Андрей Круз - Эпоха мертвых. Прорыв
– И что?
– И этот самый «кто-то» обматерил девку на связи с другой стороны, что дисциплину связи не соблюдает, хлебозавод своим именем назвала.
– Еще информация есть?
– Разумеется. Тот, кто командовал, намерен соединиться со «своими», подойдя к Нижнему по другой стороне реки.
Циммерман задумался. Сильно задумался, до головной боли, зубами даже заскрипел. Затем он сказал:
– На командира с докладом пока не лезь, все может туфтой оказаться. Идеи есть, откуда он полезет на другой берег?
– Думаю, что по плотине.
– Он и вплавь может, забыл?
– Может. Но зачем ему? Если он идет уже из города и задачу выполнил, то знает, что плотина безопасна. И если не знает, то почти наверняка разведать решит. Если нас не обнаружит, то поедет по ней, зачем ему самому себе трудности искать?
– Логично. Готовь засаду.
– «Черных» возвращать?
– Да пошли они, только завалят дело. Пусть катятся.
Он поднял глаза на слушающих с любопытством разговор и спросил, обращаясь к Сидельникову:
– Поможете захват организовать? Аккуратный, чтобы без стрельбы и членовредительства?
– Кого? – коротко спросил тот.
– Да поедет через вас отрядик небольшой. Так нормальные ребята, только резкие, как понос. Если не поймут шутки, то могут в бутылку полезть.
– Для проверки остановятся? – уточнил собровец.
– Вот и я о том, – удовлетворенно кивнул Циммер. – Остановятся обязательно, это не банда. Командиры наши их зачем-то хотят, аж кушать не могут.
Александр Васильевич Пасечник
31 мая, вторник, утро
Нормально поговорить с Салеевым удалось только сегодня с утра, все время что-то мешало. Разговор вышел сложным, но к этому Пасечник был готов. Скрывать то, что он копает под друга детства бывшего десантника, было нельзя, следовало говорить правду. Самому Пасечнику к сложным разговорам было не привыкать, и главную проблему он в таких случаях старался превратить в главный же аргумент:
– Марат, я понимаю, как звучит, поэтому не по своей линии разбираю информацию, а решил тебя привлечь.
– Саша… в смысле Главный, в курсе?
– Он и инициировал расследование, – честно ответил Пасечник. – Они по ошибке ему не тот файл скопировали, Главному показалось подозрительным.
Салеев вздохнул, потер лицо ладонями, затем быстрыми шагами подошел к окну. Не оборачиваясь, спросил:
– К чему это все может привести?
– Честно?
– Абсолютно честно. Если что-то пойдет не так, как ты мне сейчас скажешь, я плюну на все договоренности и поступлю так, как считаю нужным. Я с Домбровским с первого класса вместе, и жили в соседних подъездах. А Саша… Главный в смысле, жил в доме напротив.
– Если абсолютно честно… – начал Пасечник, пропустив всю «детскую лирику» мимо ушей, – то, если Тимохин не расколется сам и сразу, его придется пытать. А если начнем пытать, то он умрет в любом случае, хотя бы ради того, чтобы Домбровский не знал, что попадал под подозрение и какими способами подозрение развеялось.
– А если это все же он… в смысле они? – Салеев резко повернулся к собеседнику.
– Если это они, то я передам Главному добытую информацию. И он пусть решает, я умываю руки.
– И все же почему ко мне пришел?
– Я же сказал, что не хочу потом недопонимания, – терпеливо повторил генерал. – Не хочу я быть злодеем Пасечником, который разрушил вашу дружбу и всех облил дерьмом. Главный попросил меня в его и твоем личном копаться грязными ментовскими руками, а мне это самому как нож острый. Поэтому присоединяйся.
Салеев задумался. Молчал минут пять, наверное, Пасечник все это время ждал, разглядывая висящую на стене карту с пометками. Обернулся лишь тогда, когда Салеев заговорил:
– Хорошо. Я не знаю Тимохина толком, и он мне вообще не нравится. Забирайте. Но весь процесс получения информации должен идти под моим присмотром.
– В смысле?
– В смысле я хочу быть уверен, что Тимохин сказал именно то, что сказал. Что я не принимаю решений на основе непроверенной информации. Что твои костоломы или «уроды»… да, да, знаю я про «уродов», не выбили из него то, чего он на самом деле и не знал.
– То есть хочешь, чтобы следствие перешло прямо к тебе?
– Нет, я не умею вести следствие, – покачал головой Салеев. – Веди его ты. Но в моем месте, с моей охраной, и на допросах буду присутствовать я сам или тот, кому я доверяю.
– А это решение ты не изменишь при каких-нибудь новых сильных эмоциях? – вздохнул Пасечник.
