Дмитрий Лазарев - Руна Гибели
— Идем ко мне, — сказала Юлия. — Там поговорим.
Предложение было в высшей степени разумным: на сей раз других женщин в экспедиции не оказалось, так что Комольцева единственная из экипажа (кроме капитана) расположилась в отдельной каюте. Пусть она была самой маленькой на корабле, зато без соседей. И если брату с сестрой требовалось укромное место для конфиденциальной беседы, «келья» Юлии подходила для этого просто идеально.
— Сон, да? — спросил он, когда дверь каюты закрылась за ними.
— Как ты догадался? — брови девушки удивленно вскинулись вверх. А мгновением позже в ее глазах пойманной птицей трепыхнулась тревога. — У тебя тоже? Значит, это не просто так.
— Ты веришь в вещие сны?
— А ты нет?
Он усмехнулся.
— Странно… Мы столько лет не разлей вода. Постоянно общаемся. На тысячи тем переговорили, а вот этой ни разу не касались. Почему, интересно?
— Может, повода не было?
— Может быть. И от этого мне, честно говоря, немного страшно.
— Немного? Меня так колотит прямо!
— Но почему? Всего лишь один сон. Пусть неприятный, но…
— Один на двоих.
— Этого мы не знаем. Я, например, свой не помню. Просто ощущение поганое осталось. Не люблю таких пробуждений. После них обычно весь день наперекосяк.
— И часто с тобой такое?
— Не слишком. Но изредка бывает. А у тебя?
— Примерно так же.
— А ты свой сон помнишь?
— К сожалению, да. Лучше бы забыла.
— О чем он?
— Остров. Какой-то жуткий темный остров, весь заросший лесом. И атмосфера там… Ты «Остров проклятых» смотрел? Впрочем, мы же вместе смотрели! Так вот, примерно так же. Лечу над волнами, словно какой-нибудь буревестник. Я еще иногда летаю во сне. А ты?
— Не знаю. Я поутру вообще редко помню, что мне ночью снилось.
— Иной раз это даже хорошо. Сны всякие бывают. В том числе и такие, которые лучше б не видеть никогда.
— Ладно. Остров. Ты летишь над волнами. Что дальше?
— Меня тянет к нему, словно магнитом. То есть, не в душе, а физически. Душа-то моя как раз готова бежать оттуда без оглядки, только сделать ничего не может. Крылья не подчиняются — какая-то сила не пускает. И ясное ощущение, что нельзя мне туда. Что-то плохое там случится. Со мной. С нами. Очень плохое.
— Что именно?
— Не знаю. Сон я не досмотрела. Так мне страшно стало, что я закричала и проснулась вся в холодном поту. Вон, до сих пор одеяло мокрое.
Юлия мотнула головой в сторону незаправленной постели.
— И ты думаешь, это плохое непременно сбудется в реале? — задумчиво спросил Виктор.
— Сбудется. Я чувствую. У тебя никогда такого чутья не было: словно глушилка какая интуиции твоей проявиться не дает. Вон, даже снов не помнишь. — Тут Юлия неожиданно улыбнулась. — Броня крепка, и танки наши быстры.
Против воли уголки его губ тоже поползли вверх.
— Ну-ну, попрошу без оскорблений! Не такая уж и броня. Тебя же я чувствую. И очень хорошо.
— Я - другое дело. Между нами связь такая, что не вдруг и заглушишь. А вот внешняя чувствительность у тебя хромает. Впрочем, может, это и хорошо — своего рода защитный механизм. Дорого бы я дала, чтобы ничего такого не чувствовать!
— Ну, и что делать будем, Наталья Воротникова[10]?
Юлия шутливо ткнула его кулаком в плечо.
— Хорош уже прикалываться! Я серьезно!
— Серьезно, говоришь? В таком случае, тебе и карты в руки, чувствительная ты наша! Ты сон видела.
— И что? Я тебе все про него рассказала. А проанализировать его и решить, как нам быть дальше — твоя работа. В этом деле ты у нас главный.
— Главный, главный, — проворчал Виктор недовольно. — Тут пока нечего анализировать. Что мы имеем? Только твой сон и предчувствие. И еще гадкое ощущение от моего сна, но от чего конкретно, не помню. Дальше. Остров, на котором должно случиться что-то плохое. Что за остров, где находится — непонятно… Кстати, ты лес упоминала? Какой он?
Юлия пожала плечами.
— Не знаю. Лес как лес. Обычный, вроде…
— Какой обычный? Хвойный, лиственный или, быть может, тропический, с пальмами?
Она чуть нахмурилась, припоминая.
— Хвойный. Точно хвойный — я там елки помню.
— Ясно. Значит, умеренный пояс. То есть, теоретически этот остров может находиться в зоне нашего плавания. Только теоретически, так как в районе Императорских гор никаких островов на карте не значится, а следовательно…
Закончить свою фразу он не успел: в дверь каюты постучали.
