"Фантастика 2025-121". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Верещагина Анна
Как не понять, Цветноглазой в самую пасть голову класть, всякий день от страха обмирать. Вон она – господская воля.
Ядзя чуть сильнее потянула за золотистую прядь и тотчас получила ощутимый тычок от молодой чернской княгини:
– Ядзька, волосы выдерешь, и без тебя худо. – Эльжбета откинулась на подушки. – Не станем нынче плести. Мочи нет…
Ядвига тотчас приложила к голове хозяйки полотенце. И через тонкую влажную ткань почувствовала жар кожи. Вторые сутки палил красавицу княгиню неведомый жар. Стараясь не думать о страшном князе и головах на Страстной стене, Ядзя принялась обтирать холодными полотенцами тонкие бледные руки Эльжбеты, от длинных нежных пальчиков к круглым локоткам. Чтоб успокоить князя, по приказанию матушки Агаты вывела она Чернскую госпожу в цветник – так едва до скамеечки ближней дошли, как ослабели ножки у Эльжбеты. Едва удалось Ядзе с госпожой бедняжку обратно в покои увести. А потом снова жар накинулся.
Под дверью послышались шаги. Ядзя тотчас подскочила, отворила дверь – лишь чуть-чуть, на ладонь, не более. Чтобы чернская девушка не сумела увидеть лежащей на постели княгини.
– Что надобно, Анитка? – спросила она грозным шепотом, так ловко подражая в гневе своей госпоже, властной княгине Агате, что Анитка вжала голову в плечи и едва слышно пролепетала:
– Князь-батюшка Владислав Радомирович посылали спросить матушку-княгиню, станет ли нынче с ним ужинать?
– Передай батюшке-князю, что спит наша горлица. Дите ей трудно дается, всякий день дурнотой мучается, а потом спит без просыпу, сил набирается. Пусть уж и нынче без нее отужинают. Все?
– Нет, – пролепетала девушка. – Еще…
Она испуганно поджала губы, раздумывая, можно ли сказать княгининой служанке, пусть и такой грозной да строгой, то, что одной княгине велено было передать. К молодой госпоже уже и в доме все привязались, жалеют. А Ядзя эта едва третьи сутки на порог взошла. Доверяет ей старая княгиня Агата, только чернским и хозяйка, и служанка – чужие. Отнести бы весточку самой княгине Эльжбете, да эта Ядвига, словно пес цепной, ее стережет. Раньше нянька их страшная все у дверей стояла, а теперь няньки будто и не было. Зато появилась эта девка: коса длинная, глаза цепкие. Мимо нее и мышь не проскочит.
Словно прочитав мысли девушки, Ядвига выступила за дверь, прикрыв за собой створку. Анитка отступила на шаг.
– Что еще?
– Я нынче поутру на базаре была, – торопливо заговорила служанка, – и подходит ко мне молодой господин. Видно, что не наших краев. Герба ни одного не видала, да по всему – хозяин, а не слуга. Стал спрашивать, не в княжеском ли тереме служу. А потом дал мне грамотку до княгини-матушки Эльжбеты, мол, вести ей из дому, только не знает он, как передать. Боится гнев князя Владислава на голову княгини накликать.
– Каков из себя тот господин? Чернявый, русый? – спросила Ядзя, чувствуя, как обмирает сердце.
– Волос у него… как пшеница в поле. Росту высокого, стати чудной, и голос добрый. – Припоминая, Анитка чуть улыбнулась, знать, приглянулся заезжий господин, а Ядзя нахмурилась, догадалась, кто на порог пожаловал.
– Чай, и денежкой поблагодарил, – фыркнула Ядвига. Сама была такой девчонкой. За монетку, за ленточку готова была ножки господам целовать. Что Анитку винить: дал добрый господин денежку – она и рада по нему улыбаться…
– Давай грамотку, передам княгине, – потребовала Ядзя и, видя, как неохотно выпускает Анитка из рук письмецо, добавила: – Вечером придешь, ленту получишь новую. Только язык за зубами держи.
Девушка закивала, бросилась прочь, а Ядзя развернула письмецо и долго вглядывалась в него, ища знакомые значки. Учил ее Кубусь грамоте еще в те времена, когда о Черном князе и проклятом его сватовстве и слыхом в Бялом не слыхивали. А потом закрутилось, понеслось, так толком и не выучилась. Казалось бы – крючки знакомые, а не прочесть.
Ядвига нырнула в дверь, заглянула в лицо госпоже. Эльжбета тихо спала, щеки горели, но уже не так жарко. Видно, на пользу пошло обтирание.
