А. Живой - Небесный король: Эфирный оборотень
– А где я, собственно, поточнее? Америка большая.
– Вы недалеко от Вашингтона, на авиабазе ВВС США в городке Кумберленед.
– Никогда прежде не бывал. А долго нас здесь продержат? Кстати, что с остальными? Где майор Кремп и Джони Питфайер? И кто вы сам-то такой?
– Меня зовут Ричард Пресли. Для вас – полковник Пресли.
– Пардон, сэр. Я же ведь вас не вижу. Это наверное потому, что я заразный? Что у меня, полковник, малярия или чума?
– С вами, в принципе, все в порядке. А вот ваши товарищи, увы, погибли. Все до одного.
Хармен даже привстал от такой новости.
– Как, погибли? Все? И майор, и штурман, и все остальные?
– Да. Никто не спасся, кроме вас. Вам удалось выброситься с парашютом до взрыва бомбардировщика, поэтому вы живы. Все остальные члены вашего героического экипажа – развеяны в небе над Россией. Но задание выполнено, поэтому вы можете гордиться собой.
Хармен опустил голову.
– Да чем тут гордиться. Все мертвы, а я один остался жив. Лучше уж все вместе.
– Не беспокойтесь зря, Хармен. Вы в армии, а здесь случается все, и смерть в том числе. ВВС компенсирует вам с полна все ваши моральные и физические потери в денежном эквиваленте, как только вы полностью поправитесь.
Хармен молчал и нервно курил. За время совместной службы на авиабазе «Гринфилд» он успел подружиться с зубоскалом итальянского происхождения Питом Джассини, без постоянных подколок которого жизнь казалась совсем уж скучной. Штурман Джони Питфайер был настоящим мужиком, также как и их командир – майор Кремп. Жаль было и ребят из Академии, впервые полетевших с ними на бомбардировщике и погибших в первом же полете. Черт побери, как несправедлива иногда бывает судьба. Хармен осмотрел свое место пребывания. В палате практически не было никакой мебели, кроме привинченной к полу койки, тумбочки и встроенного в стену шкафа с какими-то приборами. Табуретки унесли во время последнего визита «посыльные» с автоматами, видимо, не рискнувшие впредь оставлять ему метательные орудия под рукой. Странная это была палата. Да и вообще вся эта клиника не вызывала у Хармена особенного восторга. Если он – летчик ВВС, попавший в катастрофу, то его должны были содержать в клинике по высшему разряду с телевизором напротив кровати и медсестрами с параметрами не хуже, чем у Клаудии Шиффер. А вместо нежного ухода к нему в палату, не успел он как следует выйти из комы, вваливаются четыре перекачанных верзилы с намерением спеленать его по рукам и ногам, да еще и вколоть ему какой-то наркоты под лопатку. Хорошо еще, что он сам с детства, в отличие от большинства американцев, питался не только недожаренными гамбургерами с «Кока-Колой», а употреблял крайне вредное мясо и вместе с отцом подрабатывал на погрузке тяжеленных мешков, поэтому и смог неплохо накостылять этим оглоедам. А в целом, что-то все это не походило на теплый прием в родных вооруженных силах. Может он и в правду попал к русским в плен и ему только пудрят мозги? Это стоило проверить. Билл Хармен уже стал прикидывать как бы ему выбраться отсюда подобру-поздорову и с наименьшим шумом, как вдруг почувствовал легкое недомогание. Его голова начала заволакиваться густым туманом – скорее всего это был отходняк после долгой комы. Спустя несколько секунд глаза закрылись и Хармен провалился в глубокий сон.
Увидев, что стрелок отключился, куратор программы «Мыслитель» отвернулся от монитора и сказал стоявшему рядом лейтенанту Хиллари:
– Срочно отнесите этого тупоголового громилу в блок для опытов и подключите к мозгу всю имеющуюся аппаратуру – сейчас его мозг просто фонтанирует воспоминаниями. Записывать все, вплоть до мельчайших подробностей на всех тридцати пяти подуровнях памяти. Меня интересуют любые незначительные детали и оттенки мыслеформ.
– Вас понял, сэр. – вытянулся перед аналитиком по струнке лейтенант Хиллари, испытывавший к своему непосредственному начальнику благоговейный ужас, сходный с ужасом, который внушали просвещенные индейские шаманы воинам своего темного племени. – Будет сделано в течение пяти минут.
– Начинайте без меня. Я скоро подойду. – сказал Грегор Йорк, и как только Хиллари вышел, включил и увеличил изображение на мониторе, показывавшем палату майора Кремпа. Майор медленно ходил взад-вперед по палате. Принесенная по его просьбе книга – нашумевший триллер последнего года «Ромео и Джульетта возвращаются. Часть третья.», валялся в раскрытом виде на кровати. Майор курил. Глядя на него можно было подумать, что летчик чем-то обеспокоен. Но Грегору было вполне достаточно убедиться в наличии майора на своем месте, после чего аналитик переключился на другую палату.
