Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения
Это что, взрыв шаттла? Странно. Может, ракета прыгнула сквозь пространство быстрее задуманного? Но выхлоп шаттла сиял по-прежнему, чистый и острый, как шпага.
– Что случилось? Мы попали?
– Нет. Ниагара сбросил часть корпуса, будто старую кожу. Флойд, это значит лишь одно: он хочет выпустить споры во что бы то ни стало.
Шаттл содрогнулся. Стартовала последняя ракета.
– Первая сближается. Шестьдесят километров… сорок… двадцать…
Флойд неотрывно глядел на шаттл Ниагары, всей душой желая ракете удачи. Но серебристая искорка продолжала лететь.
– Мимо, – произнесла Ожье. – Мимо! Твою мать!
Ракета врезалась в атмосферу, несясь к россыпи тихоокеанских островов, не узнанной Флойдом.
– Я не смогла развернуть ее вовремя, – процедила Ожье.
– Попробуй снова!
Но ракета уже выбрала свою судьбу. Вспыхнула точка, на мгновение стала яркой до рези в глазах – и пропала.
– Боеголовка самоликвидировалась. Плохо.
– А вторая ракета?
– Догоняет. Триста километров.
Шаттл Ниагары вдруг развернулся. Флойд видел даже без увеличения, как суденышко ползет на фоне океана, как меняет направление. Колоссальная морская поверхность была светлой и гладкой, будто стеклянный шарик, на котором изящно и артистично, мастерской кистью изобразили облака и острова. Это был его, Флойда, мир, никем прежде не виданный с таких высот, и от красоты щемило в груди.
Как жаль, что нет времени насмотреться вдоволь.
Ну, может, в следующий раз…
– Тормозит, – произнесла Ожье.
– Он готовится к выбросу «дождя».
– Двести пятьдесят километров. Ракета замедляется.
– Замедляется?
– Процессор ракеты учел судьбу предшественницы и старается не повторить ошибки.
– Я очень надеюсь, что он не порет чепуху.
– Двести километров, замедляется… Вот же зараза! Замедляется. Может, неисправность? Господи, хоть бы не неисправность!
– Если она, придется таранить.
Ожье посмотрела на Флойда. Он не понял, ужаснулась она или восхитилась.
– Не беспокойся, я уже запрограммировала перехват.
– Спасибо, что сообщила.
– Да я бы сказала в любом случае…
Она вдруг заморгала, раскрыла рот, словно желая что-то произнести, но не в силах выговорить ни слова. Флойд явственно представил, как сквозь ее голову течет поток данных.
– Ожье, как наша ракета?
– Сотня километров, замедляется. Нет, постой-ка… Она ускоряется снова!
– Говори, говори!
– Слишком поздно. Не попадет…
Вторая ракета взорвалась, вспыхнула нестерпимо яркой точкой, но та не погасла через мгновение, а разрослась.
Флойд зажмурился. Не помогло. Безжалостный свет проталкивался сквозь кожу, сквозь кости, испепеляя все мысли в голове, кроме представления о своей всепобеждающей яркости, – будто явленная богом истина.
Затем он медленно, постепенно угас. После – ничего.
Просто пустые чистые небеса.
– На этот раз рвануло в полную силу, – сказала Ожье равнодушно и вяло, словно сомнамбула. – Ракета не стала ограничивать мощность взрыва. Значит, не сомневалась в поражении цели.
– Там ничего не осталось. Совсем.
– Я в курсе.
– А это значит, у нас получилось. Мы спасли Землю.
– Одну из них, – поправила Ожье.
– На сегодня хватит. Не будем слишком жадными.
Глава 42
Над Тихим океаном был день, а значит, в Париже – ночь. Облака заволокли город, туман душил улицы мертвой холодной хваткой. Шаттл камнем падал сквозь тучи, экономя топливо, замедляясь толчками минимальной силы. Ближе к поверхности судно переменило аэродинамическую конфигурацию, стало приемлемо обтекаемым и от гиперзвуковой скорости плавно перешло к дозвуковой, а затем тихо опустилось сквозь пелену в окно чистого воздуха. Вид открывался унылый: сквозь низкое одеяло тумана проглядывали размытые огни: окна домов, фонари, фары движущихся авто. Вон виднеется громада Монмартра и Сакре-Кёр, вон темная лента Сены, искрящийся светом карнавал Елисейских Полей, целая река огней.
– Смотри! – воскликнула Ожье с детской радостью. – Эйфелева башня – и целехонька! Стоит еще.
– Здесь все на месте, – сказал Флойд.
– И разве это не прекрасно?
– Чем больше глядишь, тем больше нравится.
– Мы не заслужили этого второго шанса.
– Иногда нам достается и то, чего мы не заслужили.
На пульте запищало. Ожье наклонилась вперед, ответила на звонок.
– Тунгуска на связи. Мои поздравления! Мы увидели успешный удар даже с трех световых секунд!
