Олег Дивов - Призрачный мир: сборник фантастики
— Как именно?
— О деталях я, признаться, не задумывался. Но… Помните ту бамбуковую свистульку, которую Саммерли крутил в руках во время нашего разговора? Вы, уверен, подумали, что он просто нервничает, но я знаю, как люди скрывают нервозность и как ее, наоборот, имитируют, меня ему было не обмануть. Профессор оставался абсолютно спокоен, он хладнокровно решал: пришли мы к нему случайно или знаем что-то опасное, то есть жить нам или умереть. И если бы решил, что умереть, — то дунул бы в эту трубочку, натравливая на нас могучего свирепого человекозверя, который, уверен, пребывал за одной из соседних дверей. Не волнуйтесь, Ватсон: выходя из дома, я уже догадывался, кто убийца, и в кармане у меня был «дерринджер-450», а выстрелить можно и прямо сквозь ткань. Что до свистульки… Меня все время не покидало чувство, что я где-то видел очень похожий «амулет». Потом вспомнил — и прямо из Сток-Морена позвонил профессору Пикерингу, с которым мы познакомились, когда я, был случай, сумел вернуть в Британский музей несколько похищенных экспонатов. Профессор не только рассказал мне все известное о подобных «флейтах Курупури», но и оказался столь любезен, что передал мне одну такую «флейту», точнее, бамбуковый свисток из своей собственной коллекции. Не по телефону, разумеется, наука этого еще не умеет: мы встретились с профессором на вокзале Ватерлоо, когда я вернулся в Лондон за людьми Гагенбека. Оказывается, такие свистульки применяются некоторыми племенами амазонских индейцев, у них это шаманский атрибут, позволяющий управлять духами. Или, во всяком случае, посвященными духам животными-тотемами. Человеческое ухо издаваемый звук не улавливает…
— …А, скажем, прирученный зверек выполняет какие-то элементарные команды, укрепляя авторитет шамана перед соплеменниками?
— Браво, Ватсон! Все остальное просто: Саммерли перекрасил царька из рыжего цвета в черный и натравил его на несчастных ученых.
— Боже мой, Холмс, зачем же он это сделал?!
— Полагаю, Саммерли сгубило тщеславие. Открытие, которое совершила первая экспедиция, — и в самом деле одно из грандиознейших за всю историю нашей цивилизации… может быть, даже большее, чем телефон… — Холмс беззвучно рассмеялся. — Обратите внимание, Ватсон: сам Челленджер, при всем своем чудовищном эгоцентризме, никогда не забывал упомянуть Мепл-Уайта! Тем не менее, если бы открытие удалось подтвердить, его наверняка связали бы с именем Челленджера. Это имя, прежде всего оно, осталось бы в памяти человечества, даже если бы профессор Челленджер погиб. Имя Саммерли могло выйти на первый план только в одном случае: если Челленджер окажется опозорен, скомпрометирован, недостоин памяти потомков. Так что Саммерли рассчитывал предпринять третью экспедицию — но уже без Челленджера.
— И без Рокстона!
— Увы, да. Подозреваю, лорд Джон мог погибнуть даже и не совсем случайно. Уж не его ли собственный спутник сообщил последнему Лопесу, что у того появился шанс свести счеты с кровным врагом? Не стала ли жизнь Рокстона пропуском к плато Мепл-Уайта?
— Доказать такое нелегко…
— Боюсь, попросту невозможно. Но при сложившихся обстоятельствах, привези Саммерли еще через год-другой необходимые доказательства, — все лавры достались бы ему одному.
— Значит, вы решили выманить царька из дома Саммерли. И для этого…
— Совершенно верно, Ватсон. Не могли же мы явиться к нему с обыском, этот тупица Лестрейд никогда бы не подписал ордер. А уверенности в том, что мой образец «флейты Курупури» сработает, разумеется, не было. Поэтому я одолжил у нашей бывшей клиентки Элен Стонер ее дорогую и обожаемую Мэгги — ту самую, что привез из Индии ее негодяй отчим. За прошедшее время обезьяна сделалась фактически членом семьи, так что вы понимаете тревогу хозяев. Они согласились мне помочь, лишь узнав, что на подстраховке будет стоять не только вооруженная полиция — знал бы Лестрейд, что его пригласили, в сущности, на роль телохранителя обезьяны! — но и команда профессиональных звероловов, работающих на фирму Карла Гагенбека, с сетями, переносной клеткой… Эту команду мне заполучить труда не составило, герр Гагенбек тоже считает себя моим должником.
— И, разумеется, у обезьяньего царька, едва он почуял самку орангутана, взыграл инстинкт продолжения рода…
— Трудно сказать. Может быть, важнее оказался вид и запах «себе подобного» существа: даже не важно, что иного пола и иной обезьяньей расы… — Холмс несколько секунд помолчал. — Так или иначе, это был дополнительный шанс. Шанс, который сработал! — закончил он бодро. Даже слишком бодро.
