Сергей Анисимов - За день до послезавтра
– И что из этого? – спросил Ярнлюнд, надеясь, что голос не сдаст.
– Да ничего, в общем. В этом ничего.
– А в чем?
Напряжение в комнате было такое, что можно было прикуривать. Было ясно, что он вляпался, и только не было ясно, как. Отпечатки пальцев на МАПП «Vaalimaan» не снимали, скан радужки не делали. Более того, даже первое из этого тоже не гарантировало компрометацию легенды, потому что на начало текущего года файлы гражданина Российской Федерации Николая Олеговича Ляхина и гражданина Республики Сингапур Эдварда Оке (или Аке) Ярнлюнда, зарегистрированные в единой базе данных U.S. Customs and Border Protection, не совпадали ничем. Радужку же с него снимали только в одном месте, одновременно с заморозкой проб крови «на ДНК».
– Да как сказать… Слушайте, давайте я представлюсь. А то вам, возможно, неудобно? Я знаю, кто вы, а вы меня нет?
Эдвард пожал плечами, стараясь не глядеть на стол, на содержимое тонкой папки под не полностью закрывшей остальные листки фотографией.
– Меня зовут Филипп, я специалист по личной документации, хельсинкская станция ЦРУ.
Если бы он просто щелкнул пальцами, это едва ли отразилось бы на лице Николая больше. Слова «Helsinki CIA Station» и «Personal documentation specialist» не повлияли на него никак, – только заставили приподнять брови и поджать нижнюю губу.
– Отлично, – сказал Филипп. – Очень неплохо держитесь. Как тяжелый пехотинец. Оружие в руках, бронежилет на торсе, с хорошим обвесом. Сзади верные друзья. А? Но ведь «Асигару» – это же «легконогие», это совсем другая категория, ну чего вы?
Последнее было сказано по-русски.
«Специалист».
Эдвард покачал головой. Что ж, его исходное «эксперт» было почти верным.
– Я не понимаю.
– Да ладно вам, Николай Олегович. Эдвард Оке Ярнлюнд. Все уже решилось. Я и поверить не мог сначала, но вот так вышло…
Снова половина на английском, половина на русском. Американец буквально излучал счастье. Ему действительно было очень хорошо – это ощущалось всей кожей. На что он потратил час и сорок минут? На какие факсы, на какие звонки? Что ему уже успели пообещать, когда он доложил, что опознал одного из фигурантов сданного ему неизвестно кем и неизвестно за сколько дела?
– Я не владею польским.
– Ох, ну успокойтесь уж. Вот на это взгляните, что ли?
Снова показ листка через стол. Другая фотография. Имени и лица Николая Ляхина не было в «Одноклассниках», не было в еще более популярной в Петербурге сети «ВКонтакте», тем более не было в международных профессиональных сетях типа «Linkedin». Последнее было объяснимо его невысоким профессиональным статусом, а возможности остальных ему весьма доходчиво объяснили профессионалы. Эта конкретная фотография была из его выпускного альбома. «СПбГМУ им. акад. И.П. Павлова, год основания 1897». Выпуск такого-то года, лечебный факультет. Тираж в 300 экземпляров. К 2013 году фотография довольно сильно устарела, но все равно его лицо было вполне узнаваемым.
Жаль, что все так заканчивается.
– И вот эти тоже.
Еще фотографии, несколько на одну страницу, распечатанные в одном цвете. Доктор Ляхин в вестибюле своей больницы, в группе врачей и медсестер. На ступенях «Ботного домика» в Петропавловской крепости. У трапа самолета, с раздутыми ветром волосами и смеющимся взглядом. Это было полтора года назад, короткий перелет между Нью-Йорком-Кеннеди и Балтимором-Вашингтоном-Международным, на каком-то мелком турбовинтовом самолете чуть ли не бразильского производства. Помнится, в нем у него болели уши из-за плохой герметизации салона. Он помнил, кто сделал этот конкретный снимок. Но не понимал, как он и два остальных могли оказаться здесь, в чужих руках, через полтора часа после предъявления вполне способного пройти пограничный контроль, аутентичного паспорта на совершенно другое имя.
– Довольно ли этого? Или мне рассказать что-нибудь поверхностное про ваш адрес, про задачу? Просто так, чтобы тогда уж этого хватило?
Он все же не сумел ответить сразу, но его добило то, как удовлетворенно улыбался Филипп. В какой-то мере это наверняка блеф, они не могут знать все. Про Henderson field, про место на шоссе. Но сам факт того, что прозвучало слово «Задача», означал очень большое число вещей. То есть «специалист по личной документации» не просто поймал человека с подложными документами и теперь планирует выяснять, сначала откуда они взялись, а затем все остальное. Здесь он, в общем-то, действительно в целом уже понимает, зачем именно они ему были даны. И это не просто паршиво. Это уже конец.
