"Фантастика 2025-121". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Верещагина Анна

«А может, Якуб уступил старику Милошу и одну из девок его хочет взять? – подсказал внутренний голос. – Тайком сладить дело и наградить поскорее куничью девку дитятей, чтоб не успел Чернский господин помешать, и остался удел под Бяломястовичами. Не достался сыну княгини Эльжбеты».

«Может, и Ядвигу услали на чужой двор, к будущей невесте князя? – подсказала надежда. – Потому и не видать Ядзи в Бялом».

Днем было ему к терему не подойти – уж слишком отличался великан-дикарь от срединцев лисьего двора. Игор укрылся в тени старой полуразвалившейся сельницы недалеко от княжеских конюшен и замер, как умеют только в Закрае, что и волос не шелохнется, не приглядишься – и не догадаешься, что че- ловек.

Когда вышла из двери девчонка, аж сердце заломило, как похожа была та на Ядзю – словно все девки в Бялом на одно лицо. Курносенькая, смешливая, с длинной косой. За нею вышел, погромыхивая ведрами, высокий палочник.

– Дай сама, – улыбнулась девчонка, заслонилась, смущаясь, рукавом. – Что я, по воду не хаживала?

– А может, я пособить хочу, Юлита? – придвинулся к ней палочник.

– Видала я таковых-то помощников, – отмахнулась девка, хихикая. В игру эту они, верно, игрывали уж – и обоим она нравилась. Да только на этот раз припрятал маг для своей простушки в рукаве диковинку.

– А место, где утопленника нашли, видала?

– А ты знаешь? Покажи! Сам его видел?

– Видел. Как не видать. Мы его со Збыней ко князю принесли.

Палочник явно гордился своей ролью в истории с мертвецом: выпячивал грудь, крутил пальцами длинный ус. Как есть богатырь – хоть тотчас на роспись в княжеские хоромы.

Девчонка распахнула глаза. Пошла за ним, заглядывая в лицо с кошачьим неистребимым любопытством, на какое одни пригожие бабы и способны.

– Ну и каков он? Тадеуш-то Дальнегатчинский при жизни красавец был. Княгиня-то наша как его любила… Ведь без памяти. Когда ее за Чернца проклятого отдавали, так мы с девками все глаза выплакали. Жалко-то как было. И господина Тадека жалко. Красивый такой, обходительный.

– Да какое красивый, – ревниво ответил палочник, уводя девчонку дальше по тропе вдоль реки. Снег сошел еще не везде, и сапожки девки и ее ухажера глубоко отпечатывали в грязи следы каблуков.

Игор черной невидимой птицей двинулся за ними.

– Рыбами весь объеденный. И лица-то не осталось. Раздутый весь, страшный. А на шее вот этак, – маг провел рукой под подбородком и вверх, за ухо – полоса темная. Говорю тебе, Юлитка, только ты никому не сказывай. Не магией убил его Чернец – задушил. Веревкой или ремнем. Поверь моему слову. Я на службе князя повешенных навидался. Вот тут он и всплыл…

Палочник качнул головой, указывая взглядом на темную воду реки. Юлитка охнула, прикрыла ладошкой рот. Побледнела. Маг – не будь дурнем – бросил воду, подхватил девку и принялся мять, пока она обмирала и охала.

Игор понял, что уж больше ни о чем важном они не заговорят. Бесшумно свернул к берегу другой тропой, думая о мертвом дальнегатчинце и о том, кто мог удавить мальчишку. Привыкли все любую беду валить на голову Чернца Владислава, и мысли не придет поискать убийцу в другой стороне.

«А может, сам Якуб Белый плат и задушил дурака? – вновь подсказал внутренний голос. – Ездил Тадеуш. Князей баламутил. Не на руку это было молодому лису. И Казимеж был хитер, а сынок, хоть и бессильный, похоже, похитрее будет. Есть у него, видно, что-то на уме. Если пошел Тадек поперек, мог или не мог топью ломанный послать к нему удушителя?»

Для себя, узнав о смерти дальнегатчинца, решил Игор, что сам на себя мальчишка руки наложил. Слабы срединцы были до всякого чувства, чуть что – то в петлю от несчастной любви, то в реку от бед да горестей. Не умели в Срединных лесных землях терпеть боль и нужду, вставать против беды во весь рост, сжав кулаки… Слабоват народец. Один и выискался из всех – высший маг Владислав. Да еще лекарка эта, Ханна. Ведьма из Вечорок. Люта девка. А остальные… как стадо блеющее. То овечки тонкорунные, мягкие, теплые, как Ядзя. То бодучие твари, как Владекова женка и ее проклятущая мать. А все одно – стадо. Одной похотью да страхом и живы.

