"Фантастика 2025-121". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Верещагина Анна

– Что там супруга моя, Ханна, здорова ли?

Агнешка едва не подскочила, услышав голос князя за спиной. Долго ли стоит он тут, видел ли, как приходил ко княгине красавец-манус?

– Здорова, Владислав Радомирович. Велела на реку пойти, принести воды холодной. Ноги у нее отекают, вот и обтираем мы с Надзеей водой. Из колодца не велит, говорит, там больно студеная.

– А Надзея что не пошла? Что тебя в темень услали? Или сама убежала от этих гадюк по воду?

Агнешка поблагодарила судьбу, что застал ее князь в темноте, не увидел заплаканного лица. Авось и дрожь в голосе принял за обиду на Эльжбету. Руки-ноги тряслись, да только, по счастью, уж знает князь, что нельзя ему к лекарке прикасаться, к Бяле – не заметит, как колотит ее, как бросает в жар.

– Сама убежала, – сказала она, стараясь, чтоб ответ звучал весело, да получилось не так – с тоской, с болью.

Две фигуры на крыльце стояли, недвижимы. Женщина запрокинула голову, подставила луне бледное лицо, прикрытые глаза. Мужчина жадно целовал ее руку, а ветер, всезнающий сводник, шевелил его черные кудри, пускал волнами, как ночное море.

Слишком долго задержала на них взгляд Агнешка.

– Он это, верно, Ханна? – не спросил, сам себе ответил Влад. – Вот и пришло время трусливому кобелю клеймену быть.

Двинулся князь к двери, Агнешка выдохнула: «Стой» – и перегородила ему путь. Стукнуло об пол ведро. Уперлась лекарка обеими руками в грудь князя, в рубашку черную. Пробрался лунный луч в окно, заиграл на серебряном шитье.

Князь схватил Агнешку за плечи, хоть и осторожно, чтоб кожей кожи не коснуться, а крепко. Хотел отодвинуть.

– Стой, Владислав Радомирович. Не ходи. Уедет он завтра. Не знает он, что я здесь. Схорони, не выдавай!

Сжались княжьи пальцы, до боли впились, и ослабла хватка Чернского волка. И не держит, и не пускает.

– Отчего думаешь, что уедет?

– Денег ему дали. Знать, привез весточку из Бялого – и обратно в путь. Туда и дорога ему. Не выдай, князь!

Владислав придвинулся ближе. Грудь его под рубашкой горела, что камень в костре. Жаром палила Агнешке дрожащие ладони. Потянул ее к себе князь, хотела лекарка упереться ему в грудь, оттолкнуть, но отчего-то ослабели локти, согнулись. В глазах князя, в волосах, тронутых сединой, горела серебром луна. Владислав дышал глубоко и резко. Агнешка замерла, не в силах шевельнуться. Сердце билось гулко, казалось, слышит его Владислав Чернский, вровень с ударами сердца втягивает тонким носом воздух. Дыхание ее ловит. И в одно мгновение почувствовала Агнешка, какая буря в нем, какая силища, простому человеку неподвластная. И вся сила эта ничто перед ней, перед ее даром. Но пожелай она сейчас – и лютая гроза, заключенная в серых глазах князя, обрушится болью и мучением на мануса Илария. За то только, что посмел взять силой лесную травницу.

Агнешка стояла, глубоко и прерывисто дыша. Словно и сама того желала: проникнуть дыханием в самое сердце чернского властителя, проникнуть в голову его, в хребет, раствориться в грозовом взгляде, спрятаться там, позволив силе нечеловеческой, страшной защитить ее на веки вечные от зла и горя.

Мелькнула тень за окном. Стукнула створка.

Князь притиснул Агнешку к стене, заслонив собой. Агата со странной отрешенной улыбкой на губах прошла мимо них, не коснувшись. Не приметила. Умел князь глаза отвести. Значит, была уже у него на тещу петелька.

Но едва скрылась княгиня, Агнешка оттолкнула что есть силы своего нежданного защитника, схватила ведро.

– Супруга ваша воду ждет, – выпалила.

– Дай я помогу.

– Не к лицу князю по воду как слуге ходить. Я прислуга, моя и работа.

– А если он еще там?

Всхлипнула Агнешка, но замотала головой.

– Стыдно.

Сама не знала, чего стыдилась, того ли, что князь ей в водоносы просится, или того, что сердце от страха колотится и твердит вслед за Чернцем: «А вдруг он еще там?»

Стиснул челюсти князь, но ничего не сказал. Позволил пройти.