Николай отрешенно вспомнил глупый детский анекдот про Штирлица, так же отрешенно подумал, что счастливому американцу, пожалуй, дадут орден. Потом вспомнил, что орденов в США нет, только медали. Какое-то это имело у них исходное значение, что-то связанное с отрицанием кастовости и титулов, поверхностным проявлением которых являются как раз «ордена», в смысле объединения их кавалеров. Глупо…
– Мне совершенно не сложно говорить по-русски. Верите?
– Да, я верю…
В этот раз он тоже ответил по-русски. Чего уж тут.
– Ну вот и хорошо. Я не уверен, но из вашей команды вы первый. И это очень хорошо.
Филипп пару секунд подождал ответа, но не дождался.
– Вряд ли кто-то еще пойдет через этот пост. Сегодня. Этого мы не знаем, но я так думаю. Ваше появление было неожиданным, честно признаюсь. Мы знаем, кто вы, зачем и куда двигаетесь, – но не имели понятия, где и как. Сейчас принято недооценивать старые методы идентификации, альбомы с фотографиями кажутся древностью. Но до сих пор работает. Мне кажется, у нас до сих пор верный баланс между той ценностью, которую придают «старым проверенным» и «новым высокопроизводительным» методам. А?
«Не имели понятия», – произнес про себя Николай. Да, Цэрэушник действительно здорово говорил по-русски. Не стопроцентно чисто, но богато. Его собственному шведскому было до такого очень далеко.
– Да.
Ответ вышел забавным: на такие разглагольствования – так коротко. Но американцу хватило. Он опять лучисто улыбнулся.
– Не тревожьтесь так. В общем-то все будет хорошо. Я даже не собираюсь проводить допрос, задавать вопросы прямо сейчас. Странно, правда? Вы наверняка знаете, что это рекомендуется и практикуется всеми. Только зачем? Через два-три часа вас перевезут в Хельсинки, там вами будут заниматься другие люди. Обращаться с вами будут хорошо. Хотя это, конечно, зависит только от вас. Я понятно говорю?
Николай кивнул.
– Ну вот и хорошо. Если хотите все-таки что-нибудь рассказать мне, то пожалуйста, я задержусь. Нет? Тоже ничего страшного. Увидимся скоро, я еще подойду, буквально через три минуты. Если захотите в туалет, вас отведут.
Говоря, он собрал листки со стола в ту же папку, сунул в нее же паспорт с гербом Республики Сингапур на обложке. Неизвестно сколько стоивший, но не продержавшийся и секунды просто потому, что в ЦРУ знали список участников операции с самого начала. Сколько им это стоило? Как им это удалось?
Николая трясло. Он до сих пор не верил, что столько сил и времени ушли впустую. Что все это по-настоящему: война, задача, суматошное переодевание на заднем сиденье везущей его к границе машины, пограничный контроль, эксперт ЦРУ. Не по телевизору, не в кино. ЦРУ было настоящим, как бы ни отрицали это поклонники либеральных идей по всей России. Вместе с УНБ ЦРУ занималось шпионажем, терроризмом и противодействием шпионажу и терроризму на своей и чужой территориях. Оно было там, оно было здесь, – и оно поймало его, провалившего все ровно в одну секунду, еще при пересечении границы. Это вызывало ужас.
Все было как в дымке – ощущение нереальности было для Николая жутким, интенсивным, как никогда. Американец подошел ближе и еще раз тепло улыбнулся, глядя ему прямо в глаза. Он прекрасно понимал все чувства стоящего напротив него человека – выглядевшего моложе своих лет, отдавшего годы своей стране. И проданного за довольно небольшие деньги и ничего не значащие обещания каким-то другим человеком, на самом деле никогда в жизни его не видавшим. Можно было предположить, что мелкой сошкой, как обычно и бывает, но кто знает, как было на самом деле? Десятки планов, десятки готовившихся годами операций, сотни людей. Списки настоящих имен, мегабайты настоящих фотографий, переснятых из чужих дел, иногда сами дела в большей или меньшей степени полноты. Да, этот врач был одним из самых малоинтересных персонажей, однако сама операция была одной из наиболее серьезных, значимых проектов русских, – вообще из всех им известных. Не его дело было анализировать лежащую в ее основе стратегию, однако при поверхностном взгляде она выглядела верхом нелогичности. Было подозрение, что русские намеренно подставляют часть задействованных людей под удар, что было нетривиально и вызывало законные опасения. Не упущено ли при анализе плана их операции что-то действительно важное? Не отвлекают ли они внимание от реальных, действенных планов? От настоящих, профессиональных сотрудников своей разведки, не дилетантов? В любом случае, идентификация и задержание одного из известных им исполнителей этой операции в первые же сутки «Свободы России» на пограничном контроле значили очень многое. Судя по всему, русские уже осознали, что война проиграна, и теперь торопятся успеть ввести в игру все оставшиеся у них фигуры. Абсолютно все. Фаланга пешек против тройного строя ферзей и ладей. Ну-ну.