Штурман Джонни Питфайер методично доедал двадцать пятый йогурт и выглядел вполне здоровым, если не веселым. Судя по его жизнерадостному виду, попыток бежать или производить другие опасные непредвиденные действия, в отличие от стрелка Хармена, он пока не намеревался. Сегодня вечером после доклада Хольцману об успешном завершении сборки «Культиватора» куратор программы «Мыслитель» собирался лично заняться опытами с памятью впечатлительного штурмана с бомбардировщика. Йорка чертовски интересовала та область памяти Питфайера, которая хранила в себе странные мыслеформы о японском адмирале, русском боцмане и прочей невообразимой ерунде. Все эти вопросы требовали немедленного ответа и объяснения, ради получения которых аналитик готов был пойти на использование недавно созданного в секретной двести шестой лаборатории Пентагона препарата, который кто-то из остроумных разработчиков назвал «Огни святого Витта «. Видимо предполагая, что после использования препарата у подопытного неминуемо начнется «Пляска святого Витта». Для простоты запоминания и обозначения аналитик именовал новинку просто – «Огни». Препарат имел действие, сходное с галлюцинагенами, вызывая после одной дозы почти мгновенное раскрепощение самых отдаленных уголков памяти пациента, даже тех, о которых он и сам мог не подозревать. Это было прорывом в психоаналитике. Единственное осложнение заключалось в недостаточном испытании препарата на живых объектах, а особенно на людях. Дело в том, что «Огни» имели одно, но мощное и неотвратимое побочное действие – после трех доз препарата подопытный оставался моральным уродом на всю жизнь. Естественно, ни о каком открытом использовании «Огней» не могло быть и речи, поэтому его применяли только в военных целях и в тайне от правительства. Само собой, что здоровьем штурмана придется пожертвовать ради науки и Пентагона. В этом вопросе аналитик не колебался ни минуты.
В следующей палате, которую решил визуально обследовать Йорк, находился радист бомбардировщика Пит Джассини. С ним все пока обстояло значительно проще, чем с остальными. Пит хуже всех перенес выход из комы и был еще очень слаб. Его истощенный организм отказывался принимать еду. Пит мог только пить воду и спать, чем он собственно и занимался, когда Грегор Йорк рассматривал происходящее в его палате. Поскольку Пит вел себя тише всех других членов экипажа Б-52 и не задавал никаких вопросов, достаточно спокойно удалось записать его первые мыслеформы. Прочитав расшифровки, аналитик слегка опешил. Оказалось, что радист, так же как и штурман, в подсознании вполне отчетливо воспроизводит встречу с японским адмиралом Того на борту флагманского броненосца «Асама». Русского боцмана на сей раз, правда, не было. Зато неподалеку от места действия наблюдалась сборная флотилия из русских, немецких и японских военных кораблей, уверенно рассекающая облака. Самое интересное заключалось в том, что корабли принадлежали к разным эпохам. За кораблями на небольшом отдалении ровным строем шли истребители и штурмовики, участвовавшие в обеих мировых войнах.
В отличие от просто начиненных картинками и информацией мыслеформ радиста, расшифровки мозговой активности Дика Билинго и Лесли Форда сразу после выхода из комы не дали никаких результатов. Не успев получить ответы на свои вопросы или хотя бы подтверждения необъяснимой тенденции, существующей в мозгах летчиков, Грегор Йорк был вынужден снова теряться в догадках. Решив немного помедитировать над проблемой, аналитик приказал не беспокоить себя в течение получаса, даже если начнется ядерная бомбардировка авиабазы. Он достал микрокассету с записью разговора с майором Кремпом. Вставив ее в плейер, нажал на пуск. Из магнитофона послышалась довольно наглая речь Рассела. Аналитик не спеша вытащил сигарету из открытой пачки «Кэмела», размял ее между пальцами. Задумчиво прикурил, вслушиваясь в несущиеся из колонок звуки разговора. Затем, когда пленка закончилась, куратор достал из специального ящичка и вставил в видеосистему пленку с записью мыслеформ штурмана. Пропустив мимо сознания все, что касалось японских, немецких и русских мотивов времен 1904—1943 годов, мозг аналитика вдруг ощутил какую-то неясную тревогу в тот момент, когда на экране монитора возник вполне современный «Миг-29». Грегор Йорк остановил пленку с записью мыслеформ и минут десять непрерывно вглядывался в отчетливое изображение современного русского тактического истребителя. Но не его огневая мощь пугала и одновременно притягивала куратора программы «Мыслитель» – с этим, пусть и классным истребителем, всегда можно было справится при необходимости. Странным образом этот неизвестный, невесть как попавший в поле зрения штурмана американского бомбардировщика, русский «Миг» волновал аналитика очень сильно. Быть может, это и есть тот самый неучтенный, не найденный в анналах, самолет, с которым столкнулся «Б-52» при выполнении своего последнего полета по специальному заданию? Но ведь если это был обычный русский «Миг», то не составило бы особого труда отыскать его на какой-нибудь трижды засекреченной авиабазе – Россия была нашпигована шпионами, словно сдобная булка изюмом. Однако, его не нашли, а это было уже не понятно. Ведь где-то его успел запечатлеть мозг штурмана «Б-52». Только вот где именно? На это куратор программы «Мыслитель» не мог пока найти ответа.
