"Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич "Маленький Диванный Тигр"

– Ты можешь нормально объяснить? – Вместо сочувствия – недовольство.

– Была еще одна конфета. «Белочка». И вот после неё я всё и забыл. Её мне дал двойник. Какой-то из них. Наверное.

С другой стороны, почему я решил, что виноват именно двойник? Конфета как будто сама собой материализовалась у меня в кармане после того, как странная девочка из бомбоубежища вернула меня в привычный цикл. Однако просто не хотелось верить, что именно она обрекла меня на такие муки!

– М-да, про съедобные реликты я ещё не слышала. А «Ласточку» тебе кто дал?

– Какая-то пионерка. Я её раньше не… То есть нет! Конечно, я её видел. Тогда, в бомбоубежище…

Вспомнив это, я тут же ощутил жгучий стыд и вину, ведь ту Славю я оставил в пустом мире вполне осознанно, по своей воле, без каких-либо конфет, изменяющих сознание.

– Что за пионерка? – нахмурилась Славя.

– Невысокая. С тёмными длинными волосами. Слегка картавит. И она… как ты. Я имею в виду, что она умеет путешествовать по циклам и, уверен, много чего ещё.

Славя ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула, села рядом и отсутствующим взглядом уставилась в наступившую ночь.

– Подожди-ка, – догадался я. – Это та девочка, которая отправила тебя на поиски фотоаппарата?

– Я догадывалась, – грустно ухмыльнулась Славя после долгой паузы. – Точнее, у меня было предчувствие, я просто не хотела в это верить. Но теперь я вообще не понимаю, что у неё на уме.

– Прилетели.

Ночной «Совёнок» с каждым вздохом всё больше погружался в тишину, и казалось, что каждый вздох может стать последним. Небо, чёрное и густое, словно разлитые чернила, висело над лагерем без единой звезды. Только бледный свет Луны пробивался сквозь рваные облака, бросая холодные пятна на выцветшую землю и потрескавшуюся брусчатку дорожек. Деревья в лесу замерли, как исполины, охраняющие это место от чего-то незримого и угрожающего. Даже ветер не касался их ветвей, как будто боялся потревожить покой этой странной ночи.

Каждый уголок лагеря был пропитан духом времени, которое остановилось. Лавочки, однажды покрашенные весёлыми советскими красками, которые давно облезли и облупились, поблекли, будто забытые воспоминания. Футбольные ворота, потонувшие во мраке ночи, больше напоминали проход в царство теней. Лагерь стоял покинутый и забытый, а дурная толпа пионеров в это время ходила кругами в окрестном лесу, изображая из себя туристов. В «Совёнке» остался только я. И Славя.

– Я тоже видел этот огненный шар. – Дальше сидеть в молчании было невыносимо. – Точнее, меня ненадолго забросило в цикл, где он висел над площадью, лагерь сотрясали подземные толчки, всё горело. Ад, короче!

– И что ты там делал? – Славя резко повернулась ко мне и угрожающе нахмурила брови.

– Там была ты. Ну, точнее, твоя копия.

– Дальше, – злобно рубанула она.

– Да что? – Мне стало не по себе от такого допроса. – Мы сели в автобус и уехали.

– Дальше.

– Ты хочешь сказать, что это была ты? – Я нервно рассмеялся. – Да не может такого быть!

– О чём вы говорили в следующем цикле?

– О чём?..

С одной стороны, все эти воспоминания появились у меня только пару минут назад. Но с другой – прошло уже два месяца.

– СССР, интернет, что-то такое.

– А ты и рад был оказаться в мире без интернета. – Её лицо не выражало ничего, кроме предельной сосредоточенности.

– Что?! – Я вскочил и ошарашенно уставился на Славю. – Так это действительно была ты?! Ты всё вспомнила?

– Ничего я не вспомнила. Но я пробыла в этом проклятом лагере столько, что на десять жизней хватит! Однако я не забыла, как ты меня кинул!

Она резко встала и быстро зашагала прочь.

– Подожди, я ведь не знал! Тогда – я не знал!