Захотел Тадеуш из Гати по-волчьи выть – и свои же бараны накинули ему на горло удавку. Только кто? И зачем?

Не мог понять Игор, но чувствовал крепко – не к добру это. Затевается что-то, и чем скорее узнает Владек…

Игор подошел, утопая по щиколотку в мокром песке и речной илистой грязи плеса, к воде, черпнул пригоршней. Плеснул на лицо.

Попытался вытянуть сапог из ила. Да не тут-то было. Уцепилось что-то, тянется. Какая-то черная тряпка.

Игор брезгливо выдернул ее из песка. И заколотилось сердце в висках. Загрохотало. Великан сполоснул в мутной речной воде свою находку, словно надеясь, что растворится, исчезнет, позволит горячей игле выскочить из сердца.

Но не исчезла, лежала на руке. Истекала каплями белой воды и невыплаканного горя синяя лента.

Гнев душил его. Такой гнев, что ребра ломает, так ширится и растет он в груди. Гнев отчаяния. Гнев неизбывной вины за то, что неотвратимое не отворотил, предначертанное не отвел. Не спас того, кто не желал быть спасенным.

Но за кустами в медленно подступавших сумерках пошли, тихо переговариваясь, к терему давешние любовники. Он налегке, держа на руке плащ с гербами своего убийцы-князя. Она – с полными ведрами. Верно, получит нагоняй, что долго ходила.

Вот такие молодцы, как этот усатый, охраняют князя Бялого. Снять таких часовых – пара пустяков.

Взять за ворот князя Якуба. Выспросить все про удавленного дальнегатчинца, про посланцев с соседскими гербами, а главное – про нее, про Ядзю. Ее за что?

О, был бы Игор в родной земле!.. Уже молился бы Якуб Белый плат о смерти, просил ее, клянчил, как бродяга корку хлебную – убей, Игор Голямский, царь закрайский, убей из милости, из жалости. И не был бы к нему Игор ни милостив, ни жалостен.

Игор прижал ленту к губам, и представилось ему, как плывет под водой, под зимним льдом его Ядзя. Как смотрят сквозь воду ее добрые серые глаза. Как касаются их рыбы и речные травы…

Закраец сбросил плащ, сапоги, штаны и остался только в недлинной, едва до середины бедра, темной рубашке. Забрал волосы. Обвязал мокрой выцветшей лентой. Свою одежду и колчан, подумав, сложил в суму, что повесил на плечо, как и дикарский свой лук, и медленно пошел по ледяной воде вдоль берега туда, где, петляя, поднималась дорожка от реки ко княжескому терему.

Бяла кусала его холодом за колени и щиколотки; пальцы проваливались в мягкий топкий речной ил. Но Игор шел, медленно и бесшумно, словно скользя по воде, едва касаясь ее краем рубашки.

У черного крыльца стояла пара дружинников, и сама дверь оказалась заперта. Игор глянул на них издали и пошел кругом.

– Землица-заступница, красота-то какая, – прошептала, замерев, девка на дворе, когда он вышел к ней, босой, в одной рубашке.

– Нешто такая красота бывает?! – Она не отрываясь смотрела на лицо закрайца, и думать забыв о том, что нечего делать тут, рядом с теремом князя Бялого, в самой сердцевине Срединных земель, дикарю- лучнику.

– Проводи меня, милая, ко князю, – сказал он тихо.

Девчонка не шелохнулась, все смотрела, замерев. Игор слабо улыбнулся ей, коротко поклонился.

– С кем это ты тут лясы точишь, пока тебя на кухне дожидаются?! – пробубнил рядом женский голос.

Игор обернулся к дородной бабе, румяной от жара – верно, только с кухни. Та остановилась, уперев руки в боки – да так и застыла, открыв рот.

– Матушка-Землица, святая красота… Уж не последний ли час пришел?

– Последний, – просто ответил ей Игор. – Хочешь жива остаться, ко князю веди.

Баба торопливо посеменила вперед, вытирая руки о передник. Игор пошел за ней, оставив девчонку-служанку молча глядеть им вслед.

Да только у крыльца стражники были не одни – высокий гонец в пыльном дорожном плаще отчаянно бранился с заступившими ему путь дружинниками. Видно, что-то такое обсуждалось в дому, что не поскупился князь на охрану выходов.