Агнешка скрыла голову черным платком, надвинула низко. Дождалась, пока нырнет в облако широкий костяной ножик луны, и побежала по тропинке к реке. Мерещился за каждым деревом черный плащ мануса Илария, окутал горячим облаком запах князя Влада. Тысячи запахов знала Агнешка, тысячи слов, чтобы рассказать о них, да только никак не могла травница сказать, чем пахла кожа князя, чем пахли губы его, склоненные еще недавно так близко к ее лицу, чем пахли тонкие хищные ноздри. Да и скажет ли кто, травник или маг, чем пахнет родная душа?

Глава 53

Верно, успокоится скоро сердце. Оттого разошлось, что давно не прикасался к ней мужчина, давно не ласкал никто, не говорил слова нежного, рук не целовал. Вот и ждет, надеется душа согреться в сильных руках.

Агата упала на постель, спрятала в ладони горящие огнем щеки.

Долго ли еще ждать? Солнце садится, да все не сядет.

Вчера уговорились они с Иларием, что придет манус, как стемнеет.

Лишь бы пришел, не испугался Владислава Чернского.

А ну как заплутает в дому, забудет то, что она ему рассказывала, не отыщет в темном тереме нужной двери?

Агата встала, набросила на плечи платок, шитый закрайскими цветами, отворила дверь.

– Здравствуй, матушка-княгиня, – прошептал Иларий жарко.

– Что ты в темноте стоишь, Илажи? Увидеть тебя могли, – испугалась Агата.

– Не увидели, – улыбнулся манус, и так и покатилось сердце до самых пят, защекотало в груди, тепло, ласково. Тянули, манили синие глаза, шелковые кудри, крепкие руки Илария.

Прильнула к нему Агата, позабыв обо всем. Знал Илажка, что делать, как ублажить, недаром боялся Казимеж, что прибьет, не побоявшись отповеди, какой-нибудь рогатый муж жениного полюбовника, красавца-мануса.

«Вот и тебе, Казимеж, Землицын свет, с рогами по тому свету ходить», – изнемогая от истомы, подумала Агата. Упала черная коса, вокруг головы обернутая по-вдовьему. Переплелись черные пряди с вороными кудрями мануса.

Руки, колдовские руки заставили тело полыхнуть жаром, как пучок соломы.

Не слышала Агата в жарком хмелю, как отворилась дверь. Как заполнили опочивальню люди.

Манус собрался уж прыгнуть в окошко, да не успел. Ударила по нему связывающим заклятьем заполнившая собой весь дверной проем баба.

«Не баба, – подсказал затуманенный мозг. – Дочь твоя, Эльжбета».

– Что ж ты делаешь, тварь, паскуда?! Меня с моим сердечком разлучила, в постель к душегубу положила, а сама с полюбовниками тешишься? Под самым боком у меня, у мужа моего?!

Иларий, полуодетый, лежал под окном. Застыла над ним, не зная, что делать, черная Надзея. Элька схватила мать за косу, дернула, зашипела:

– Опозорила! Сраму не оберешься. Завтра же в Бялое поедешь, стервь! Не нужна мне такая забота.

– Эльжбета, матушка, ребенка пожалей, не гневайся, – шептала Надзея.

– Ханна где? – зашипела Элька. – Небось к муженьку моему побежала, едва такое увидела.

– В город она ушла. Сама ж ты ее, матушка, за певцами услала. Песни на сон послушать.

– Песни? – оскалилась Элька. – Вон у нас какие песни!

И смолкло все. Встал на пороге князь Влад. Глаза стальным огнем пылают. Один взор и выдает, что в гневе князь. Пылает алым рубин на лбу, на обруче. Словно хищный зрачок горит.

Схлынула истома с Агаты, окатил спину холодный пот. Зачесался палец под золотничьим кольцом. Позвать снежные змейки, направить себе в грудь – и прими, Землица. Не пережить ей такого срама.

– Снасильничал он ее, – заверещала Элька. – В твоем доме, князь, такое делается, а ты не ведаешь! Высший маг, всесильный, отчего тещу свою не защитил?!

– Знаешь ты его, княгиня? – спросил холодно Владислав. То ли у жены, то ли у тещи.

– Не видала ни разу, – крикнула Эльжбета.

– Говорил он, что твой маг. Взял ты его на полный герб калечного, для башен своих. А он… излечился.

Князь перевел пронизывающий взгляд на Илария. Манус под заклятьем лежал смирно: ни дернуться, ни слова вымолвить не мог.