Ожье едва дождалась, когда он договорит, и выпалила:
– А споры «серебряного дождя»? Они пережили атомный взрыв?
Через шесть секунд поступил ответ:
– Вряд ли.
– Надеюсь, ты прав.
– Я тоже надеюсь. – В голосе капитана прозвучала не тревога, а усталый интерес, словно он подчистую вычерпал личный запас беспокойства. – Думаю, теперь самое реалистичное – надеяться на лучшее. Вы оба целы? Не ранены?
– Целее некуда, – лукаво обронила Ожье, глянув искоса на Флойда.
– Отлично! Вы сработали на отлично. Но боюсь, времени насладиться успехом у вас нет. Дыра быстро закрывается. Наш двигатель нестабилен, но уже можно ковылять к выходу.
– Так ковыляйте! – посоветовала Ожье.
– Дело в том, что мы надеемся заполучить тебя в компанию. Ты носитель Кассандры, а нам бы очень хотелось, чтобы она вернулась в Федерацию Полисов. Это лучший вариант для нее.
Флойд дернулся к пульту, замер, удерживаемый ремнями кресла.
– Тунгуска, она вернется.
– Флойд…
– Двигайтесь к выходу. И будьте готовы подхватить шаттл в любую минуту. Как только Ожье меня высадит, она тут же отправится домой.
– Ваша диагностика указывает, что топлива хватит, – осторожно сообщил Тунгуска. – Но только если вы стартуете сразу после приземления. Если задержитесь – никаких гарантий. Картина ясна?
– Как на пленке «Техниколор», – ответил Флойд.
Они приземлились на пустующую полосу земли между заброшенными церквями к югу от ипподрома Лоншан. Если кто и заметил, как валится сквозь туман, воя и качаясь на струях выхлопов, шаттл с лайнера «Твентис сенчери лимитед», то не стал досматривать зрелище. Возможно, несколько пьянчуг или цыган наблюдали посадку, но потом почесали в затылке и решили, что лучше об увиденном помалкивать, тем более что власти не жалуют тех, кто сует нос не в свои дела. Ну спустилась с неба непонятная штуковина – глядишь, к утру улетит восвояси.
Шаттл стоял на низком шасси, похожий в свете фонарей на хромированное яйцо; у раскаленных дюз вихрился туман. Остывая, судно пощелкивало и поскрипывало, будто старая печь. Крылатый конь с логотипа «Пегас интерсолар», казалось, изо всех сил рвался в небо, не желая оставаться на земле ни единой лишней минуты.
Флойд с Ожье прощались у опущенного пандуса.
– Ты про землянику не забыл? – спросила Ожье.
– Как можно? – ответил Флойд, показывая ей пакет.
– Ты так и не сказал, для кого она предназначена. И кому нужно выпрошенное у Тунгуски УЛ.
Флойд потрогал в кармане стеклянную капсулу с серебристо-серой жидкостью без вкуса и запаха. Если это подмешать в еду, в тело человека попадут миллиарды неутомимых крохотных машин, способных выявить и вылечить любую из известных програм болезней. Воплощенное бессмертие.
Правда, в определенных рамках. Тунгуска не отважился дать УЛ, работающий в полную силу и способный на самом деле поддерживать жизнь вечно. Ведь как раз в этот момент он и его товарищи боролись за то, чтобы наномеханическая чума не распространилась по Земле-2. Но и эта облегченная версия УЛ могла творить чудеса. Нанороботы машины останутся в теле на срок, необходимый для выздоровления и последующей реабилитации. А затем саморазберутся и выведутся из организма, как микроскопическая металлическая пыль. Излеченный может прожить много лет – а может через месяц слечь с той же хворью. Но тогда в нем уже не будет спасительных машин.
Флойд вынул руку из кармана, оставив капсулу на месте.
– Ожье, тебе нужно идти.
– А если я скажу, что останусь?
Он улыбнулся. Знал, что Верити изо всех сил старается казаться волевой, храброй и беспечной, но в глубине души она уже приняла решение. И потому стоит немного подыграть. Тогда ей будет легче.
– Там твой дом, твоя жизнь.
– Все это может быть и здесь.
– Ты же сама знаешь: не может. Ни сейчас, ни в будущем. Ожье, это был странный сон. Чудесные каникулы. И они кончились.
Она прильнула к нему. Поцеловала. И Флойд поцеловал ее, крепко обнял, не позволяя отстраниться, сжимая так, будто хотел силой воли остановить само время здесь, среди тумана. Будто время могло почувствовать и понять и подчиниться людям.
Затем он все же осторожно отстранился. Она плакала. Он вытер ей щеку рукавом:
– Не плачь.
– Флойд, я люблю тебя.
– Ожье, я тоже тебя люблю. Но это ничего не меняет.
– Я не могу просто так взять и расстаться с тобой!
