"Фантастика 2024-92". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Головнин Вячеслав Владимирович

Увидев бодрствующего пациента, лекарь тут же расплылся в улыбке.

— Прекрасно, Владислав Парамонович! Выглядите вы намного лучше, но полежать еще придется, все же рана непростая. Лошадь чудом вам черепушку не пробила. Видимо, по касательной задело.

— Где я? — поинтересовался Семен. Он уже практически уверился, что происходящее — не игра воображения и не фантазии больного мозга, а самая настоящая действительность.

— В своем имении, усадьбе «Белые пески».

— И как я сюда попал?

— Вы что же, барон, не помните, как вас сбросила лошадь?

— Ничего не помню. Даже своего имени.

Лекарь подошел ближе и оттянул Семену веки.

— Вполне неплохо по сравнению с тем, каким вас привезли. Головные боли со временем пройдут, еще недельку постельного режима, и вам станет легче. А вот по поводу памяти, увы, ничего утешительного сказать не могу: мозг человека до конца не изучен. Признаться, я и не надеялся, что вы очнетесь.

«Правильно не надеялся, ведь я не Владислав. Видимо, бывший хозяин тела все же погиб, а на его место притянуло меня», — подумал Семен, отворачиваясь. Вновь перед глазами встала авария. Он до последнего пытался избежать столкновения или хотя бы подставить под удар свой бок, но судьба распорядилась по-другому.

Видя состояние подопечного, лекарь оставил его одного.

— Прости меня, девочка моя любимая. За все прости, — тихо произнес барон на русском в пустой комнате.

В доме тем временем поднялся переполох. На похороны должны были приехать родители баронессы Софьи, а также ее брат. Лекарь запретил посещение больного, боясь, что встреча с родными покойной жены повлияет на его самочувствие, и ему станет гораздо хуже. Обо всем пришлось заботиться дворецкому Прохору.

Семен об этом не знал, отлеживаясь в своей спальне. То, что его, как и Катерины, на Земле нет в живых, он уже догадался, и теперь думал о будущей жизни. Где-то в подсознании мелькала мысль, что Катя, возможно, также попала сюда. Эту мысль мужчина старался заглушить в зачатке, боясь не справиться с болью, если такого не произошло.

Глава 16

Антон Ермолаевич послушал дыхание больного трубочкой, напоминающий деревянный акушерский стетоскоп, затем оттянул веки, прощупал голову и довольно хмыкнул.

— Ну что же, Владислав Парамонович, могу вас обрадовать: вы вполне поправились. Единственный совет, организм пока не нагружайте и продолжайте пить травы. После такого удара сразу здоровье не вернешь, но все исправимо, — лекарь улыбнулся.

— Как вы знаете, Антон Ермолаевич, я ничего не помню из своей жизни, — заметил Семен.

— При такой ране удивительно, что вы к Творцу не отправились, — усмехнулся мужчина. — Были в моей практике и такие случаи. Не хочу обнадеживать, но память может вернуться полностью или частично, а может не возвратиться совсем. Только пусть это вас сейчас не волнует. Вы — молодой, сильный, все у вас впереди. А дочка на руках осталась… Ну что же, вырастет. Наймете, кроме кормилицы, и нянек, и гувернантку, потом выдадите замуж, если Творцу так будет угодно.

— У меня есть дочь? — удивился Семен. В памяти всплывали какие-то разговоры, стоны, детский плач, но все сумбурно и непонятно.

— Да, Софья Алексеевна успела родить девочку, а узнав, что вы пострадали и лежите без памяти, сильно разнервничалась. У нее началась родовая горячка, и баронесса покинула наш бренный мир.

— Как дочь назвали?

— Как вы и велели, Катериной, — удивился лекарь.

— Да, совсем запамятовал, — Семен вдруг вспомнил, когда ему сказали о жене, он тут же подумал о Катеньке. А оказывается, Владислав Кротов в этом мире давно женат. Если бы не смерть супруги, страшно представить, как пришлось бы общаться с незнакомой женщиной.

После визита лекаря в комнату зашел Прохор.

— Может, баньку истопить, барин?

— Боюсь, плохо мне станет. А в комнате нельзя как-нибудь помыться? Хоть смыть слипшуюся кровь вокруг раны.