Ядзя села в ногах, расправила на покрывале письмо, стала осторожно, по буковке разбирать послание, вполголоса проговаривая то, что получилось. И ужаснулась. В другое время умилилась бы, поплакала, ответила сердцем на горячие, страстные, полные любви и покаяния слова, потому как хорошо писал Тадеуш Дальнегатчинский. Песни бы ему петь. Да только если попадут эти песни в руки к Эльжбете, голова полетит Ядзина.
Ядвига прижала письмо к груди, молясь Землице: лишь бы не проснулась задремавшая госпожа. Потихоньку вышла за дверь и заперла за собой, чтобы ненароком не потревожили княгиню другие слуги, неторопливо прошла по коридорам и лестницам, то здесь, то там натыкаясь на мертвяков, собиравших на княжеский стол. А как сошла с крыльца, припустила что было сил в сторону рощи. Скоро два часа, как ушла туда княгиня Агата с преступницей-нянькой. Может, уж и отправила госпожа обратно в Бялое негодную старуху. Тогда и о Тадеке Дальнегатчинском потолковать будет можно.
Ядзя ловко спрыгнула с пригорка на зеленую блестящую траву. И тут нога поехала по мокру – знать, вылили воду после умывания, – и девушка со всего маху плюхнулась навзничь так, что клацнули зубы, закружилась голова. Перед глазами потемнело. Но время ли разлеживаться, если дальнегатчинец вот-вот на двор явится. С него станется. Страху никакого нет.
Ядзя стала слепо шарить рукой в поисках опоры. И тут рука коснулась чего-то теплого и шершавого, как дранка. И это теплое вдруг обхватило ее за плечи, подняло, поставило на слабые ноги.
– Что же ты, Ядвига, – пророкотал над самым ухом голос Владова великана, – словно коза, по двору скачешь? Торопишься куда?
– Да что вы, господин Игор, – вежливо отозвалась Ядзя, чувствуя, как отступает темнота. – То я в рощу, веточек березовых нарвать. Для хозяйского умывания.
– А что других не послала? – Игор внимательно заглянул в глаза, и Ядзя тотчас отвела взгляд.
Чем закрайцу в глаза солгать, уж лучше на первом суку удавиться: быстрая смерть благостью будет. Закрайцы и за меньшую вину людей муками страшными пытали.
– Ладно, не бойся, – рыкнул едва не в самое ухо Игор. – Я девок не ем. С малолетства закормлен, вот с души и воротит.
Он рассмеялся. И на сердце у Ядзи потеплело.
– Давай я тебя до рощи провожу, чтоб в другой раз ножка не подвернулась.
– Проводи, – ответила Ядзя, не успев ни подумать, ни испугаться. – Дорога мирская, не купленная, а вольному воля…
Словно кто под локоть толкнул – сделала шаг навстречу закрайцу.
Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот из груди выскочит.
И тут князев великан сделал такое, чего никто ожидать от него не мог, не только Ядвига, а и сам хозяин его, князь Влад. Игор подхватил Ядзю на руки, прижал к широкому, как пекарская лопата, плечу, припал губами к виску, на котором билась жилка, и прошептал:
– Пойди за меня, Ядвига. Все думают, что я зверь лесной. Неправы они. У тебя сердце доброе, ты увидишь, что не зверь я, а человек из плоти и крови. Прикипел я к тебе. Один раз увидел только в Бялом – и уж знал, что ты мне Землей на сердце начертана. А что есть во мне звериного, то тебе защитой и опорой будет. Потому как за тебя да за Влада Радомировича, как пес цепной грызть и рвать стану…
Зеленые глаза великана полыхали огнем, а от груди шел такой жар, что, казалось, вот-вот обожжет Ядзе лицо и руки.
– Пусти, – ни жива ни мертва, пискнула она, стараясь оттолкнуть нежданного ухажера. – Пусти, мне к хозяйке надо!
– Только скажи, пойдешь за меня? – Игор жадно втягивал носом запах ее волос.
– Не пойду, – вскрикнула Ядзя, выскальзывая из его рук. – Боюсь я тебя…
Белая прядь вновь упала великану на глаза, так и не позволив девушке увидеть лицо закрайца, но Ядвига почувствовала, как потемнел его взгляд, сошлись брови.
– Не зверь ты, – утешительно пробормотала она. Откуда смелость взялась: погладила по длинным белым пальцам сжавшуюся в кулак руку. – И не думала я о тебе никогда как о звере. Но уж я свое сердце другому обещала. Тебе мне предложить нечего. Ты и любви, и верности достоин, потому меньшим тебя не обижу.