– Я когда-нибудь свои решения менял?
– Ну все бывает в первый раз. Обстоятельства очень уж уникальные. Ладно, мы договорились. Тимохина сегодня отправят на неделю поработать на новый КП, там его и надо взять. И полная изоляция. И еще… – Пасечник, не смущаясь грубостью поступка, уставил указательный палец в лицо Салееву. – Если какая-то информация уйдет в сторону, потому что кто-то из твоих не умеет секретность соблюдать, – я вывалю все на общее рассмотрение. Сами разбирайтесь. Мы в этом друг друга поняли?
– Поняли, – спокойно кивнул Салеев. – Здесь будут думать, что Тимохин трудится и будет там не меньше недели.
На этом разговор с «министром обороны» и закончился. Исходом Пасечник был доволен. «Ведомственная ревность» в данном случае была лишней. Расследование вторгалось в детскую дружбу, то есть в область иррационального. Это как вмешиваться в чьи-то семейные отношения, что умные люди обычно не делают никогда. Поэтому второй по важности задачей после открытия истины было создание ситуации «разбирайтесь сами». «Пасеке» следовало как можно меньше влезать в эту историю, учитывая еще и то, что кого-то удобней, чем одетые в черное эсбэшники, для обвинения во всех смертных грехах на территории Центра не было.
Усимов, вызванный заранее, дожидался Пасечника у него в кабинете, попивая чай и читая какую-то толстую книгу.
– Вань, что почитываешь? – поинтересовался Пасечник.
– Гончарова, «Обрыв», – захлопнул тот книгу и убрал в сумку.
– Что? – поразился генерал, вспомнив что этот старинный сентиментальный роман любила читать еще его покойная мать.
– «Обрыв», – повторил Усимов. – Очень романтично и мило, на фоне происходящего так вообще лекарство для души.
– Ну ты даешь… – откровенно поразился генерал, после чего перешел к делу. – Ваня, есть добро от Салеева. Задерживают его они, на КП, как и предполагали. В подвале там вполне людей содержать можно, даже сортир есть, с этим без проблем. Ты езжай туда. Возьми кого-нибудь, с кем тебе работать удобно, и езжай. Такого, чтобы крови не боялся.
– Я сам не боюсь, – улыбнулся любитель сентиментальных романов. – Но думаю, что даже до ТАПа[65] не дойдет, Тимохин человек интеллигентный, где не патлы, тактам борода, или наоборот, такие быстро колоться начинают.
– Все равно возьми, потому что все остальные люди там от Салеева будут. А ты один не справишься.
– Хорошо, – кивнул Усимов. – Панченко и Митяхина прихвачу.
– Прихвати. И гоните туда вперед, чтобы до Тимохина успеть. Как его заберут, начинайте допрашивать. Но тут момент – следите, чтобы с вами был кто-то из салеевских, чтобы к нам потом никаких претензий.
– Я понял.
– Ну и езжай, если понял.
Татьяна Лапина
31 мая, вторник, день
– Все собрали, ничего не забыли? – спросил Леха у построившегося у машин личного состава.
На этот вопрос никто ничего не ответил, что подразумевало небывалую тщательность сборов. Разве что Пашка сказал:
– Даже машины по винтику пересмотрел, все в норме.
– Ну и хорошо, – сказал Леха. – Разведрота отходит в пункт постоянной дислокации, они по своим задачам отработали, так что с ними мы выдвигаемся. Так оно безопасней будет, чем своим ходом. Кстати, солнце наше рыжее с нарождающейся личной жизнью, ты вот что скажи: ты с нами едешь или уже не с нами?
Маша, как раз затягивавшая хвост на затылке и державшая резинку в губах, кивнула, затем справилась с прической и уже потом сказала:
– С нами. И Белявский тоже с нами поедет.
– Ну ты глянь, уже прижился. Снайпер, – с ехидством сказала Вика, и Маша просто показала ей розовый язык.
Настроение у всех было приподнятым, почти праздничным. Нет, разумеется, все понимали, что ребята пока находятся на враждебной территории, что еще всякое может случиться, но сам факт того, что они самостоятельно вышли на связь, что уже недалеко от безопасной территории, что уже назначена встреча, обнадеживал до крайности. Поэтому упаковались лихо, когда ротная колонна разведчиков начала строиться, отряд уже сидел по машинам, в брониках, шлемах и масках, готовый начать движение.
– Ну видок у вас, сам со страху разбежишься, – ехидно объявил неожиданно появившийся Белявский, забросивший свой рюкзак в головной «уазик». – Рейнджеры, блин, чисто рейнджеры. Мария Александровна, красота наша невероятная, присоседиться позволите ли?
