Николай Желунов - Закон о тюрьмах
Негритянка и Хорти вернулись с мешком консервов: тунец, капуста с сосисками, дольки ананаса в сиропе. «Забрали в палатке Швайни» — сообщила седая девочка, и ответом ей было многоголосое восторженное «Йа-а-а!». Начался ужин, быстро превратившийся в фестиваль обжорства. Изголодавшиеся малыши ели и не могли остановиться, даже когда насытились, и Кати пришлось отбирать у них розданные продукты — чтобы не разболелись животы. Гай, опорожнивший уже три фляги, подкинул в костер дров, достал альбом с кусочком угля и пытался запечатлеть Кати, но девушка, занятая детьми, не могла и минуты усидеть на месте.
Тогда Гай взял фляжку и побрел во мрак, к рядам разрушенных обиталищ содомцев. На границе света и тени он остановился, задрав голову к небу. Ну почему, почему не видно звезд? Горят ли они еще там — за бескрайним облачным саваном?
— Гай, — шепотом дохнула тьма.
Гай вздрогнул и отступил на шаг. Какая-то неясная тень двигалась за свалкой разлагающихся отбросов на краю площади.
— Сюда, — позвал голос, — иди сюда
— Кто это? — Гай сообразил, что снова забыл оружие в лагере.
— Дурак, это я, — выступившее из кромешной тени бородатое лицо Вика напоминало маску рассерженного древнегреческого божка.
— Ты что там… крадешься?
— Пойдем, брат, покажу тебе кое-что.
Гаю не хотелось никуда идти, и чего-то там, наверняка очень неприятное в темноте смотреть, но он, конечно, промолчал. Он шагал за своим товарищем, стараясь попадать след в след, чтобы не споткнуться и не свернуть шею. Однако едва они вышли на окраину городка, он понял, что дневной свет еще не угас полностью — Гай видел силуэты холмов и даже разглядел по обочинам руины разваленных демоном шалашиков. Холодный ветер забрался за шиворот, ударил в лицо, и песок, смешанный с пеплом, заскрипел на зубах.
— Куда мы идем? — спросил Гай.
— Сейчас увидишь.
Гай догадывался, что Вик уводит его на север от города, в сторону, противоположную той, откуда они атаковали Содом. Вскоре Вик свернул налево, на тропинку, убегающую вверх по склону холма.
— Только тихо, — прошептал он, когда они взошли на вершину, — не удивлюсь, если они могут нас слышать. Не знаю, как они отреагируют.
Сперва Гай ничего не увидел, и хотел уже спросить Вика о ком тот говорит, но замер с открытым ртом.
Ночная пустыня медленно двигалась. Это было похоже на страшный сон: в глубокой котловине между холмами шевелилось, извивалось что-то многорукое, многоногое, молочно-белое на фоне черного песка. Ветер на минуту затих, и сквозь тишину проступил монотонный скребущий звук, перемежаемый шорохами и скрипом. Гай протер глаза, чувствуя, как стремительно выветривается из головы хмель.
— Господи, Вик… — его шатнуло, — это… это… они что, все живые?
— Мертвые, парень, — зло сказал Вик, — дохлые, как сама смерть.
— Но почему…
Гай на ватных ногах подошел к краю обрыва и боязливо глянул вниз. Там, в широком квадратном рву, лежащие вповалку обнаженные, белые тела мужчин и женщин. Тела монотонно двигали руками и ногами, словно пытались уплыть. Из раскрытых ртов не исходило ни звука — над котловиной лишь шуршала от трения мертвая кожа.
— Их же тут сотни… если не тысячи…
— Я решил обойти город, на всякий случай, — объяснил Вик, — и увидел эту дорогу. Ею часто пользовались. Когда я дошел сюда, тоже сперва подумал, что они живые… какая-нибудь рекордная групповуха… потом смотрю — у них раны от пуль и еще от чего-то… вон, видишь — оторванные ноги и руки — тоже дрыгаются… они их всех приносили сюда, Гай, их всех, кого убивали в своем поганом Содоме, всех, кто умирал от голода, болезней, пыток. Братская могила. И они мертвы, да… но они не упокоились, черт возьми!
На груде шевелящихся трупов крупный бородатый мужчина с черными гноящимися дырами вместо глаз вдруг поднял голову и уставился слепым взором на Гая. Губы его открылись, задвигались, сообщая что-то на рыбьем языке. Голое бугристое тело напряглось, изогнулось, словно под действием электричества.
Гай закрыл лицо руками.
— Нет, ты смотри, — прошипел Вик, с силой дернув его за руки, — смотри! Страшно? Вот и хорошо, что страшно! Ты мне не нравишься в последнее время, Гай. Ты забыл, с чем мы имеем дело? Смерть! Смерть! Ничего не осталось живого, и они, там, в этой яме — такие же мертвецы, как те цыплята у костра с этой своей черной наседкой! То, что они все еще двигаются — ничего не означает! Сомнение! О, Господь свидетель — слишком легко заронить сомнение в слабое сердце — в твое сердце, Гай! Я видел, как ты смотришь на неё! Забудь! Забудь! О, искушение, чертово семя!
