"Фантастика 2025-121". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Верещагина Анна

– А ты говоришь, шрамов нет.

– Не шрам это. Любовь братская. Закрайская. Умеют у меня в родной стороне любить, как доходит дело до того, кто после отца на престол закрайский сядет.

Лекарка прикоснулась к белому мыску на щеке закрайца. Игор отчего-то не двигался, хотя глядел настороженно и зло. Влад отвернулся, сделал вид, что не интересен ему разговор лекарки с его товарищем.

– У нас крестоцвета самого сильного довольно. Давай я шрам уберу? Сможешь волосы забрать. За такого дивного красавца любая девчонка пойдет.

– Та не пойдет, у которой на сердце кто-то другой есть, – ответил Игор, отпустил волосы и снова обратился к записям.

Ханна поняла, что слишком далеко забралась со своей навязчивой заботой, и тоже сунула курносый маленький носик в пергаменты.

Владислав задумался. Значит, есть кто-то на сердце у Игора. Надо бы потянуть из мыслей его, разузнать. Отправлял его как друга, как охранника, как пса цепного, а не думал, что по ком-то томится душа великана. А Ханна только пришла – уж выведала. Вот она, Бяла, будь неладна.

Одновременно хотелось Владу и прогнать ее, и сесть поближе.

– А скажи-ка мне, словница, – князь сложил в последнее слово едкую насмешку. Ханна поджала губы, – как это ты умеешь в других людей оборачиваться?

– Никак, – буркнула, потупилась.

– Однако ж ведь ты с нами до Черны ехала под личиной возчика Славко.

И Ханна, и Игор вздрогнули. Великан приготовился броситься и задушить ведьму в одно мгновение, но Владислав кивком приказал ему успокоиться. Конрад отложил черпак и потянулся за сумкой с книгой.

Ханна кивнула.

– Рассказывай.

– Не могу я личину менять, а вот в тело чужое перейти могу. Ненадолго. Пока человек спит, а душа его по садам Землицыным блуждает, я ее место занять могу, а свое тело оставить.

– Кто тебя такому научил, Ханна? Может, и я бы хотел этак… гулять.

Девушка задышала резко и тяжело. Знать вспомнила дурное. Сжала челюсти – едва не заплакала.

– Умирала я. Вышла из тела, да пес меня воротил. С тех пор и могу. Князь Владислав, ведь собака моя опять ушла, – и заревела.

Владислав едва не рассмеялся над ее горем. Он-то думал, боится его девка, скрывает что, а она по собаке плачется.

– Гончак тот, здоровый? Худой, в шрамах?

Ханна всхлипнула.

– В тереме твоя собака. При княгине Агате да новых сказителях, которых вчера к Эльжбете для увеселения привели. Хитер твой пес, как ты сама. Вовек не разберешь, кому служит.

– Тому, кому нужней, – огрызнулась лекарка, вытирая слезы. Но видно было, обрадовалась. – Ищешь ты средство от радуги, вот и сижу тут, в твоем подземелье, сказки сказываю, склянки перебираю, а потом тычки от княгини-матушки, лебеди нашей белой получаю, что потаскуха я и подстилка княжеская. Да только если ты, князь, не лекарство ищешь от заразы земной, а врагов в каждом встречном-поперечном, так и не найдешь ничего.

– Заткнула бы рот свой, баба! – прикрикнул Конрад. – Ты помнишь ли, с кем говоришь, дура? Или Стены вовсе не боишься?!

Владислав ждал, как отбреет Коньо лесная гордячка, а она возьми да и покажи книжнику язык. Длинный, острый, розовый.

И черные одежды не скроют – девчонка совсем, страдала, у Безносой в когтях бывала, а все девчонка. Лиса из Вечорок.

– Поди-ка ты, Ханна, супружницу мою проверь. Кончили песни петь, скоро тебя искать станут. Сказители в городе живут, у того возчика, что давеча приходил. Хочешь пса своего повидать – сходи, только дружинника возьми от греха. А если ты крестоцвета или лекарства какого немного с собой захватишь, никто его считать не станет.

Ханна легко взбежала по лестнице наверх, скрылась за дверью.

– Зря ты волю ей такую дал, Владек, – буркнул Конрад, снова взявшись за черпак. – Баба есть баба. Вон как нос дерет. Ни ума, ни личика, а гонору, как в высшей.

Игор посмотрел из-под волос на книжника, потом, подумав мгновение, забрал волосы, заплел в косу, перекинул на спину.