— Юлия, вы здесь? — голос Заболотского.
— Да, Сергей Дмитриевич, входите.
Профессор открыл дверь и воскликнул:
— Опаньки! Оба здесь, голубки! Вас-то я и ищу. Ступайте за мной.
И он шагнул в коридор.
— Что-то случилось, Сергей Дмитриевич? — спросил вслед Виктор.
Тот остановился и чуть повернул назад голову.
— С севера надвигается шторм. Довольно серьезный. Так что, мы меняем курс и следуем в зону второго приоритета.
— Горы Картографов? — уточнил, замирая, Виктор.
— Они самые, — нетерпеливо подтвердил Заболотский, окончательно разворачиваясь. — И торопитесь уже — нужно срочно обсудить изменение программы исследований!
С этими словами он зашагал по коридору прочь, а брат с сестрой обменялись потрясенными взглядами.
— Кажется, началось, — хмуро произнесла Юлия.
Лед, кровь и ненависть (из воспоминаний Игоря Логинова)
Антарктида. Научная станция «Амундсен-Скотт»
10 января 2011 года.
Черт бы побрал этот полярный день! Мои биологические часы сбились напрочь. Организм утратил способность отличать время сна от времени бодрствования, а подсказки в виде темнеющего неба он лишился. Вдобавок, циркуляция Э-магической энергии по моему организму также несколько снизила мою потребность в сне, которого, как мне казалось, я не добирал и основательно, несмотря на сравнительно спокойный образ жизни, которую мы вели последнюю неделю. Было у меня опасение, что в решительный момент накопленный недосып может мне аукнуться.
Впрочем, на подобных мыслях я старался не зацикливаться. Не хочется спать — и фиг с ним! И пусть на часах три утра, но лежать на койке и пялиться в потолок — не самый лучший способ скоротать эту так называемую ночь.
В общем, я поднялся с кровати, оделся и отправился бродить по станции. Тоже, конечно, не ахти какое толковое времяпрепровождение, но оно, по крайней мере, создает иллюзию деятельности.
Коридоры были пусты, что, в общем-то, совсем не удивительно: полярники — люди к таким вещам привычные. В отличие от меня, который тут без году неделя, у них, наверное, по команде «отбой» наступает темное время суток. Спят все, кроме ночных дежурных. Как же я им завидовал! Помимо всего прочего, они, опять-таки в отличие от меня, понятия не имели, какая жуть сюда надвигается, и это знание не лишало их сна.
Кстати, что-то эта жуть не торопится. Чего, спрашивается, выжидает? И от Брегена уже три дня никаких вестей. Информацию он нам, конечно, слил ценную. Правда, я в ней ничего не понял, ну да ладно: главное — Моргана поняла, а мое дело маленькое — ударить, куда скажет…
Погрузившись в свои мысли, я сам не заметил, как забрел в конференц-зал, естественно, пустовавший по случаю «ночи». Впрочем, назвать его пустовавшим я поспешил, так как в первом ряду кто-то сидел и тоже, видимо, где-то витал. Такой вывод я сделал потому, что мое появление было замечено далеко не сразу. Обнаружив, что не один в зале, я хотел, было, сразу уйти, но почему-то остался и даже медленно двинулся вперед. Мне стало интересно, кого еще, как и меня, плющит бессонница.
Я прошел примерно половину расстояния, когда сидящий незнакомец поднялся и повернулся лицом ко мне. Это оказалась Диллина, что почти не удивило меня.
— Тоже не спится?
Этот вопрос вырвался у меня прежде, чем я сообразил, что, скорее всего, несу чушь: кто их знает, этих Вторых — может, им и вовсе сон не нужен. Моргана, например, спала, но у меня иногда складывалось ощущение, что особой необходимости в этом она не испытывает, а соблюдая привычное для людей чередование сна и бодрствования, скорее, пытается таким образом еще больше «очеловечиться», что ли. Думаю, реально ей хватает порядка семи часов сна в неделю и, при необходимости, она несколько дней подряд может непрерывно бодрствовать. А ведь она — наполовину человек. Возможно, чистокровным Вторым сон и вовсе не нужен, хотя… Тела-то у них, все же, человеческие…
— Я вообще мало сплю, — разрешила мои сомнения Диллина. — А здесь — тем более. Нельзя терять бдительность.
— Это верно, — подтвердил я. — Враг приближается.
— Я тоже это чувствую, но не только в нем дело. Сейчас такое время, что не всегда можно разобраться, кто друг, а кто враг.
Я чуть улыбнулся.
— На меня намекаете?
— А вы думали, я ничего не замечу? Бурю, конечно, для маскировки, вы устроили знатную, только ведь я за вами не в бинокль наблюдаю… Кто это был? Криг?