Теперь помолчали мы оба.
— Но, мой дорогой друг… Ведь на самом деле все было совсем не так, да?
— Все было не совсем так, Ватсон. А теперь, ради всего святого, объясните, что заставило вас усомниться в этой версии, полностью устраивающей Лестрейда?
— Ну… Я, конечно, не общался с профессиональными звероловами, но все же полагаю, что поймать могучего и умного человекозверя в его родных джунглях очень трудно. Поймать живым и сохранить живым — еще труднее. А уж поймать не первого попавшегося, но совершенно определенного человекозверя — практически нереально. В данном же случае вы предлагаете мне поверить, что Саммерли сумел доставить обезьяньего царька в Лондон, содержать его в своем доме, возить по городу — и все это тайно, без группы сообщников?!
— Горжусь вами, Ватсон. Продолжайте.
— Постараюсь… Что может представлять собой, хотя бы чисто теоретически, сам этот царек? Пускай он и вправду рассудителен, но ведь это будет что-то среднее между рассудительностью дикарского вождя — и вожака горилльей стаи: матерого, свирепого зверя. Мыслимо ли хотя бы просто приучить его носить одежду, повиноваться командам свистка? Натравливать на кого-то, а потом отзывать обратно? Перекрасить из рыжей масти в черную?
— Блестяще, мой друг. А теперь — выводы.
— Выводы… Я мог бы, конечно, сделать вид, что пришел к ним дедуктивным путем. Но я — старый и опытный врач. Своим глазам я привык доверять больше, чем логике. Череп непривычных пропорций, с избытком способный вместить мозг среднего лондонца, но все равно «иной», «неправильный», — это, конечно, серьезный довод. И создать «ложную седину», обесцветив отдельные пряди на висках и в бороде, гораздо легче, чем перекрасить всю шерсть в другой цвет. Но с еще большей уверенностью скажу вам вот что: пойманное нами существо не могло быть вожаком стаи четырнадцать-пятнадцать лет назад. Оно, скорее всего, тогда вообще на свет не родилось. Помнится, вы говорили, что срок жизни и развития человекоподобных обезьян сопоставим с человеческим, но несколько ускорен?
— Безусловно. Конечно, никто не знает, каков возраст взросления у тех человекообезьян, которых ученые мужи относят к категории «недостающего звена». А тем более у…
— …У гибридов, — закончили мы хором. И одновременно опустили глаза.
Все-таки мы оба выросли в эпоху, когда даже ножки роялей было принято облачать в специальные юбочки, дабы взгляд не искал запретных аналогий. И правила, со времен нашего викторианского детства буквально въевшиеся в плоть и кровь, оставались неизменными. Да, наши суровые профессии мало способствовали сентиментальности, да, на дворе уже другой век, век телефона, аэропланов и микроскопических купальных костюмов с открытыми коленками — но по-прежнему есть вещи, о которых джентльмены не говорят.
— Вы абсолютно правы, Ватсон. Склоняю перед вами голову. Все то, что вы поняли, вывели на основе опыта и логики, сам я не столько понял, сколько узнал. От Мелоуна, да и от Саммерли, которому после ареста уже нечего терять…
Несколько минут мы сидели рядом и смотрели в огонь камина. Наконец Шерлок Холмс вновь заговорил:
— Когда путешественники пользовались гостеприимством индейцев страны Мепл-Уайта, то краснокожие считали их какими-то сверхсуществами. Но это был уже, так сказать, второй контакт — с племенем, благодарным за помощь в победе над врагом и знающим убийственную силу магазинных винтовок.
— А первый контакт…
— Да. Он произошел в совершенно иных условиях. Откровенно говоря, это был плен. Не у индейцев.
— Понятно.
— Нужно ли продолжать? Первый дар, который при таких обстоятельствах может предложить дикарский вождь понравившемуся ему чужеземцу, особенно пленному, — это собственное покровительство. Дальше, как правило, следует… э-э-э… рука и сердце его дочери.
Мы вновь потупились, избегая смотреть друг на друга. Перед моим внутренним взором вновь предстали ножки роялей, бильярдных столиков и комнатной мебели, целомудренно укрытые многоярусными юбочками.
— В более цивилизованном обществе из этого развивается династический брак, — пришел я на помощь Холмсу.
— Именно так, Ватсон! И в условиях первобытного плена подобное предложение — не такое, от которого легко отказаться. Особенно если от этого зависит не только твоя собственная жизнь, но и жизнь твоего коллеги, товарища по несчастью. Даже в первую очередь — его жизнь: ты-то сам еще защищен покровительством царька! А бамбук остр, скала высока…