– И ты, значит, за нее, Игор? – фыркнул Коньо.

– Так мы не с ней воюем, а с топью радужной, – отозвался Влад примирительно. – Нам ее такой помощник прислал, которому доверять стоит как себе. Не спрашивай, имени не открою, скажу только, что учителем он был моим в те времена, когда по терему этому реки кровавые текли. Бялу он нам на порог привел. Саму Бялу. Не знаем мы пока ее силы. А ну как вспугнем, уйдет да достанется кому из соседей? Как ты запоешь, книжник Конрад, когда силу ее неведомую против нас враги оборотят? Хочет она помочь нам – смирит гордый нрав, и я свой смирю. Не в гордыне честь, а в достоинстве, а за мной сила высшего мага и удел всем на зависть. Родит Элька – и Бялое подо мной будет. Что бы там ни думал себе Якуб Белый плат.

– А отчего ты, Владек, про Лесной город у нее не спросишь? – глухо спросил Игор. – Была она у Ивайло в стряпухах, сам говорил. Однажды связалась с разбойниками, значит, и в другой раз может к ним метнуться в недобрый час.

– А чего мне ее спрашивать? Напугается да прыснет прочь. Лови потом. Ее столько времени ловили, ты сам ловил, Игор, да не поймал. Я и так все знаю. Борислав Мировидович мне всю память свою по ниточке выпустил.

Глава 51

Не память, терновая ветка. Тянется, царапает, ранит. Захочешь в прошлое глянуть, идешь по памяти, как босой по битым глиняным черепкам. Больно.

Да только как не идти, не припоминать, если единое там, в прошлом, светлое пятнышко.

Агнешка. Ягинка. Лисичка золотая, лесная травница.

За каждым углом мерещилась она Иларию, в каждом окне.

Вот и сейчас, едва подошел он к черному крыльцу, как мелькнуло что-то: черное одеяние да коса вольная, рыжеватая. И шаг легкий, быстрый, ее шаг почудился.

– Пришел? – выдохнула Агата радостно. Словно за ней он шел от самого Бялого, а не за той, что вернула к жизни, руки вылечила. Захотелось ответить бабе глупой, хоть и княгине: «Пришел, раз стою. Или сама не видишь?!»

А сказал:

– Здравствуй, матушка-княгиня.

– Агатой зови. Другие здесь князья.

Иларий поклонился.

– Вот. Возьми.

Агата протянула ему кошелек.

– Письмо боюсь писать. Ну, как перехватят. А на словах скажи Якубу, чтоб не удумал глупости какие чинить. Помер Тадеуш-баламут, не на того зверя попер со своей книжкой. Пусть Якуб поостережется. Скоро Эльке родить. Будет у Черны наследник. А там кто знает, что может приключиться… с его батюшкой?

Поняла, что лишнего сказала. Мелькнул в широко распахнувшихся глазах страх.

Иларий поклонился: понял, мол.

И снова померещилось в окне знакомое лицо. Он дернулся рассмотреть, да не успел – исчезло.

– Да что ты все выглядываешь, Илажи? Не видит нас никто.

– Девка там. В черном вся, коса рыжеватая, – проговорил Иларий, посматривая на окно. – Ну как она скажет, что чужой маг приходил?

– Эта не скажет. Ханна это, повитуха при Эльжбете, – махнула рукой Агата. – Себе на уме баба, смолчит. А если и скажет, мало ли, полюбовника я себе завела. Рано мне в старухах ходить. Я ведь вдовая.

«Ханна… – Не слышал уже Иларий, что болтала княгиня, только стучало в голове молотом: – Ханна. Говорил бородач, что собака пришла с какой-то Ханной».

– Останусь я еще на денек, матушка-княгиня. Не могу вот так уехать, тебя одну здесь оставить.

Щеки Агаты зарумянились, глаза заблестели в темноте.

– Спасибо, Илажи. Опасно тебе…

– Не опаснее, чем в поле весной. Что тут, что там волки, да только я княжий манус, мне не с руки волков страшиться. Завтра, как стемнеет, оставь мне вот этот ставень незапертым. Девкам-мертвячкам я всегда заклятьем глаза отведу.

Склонился, поцеловал край подола. Агата опустила руку на склоненную голову мануса, запустила пальцы в черные кудри.

Глава 52

Перебирала с улыбкой.

Сердце билось, словно пташка в силке: не летит, а рвется, страха и горя полное. По щекам потекли слезы.