойсковой бой.
Что от бригады остались только они, комбат-два понял сразу. Как только прошелестела ударная волна над головой. А вот дальше что?
Пчелинцев сидел на КПП, и, разложив на столе немногочисленные детали, чистил УСМ Макарова.
Если война на всю планету — надо ждать ядерную зиму. Если локальная — то десант китайцев на голову. И вообще, как жить дальше? Многочисленные книги давали совершенно разные советы. Одни предлагали засесть где-нибудь в высотке, вторые — строить новое общество... А майору все больше и больше нравилась версия с пулей в голову.
Все раздумья прервал крик наблюдателя с вышки:
— Наши едут!
Комбат на скорую руку собрал пистолет и сунул его в кобуру. И выскочил из двери как раз вовремя. Разведка вернулась. Свежих дырок от пуль вроде не было.
По привычно «кирпичной» роже Сундукова ничего прочитать в принципе было нельзя. Разведчик же.
— Что там? — Коротко спросил комбат. Подойдя к машине вплотную. Чтобы лишние уши раньше времени не услышали ничего.
— Там? — Задумался Сундуков. — Там весело... Но фон в норме. Готовы?
Вместо ответа, Пчелинцев только кивнул. И заорал, надсаживаясь: — Батальон, строится! Приготовиться к выдвижению в сторону расположения!
И через десять минут суматохи: — Бегом, марш!
А потом, были нескончаемые километры дороги. Сбитые ноги, автоматный затвор колотящий по спине, залитые потом глаза. И общий задушенный полу-крик, полу-стон. На громкий уже дыхания не хватило...
От бригады остались только развалины. Кое-где еще дымящиеся. Подступающий закат добавил багровых тонов. И все вокруг на миг показалось залитым кровью.
Таджикистан, Фанские горы, Мутные озера Алексей Верин
— Чимтарга, ответь Мутным, прием.
Пятисекундная пауза. И снова:
— Чимтарга, ответь Мутным, прием.
Леха пытался связаться с группой Олега уже семь минут. Еще три, и можно сворачиваться. В принципе, ничего удивительного, ночевки за перегибом, а хваленые «моторолы» вне прямой видимости берут очень хреново. Впрочем, наши «виталки» еще хуже.
— Чимтарга, ответь Мутным, прием.
— Мутные, я Чимтарга, как слышишь? — слышимость Леху удивила. Похоже, Олег вылез на перегиб. Достаточно далеко, между прочим.
— Чимтарга, слышу вас хорошо, включаю рацию. — дежурной остротой ответил Верин.
— Леха, завтра никуда не идёте. Ждёте нас или спускаетесь в лагерь. Передай Руфине — выход на все восхождения закрыть. Отправку групп вниз отменить под любыми предлогами. Все передвижения только в направлении лагеря. Отцу скажи: район закрыт в связи с лавинной опасностью. Как понял, прием.
— Олег, какие лавины, ты что несешь? А клиенты? Прием.
— Передай, как я сказал. Своим клиентам скажешь — приказ Потапа! Прием.
— Да ты можешь сказать, в чем дело? Прием.
— Передай отцу: Фаны закрыты в связи с лавинной опасностью. Понял? Прием.
— Понял. Фаны закрыты в связи с лавинной опасностью. Прием.
— Всё. СК.
— СК. — Леха выключил рацию и недоуменно пожал плечами, — ничего не понимаю. Приказ всем вниз.
Посмотрел на часы и опять включил «моторолу».
— База ответьте Мутным, прием...
Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады Владимир Пчелинцев (Шмель)
— Докладывайте, товарищ капитан! — устало сказал Пчелинцев, сидя на груде кирпичей. Что тут раньше было, он вспомнить не мог, как не пытался.
— Что там докладывать, комбат... — махнул рукой Сундуков. И присел рядом. Не та обстановка была, что бы продолжать политес привычный. — Насчет жопы, это ты, Глебыч, помелочился. Мы в таком, что слов нет. Хуже Панкийки.
Мимо командиров пробежало четверо солдат, несущих на плащ-палатке раненого. В опускающейся темноте не было видно, кто именно.
— И таких уже с полста будет. — Сундуков закурил, протянув пачку и майору. — А мы только вторую казарму пробежали на скорую руку. Слишком долго батальон на полигоне сидел.
— Благодарствую. По медицине какие новости? — Щелкнул зажигалкой Пчелинцев, вспыхнул огонек сигареты. — Санчасть разнесло, знаю. А временем хоть ты не попрекай. И так сам себя сожрал за перестраховку.
— А вдруг прав был бы? И нас тут Чернобыль встретил? Или полк китайского десанта? По медицине следующее: раненных, вместе с нашими тремя, уже пятьдесят два. Может, еще кого нашли. Половина до утра не доживет. Четверть — крайний срок два-три дня. Переломы страшные. И контузий до черта. Докторскую хатку разнесло не целиком. Эпицентр далековато оказался, завалило только. Я два взвода отправил, пусть копают. Мезенцева откопали уже. Матерится, спирт пьет, оперировать бросается.
— Понятно. Подполковника хлебом не корми, дай отрезать чего. И балкой его не грохнешь, убийцу в белом халате. Ой, Саныч, как хреново-то мне...
— Немудрено. — Ротный огляделся и протянул комбату солдатскую флягу, увесисто булькнувшую. — Причастись. Может полегшает. Пчелинцев отхлебнул пару раз, и вернул, изрядно опустевшую флягу хозяину.
— Коньяк?
— Обижаешь! Самогон на дубе настоянный. Свой рецепт.
— Так вот, мне полегчает, когда все на места вернется.
— Не вернется. Больше никогда. И пока мы сидит — личный состав с ума сходит. Двое застрелились уже. — Завинтил крышечку Сундуков и поднялся. — По-умному, с водой в стволе. Какая сволочь только подсказала. Так что, хватит сидеть и самого себя жалеть. Всем плохо. Думаешь, мне завыть не хочется?
— Хочется. Как иначе.
— Вот именно. Так что, товарищ комбат, вставайте, да идите выполнять свой священный долг. Орите, рычите, грозите расстрелом. Только бойцам задуматься не давайте. И летехам. Терентьев как общагу увидел — еле пистолет забрать смогли. Сидит теперь связанный и воет.
— А ты? — В лоб спросил Пчелинцев. Ротный с ним на одной площадке жил. В семиподъездной пятиэтажке от которой целым остался только кусок торцевой стены, да и тот лишь до третьего этажа.
— А я права не имею. — Огрызнулся вдруг капитан. — У меня кроме семьи еще рота есть. И комбат, который расклеился и нихрена сейчас не командир!
— Саныч, не заводись. — Пчелинцев встал с кирпичей, и попытался успокоить ротного.
— Да пошел ты на хер, Шмель. — Сундуков плюнул майору под ноги тяжелым сгустком слюны перемешанной с пылью. — Я две войны прошел. — непонятно зачем, уточнил Сундуков и поплелся, к санчасти.
— Ты куда? — Окликнул его майор.
— На муда, Глебыч, куда же еще. — Ответил ротный, не оборачиваясь. — Сейчас спирта найду пару литров, да за упокой душ нажрусь. А потом застрелюсь. И пусть Максим Викторыч вскрытие сделает.
![Роберт Хайнлайн - Космический патруль [=Космический кадет]](/uploads/posts/books/102132/102132.jpg)