Славя не остановилась, не обернулась. Уместны ли сейчас какие-либо оправдания? Для неё я фактически стал первым человеком, с которым она познакомилась в этом мире. И этот же человек её и предал. Я не знаю, что с ней было до «Совёнка». Может быть, она вообще не существовала, может быть, она – порождение этого лагеря, но что это меняет? В каком-то смысле Славя родилась перед самым концом того безумного цикла, сгорающего в адском пламени футбольного мяча, превращающегося в сверхновую. В любом случае первым, что она пережила, обретя самосознание, стало предательство.

И имел ли право оправдываться такой человек, как я? Даже если все мои поступки были вызваны «Белочкой», они не произошли сами собой, без моего участия. Побывав в разуме двойника, я отчётливо осознал, что и во мне прячется много такого, о чём я не знал или просто не хотел думать. Может быть, реликт не сделал меня другим, а просто мгновенно поднял на поверхность то, что скрывалось глубоко внутри? Двойнику, чтобы стать таким, понадобилось много циклов. Сотни, тысячи? «Белочка» же просто ускорила процесс. И если всё так…

Однако оставался вопрос с той девочкой, которая и запустила всю эту череду событий. Она наверняка знала, что мы со Славей уже встречались. Именно она дала мне «Ласточку», чтобы я всё вспомнил. У неё точно есть какой-то план! Только вот я понятия не имею, как её найти, чтобы расспросить об этом.

В другой ситуации лучшим решением сейчас было бы лечь спать, однако я только недавно проснулся, а лежать в кровати наедине со своими мыслями не хотелось. Конечно, меня отчаянно подмывало поговорить со Славей, всё ей объяснить, но сейчас, по горячим следам, это не лучшая идея. Ей нужно время, да и мне нечего сказать.

Дорожка вывела меня на пристань. Здесь стояла тишина, а тёмная гладь воды выглядела как зеркало. Созерцание ночной речки умиротворяло, и я почувствовал, что успокаиваюсь. Вспомнились мои забытые рассуждения о природе ответственности в этом странном мире. Что же я могу сказать сейчас? Ведь если лагерь – это просто иллюзия, временная петля, построенная кем-то или чем-то, то разве мои действия здесь действительно имеют значение? Разве я могу быть виновен, если это место – не больше чем сон? Но вот что тревожит меня: даже если «Совёнок» нереален, боль, которую я видел в глазах других, была настоящей. Их страх, ужас, агония – они настоящие, всё то же самое испытывали бы и реальные люди. А если это так, разве не настоящие и мои преступления?

Но что, если я – просто пешка в чужой игре? Если все мои действия заранее предопределены, если каждый мой шаг – это лишь часть заранее написанного сценария? И совсем не того сценария, по которому я жил в лагере раньше. Это сценарий в сценарии, сценарий над сценарием, метасценарий, если угодно. Моё знакомство со Славей, то, что я натворил под «Белочкой» – если всё это часть чьего-то плана, то несу ли я ответственность? Несёт ли ответственность марионетка в кукольном театре? Может быть, виноват всё же тот, кто создал этот лагерь?

И даже если сценарий существует, что это меняет? Я помню лица тех, кто пострадал из-за моих поступков, тех, кто погиб. Их молчание, их крик, их осуждение, их боль – их искажённые предсмертной мукой лица. Я не могу отделаться от этого. Даже если завтра этот «Совёнок» сгорит в пламени забвения, а я вернусь в реальный мир, воспоминания останутся во мне. Они будут преследовать меня, как тени пионеров, в которые я стрелял из фонаря около старого лагеря.

И тогда я задался другим вопросом: а что, если эта ответственность – единственное реальное, что у меня здесь есть? Что, если «Совёнок» и существует только для того, чтобы заставить меня нести этот груз? Научиться понимать, что даже в мире без понятных правил и прописанных законов, без государственных институтов и социальных норм, без полиции и судов мои действия имеют значение, потому что они отражаются на других людях. Тогда я не считал местных пионеров людьми, но эти действия отражаются и на мне!

Я не знаю, что ждёт меня дальше, но я знаю одно: если лагерь – это проверка, я должен найти свой ответ. Не оправдание, а именно ответ. Потому что, реальный этот мир или нет, я нахожусь не только внутри него, но и внутри своего собственного сознательного континуума. И, наверное, в этом и заключается природа ответственности. Она не в том, чтобы искать оправдания собственным действиям или бездействию, а в том, чтобы научиться двигаться вперёд, стойко принимая все последствия.