— Но Вик! — придушенно пискнул Гай, — она же теперь одна из нас… то есть, я не хочу сказать, что я собираюсь… просто я… она…
— Искушение! Она — искушает нас…, - Вик осекся, — искушает тебя! Я не знаю, что все это значит, но я пойму! О, я разберусь. А если она послана не Богом?
— А кем? — помертвел Гай.
Бородатый мужчина на куче трупов с мольбой тянул к Гаю распухшие белые руки.
— Сам подумай!
— Не может быть, Вик… она добрая, и…
— И что?
— И вообще…
Гай радовался, что в темноте не видно, как горят его щеки.
— Дьявол приходит в обольстительном женском обличье! — воскликнул Вик — Дьявол сладкими поцелуями вливает в уста твои смертный яд! Дьявол за минутное удовольствие забирает бессмертную душу!
Он шагнул к Гаю, и тот — хоть и был на две головы выше его, испуганно попятился.
— Обещай мне, — отчеканил Вик, — что ты будешь все время настороже.
— Ну конечно, я обещаю…
— Поклянись спасением души твоей, что ты будешь слушаться меня беспрекословно!
— Да клянусь, дружище! Конечно же, я клянусь, Господи, ну что ты так…
Вик остановился, тяжело вздохнул, помотал головой:
— Ты не понимаешь, парень, какие опасности могут поджидать нас. За каждым гребаным холмом. Под каждым сраным камнем.
— Ви-и-ик, — пьяно протянул Гай, взял друга за плечи, — ну ты и напугал меня… ладно… слушай, пойдем отсюда… от вида этой ямы у меня волосы дыбом. Пошли, а?
Они зашагали прочь, Вик — еле переставляя ноги, Гай — почти бегом, все время останавливаясь, чтобы дождаться друга. Сразу после их ухода на холмы опустилась непроглядная тьма, скрыла жуткую яму, и лишь монотонные шорохи и скрип мертвой кожи наполняли ночь.
— Главным у них был Швайнштайгер, — тихо говорила Кати, — ребятишки звать его Швайни. Говорят, когда все это началось, он находиться в какой-то военный бункер, потому что он… как это… начальник солдат.
— Генерал? Офицер? — подсказал Гай.
— Ага, генерал. Он прятать большой запас. Продукты, вода, les armes Ю feu. Очень плохой человек. Сукин сын, да. Назвать себя королем… иметь много женщин, очень много. С ним собраться большая банда, они гонять в Содом всех, много женщин и малышей, и делать с ними что хотеть. Лучше вам не знать это.
Кати сидела, немного сутулясь, на ящике из-под пива, и смотрела в костер. В глазах ее плясали недобрые огоньки.
— Нас ты такими историями не напугаешь, подруга, — поцокал языком Вик, — рассказывай.
— Нехорошо от этих memoires, — покачала головой девушка. Гай подумал — неужели ей не холодно в этом коротком платьице? Он смотрел на гладкие темно-коричневые плечи и бедра Кати, и чувствовал, как затылок его горит. Боже мой, мелькнуло у него в голове, клянусь, я отсюда могу чувствовать её запах! Но что там Вик толковал об осторожности?
— Хорошо, что Швайни больше нет, — сказала Кати, — вы сделать хорошо. Но зачем вы убить всех других людей? Детей, женщин? Если вы делать насилие и убивать всех вокруг — сами погибнете, и даже вера вас не спасет!
Какие у нее большие, широкие ступни, думал Гай. Плоские и розовые, как у африканской богини. Казалось бы — такие некрасивые, но почему я не могу без волнения смотреть на них? А Вик — неужели он ничего не чувствует? Он только и способен думать о трупах?
— Я устал повторять, — Вик нацелил на негритянку указательный палец, — мы никого не убиваем! Все уже давно мертвы… и ты, и я, и эти детишки, — он махнул рукой в сторону палатки, где спали малыши. — Господь дал человечеству расчет за шесть тысяч лет службы, это его решение. Все! Автобус на конечной станции! Мы с Гаем только проверяем — не спрятался ли кто-нибудь под сиденьем.
— Зачем? — мягко спросила Кати. — Вы хорошие мужчины, я вижу. Ну зачем вы делать зло?
— Вот заладила — хорошо, плохо, зло! — Вик вскочил, и запыхтел в темноте сигаретой, — все у тебя просто!
— Не кричи, разбудишь дети.
— Да черт с ними. Вот что, дорогуша, если ты теперь у нас в отряде — запомни первое правило: я здесь главный. И делать нужно то, что я говорю. На каком основании? Очень просто — Господь говорил со мной и достаточно четко дал понять, что я и мои помощники должны делать. Я тебе уже рассказывал эту историю, и дважды повторять не буду.