Надо сказать, Антон Ермолаевич пытался промыть рану, но лишний раз боялся тревожить. Он только сполоснул ее кипяченой водой, а затем велел прикладывать компресс из тысячелистника и подорожника с добавлением меда. Мед сам по себе является антисептиком, а сок тысячелистника улучшает свойства подорожника и меда и способствует заживлению. Такой компресс меняли каждые два часа. Кроме того, больному давали сбор трав с добавлением пустырника, чтобы побольше спал. Издревле известно — сон помогает организму восстанавливаться.

— Конечно, барин. Сейчас занесем лохань. Я уже приказал нагреть воды.

Прохор вышел и через несколько минут вернулся с двумя здоровенными мужиками, несущими по два больших ведра с водой. Вскоре все было готово для принятия ванны, если можно так выразиться.

Силы к барону пока не вернулись, поэтому Прохору пришлось потрудиться. Уже лежа в постели, Семен ощутил некоторую бодрость. Тело очистилось от пота и грязи, стало легче дышать, вот и самочувствие улучшилось.

— Прохор, подашь зеркало?

— Для чего, барин? Что вы там не видели?

— Себя, Прохор, себя! Не знаю, говорил ли тебе наш семейный лекарь, но я потерял память. Даже не помню, как выгляжу.

Дворецкий выпучил глаза и раскрыл рот.

— Неужто такое бывает, барин?

— Бывает даже похлеще, — улыбнулся Семен, вспомнив о своем попаданстве. — Так принесешь зеркало?

— Сей момент, барин, — поклонился Прохор, открыл стоявший у стены гардероб и вынул оттуда вещицу размером чуть больше тарелки.

Зеркало представляло собой отшлифованную пластину то ли металла, то ли камня — Семен не разобрался. Он взял протянутый предмет, посмотрел в него. В гладкой поверхности отражалось довольно симпатичное лицо с длинными цвета темного шоколада волосами, карими с зеленым оттенком глазами и тонким аристократическим носом с легкой горбинкой. Но больше всего внимание привлекали губы, и не из-за красоты или неестественности формы. Они были сухими, по углам «красовались» кровавые трещины. Проведя по ним языком, Семен ощутил боль и привкус железа.

«Надо помазать кремом, — подумал отстраненно. И тут же спохватился: — Какой крем?! Здесь даже нет врачей! Лучше маслом, чтобы дать время зажить тонкой кожице».

Лежал он еще два дня, а с третьего начал вставать и ходить по комнате. Молодой организм быстро шел на поправку, и с каждым днем барон чувствовал себя все лучше.

Однажды, услышав писк, Семен вышел из комнаты, прошел немного вперед и увидел в приоткрытую дверь кормящую ребенка мать.

— Чего вопишь? Покормлю своего, потом, что останется, тебе дам, — проворчала девица, державшая на руках дите. Причем этот малыш выглядел намного крупнее, чем комочек, лежащий в люльке.

Семена передернуло от услышанного. Не постучав, он вошел в комнату.

— Кто такая? — строго спросил у растерявшейся женщины, попытавшейся прикрыть грудь.

— Снежана, барин.

Ребенок в люльке снова пискнул. Семен прошел и взял девочку на руки. Она подняла такие же карие, как теперь и у него, глаза. Точно так же в прошлой, такой уже далекой жизни смотрел новорожденный Данилка, словно пытался запомнить лицо отца.

— Отложи своего ребенка и корми девочку, — холодно приказал барон.

Женщина беспрекословно оторвала сына от груди и взяла на руки Катюшку. Ребенок довольно зачмокал, глотая молоко. Оставшийся без еды малыш открыл рот и заорал во всю мощь легких.

— Прохор! — подойдя к двери, крикнул Семен.

— Слушаю, барин.

— Эту, как только покормит девочку, выгнать и найти другую кормилицу, — приказал мужчина слуге и повернулся к крестьянке: — Не будь ты кормящей матерью, всыпал бы за то, что ребенка держала впроголодь! Малышка уже плакать не могла от бессилия!

— В первые дни сильно плакала, потом вроде затихла. Так мы и не переживали, думали, спокойный ребенок, — попытался оправдаться дворецкий.

— А ты почему молчала, Снежана? — ледяным голосом спросил барон.

Девушка лишь сжалась и втянула голову в плечи.