Елизавета Ельская - Голгофа XXI
— Учитывай сколько влезет, — проворчал Старший, разворачивая костюм, — только я в твоей опеке не нуждаюсь.
— Ну и отлично, — с нарочитой бодростью сказал Святослав и занялся собственным костюмом.
Хотя жандармам здесь делать было нечего, он придерживался железного правила, что дольше живет тот, кто готов к неприятным неожиданностям, поэтому назначил Симона и Фому в боевое охранение на левый фланг, а Иоанна и Филиппа — на правый. В противогазах и защитных костюмах все сразу стали одинаковыми. Святослав различал лишь троих: Андрея — тот был самым крупным, Марию — самая маленькая фигурка, и Фаддея — широкоплечего, но ростом пониже прочих. Рана у Фомы на руке уже зажила, и он сам нес свой рюкзак.
Нормальной растительности в химках не было, леса превращались в сухостой, трава не росла вовсе, и земля была голой и безжизненной или же покрытой чем-то вроде плесени, реже — странными на вид мхами. Здесь же под ногами путалось отвратительное желтовато-серое подобие высоких болотных трав с жесткими и необыкновенно прочными стеблями, которые цеплялись за бахилы, затрудняя и без того нелегкий путь.
Когда минуло два часа, Святослав спросил через переговорник:
— Все в порядке? Если кто-то почувствует себя плохо, пусть скажет.
Все промолчали.
Еще через полчаса он спросил уже прямо:
— Мария, ты как?
— Терпимо, — отозвалась она.
Задавать этот же вопрос Старшему он не стал, решив, что тот вконец обидится, тем более что переговоры слышат все. Потом он горько сожалел о своей деликатности. Все были на пределе, он чувствовал это по себе.
Наконец писк датчиков смолк. Пройдя еще с километр, Святослав стащил противогаз. Боже, какое наслаждение просто дышать!
Вдруг Старший виновато проговорил:
— Командир, кажется, я все-таки траванулся.
Святослав перевел на него взгляд.
Старший действительно выглядел неважно: лицо бледное, пожалуй, даже с зеленоватым оттенком; он часто, судорожно сглатывал, доставая из своей аптечки арватол — антидот широкого спектра действия.
«Хорошо хоть не раньше, чем мы вышли из зоны», — подумал Святослав.
Однако дальнейшее показало, что радоваться нечему: сразу после укола Старший упал, его выворачивало наизнанку. Подскочившие Андрей и Филипп пытались помочь, но у того уже начались судороги. Святослав бросился было к аптечке, оставшейся после Варфоломея, но со Старшим дело зашло слишком далеко, тут нужен был врач, а их врач лежал в могиле на склоне оставшегося далеко позади холма. Святослав видел, что Старшего уже не спасти. С неимоверным усилием тот произнес:
— Думал… не хуже… других. Ошибся.
Святослав сжал его руку.
— Не ты сдал, а противогаз! Ты отравился из-за негерметичности противогаза. Такое могло произойти с каждым из нас.
На лице Старшего появилась слабая улыбка. Потом оно застыло в безразличной маске смерти.
Еще одна могила под тем же бледным и далеким холодным небом.
— Земля к земле, прах к праху, — сказал Святослав.
Когда хоронят, обычно говорят что-то такое. Как там дальше, он не помнил. Андрей и Филипп зарыли могилу. Теперь их осталось одиннадцать: десять мужчин и Мария.
Если б не пуля, которую дала ему Мария, пуля, чуть не лишившая девушку жизни, Святослав не стал бы осматривать противогаз Старшего: какая разница, что за дефект привел того к смерти? Но пуля лежала у Святослава в кармане — он сунул ее туда машинально, — и теперь, нащупав ее, решил кое-что проверить. Не привлекая внимания, так, на всякий случай. И оказалось, что не зря: над фильтром в противогазе Старшего кто-то основательно поработал: со стороны горловины он был несколько раз пробит чем-то тонким и острым. Теперь подозрения относительно странной реакции на антидот переросли в уверенность: похоже, шприц-тюбик был подменен. На что именно — уже едва ли можно было установить, да теперь это было и неважно.
Итак, кто-то испортил противогаз Старшего. Сделать это мог любой. Они сменили фильтры после того, как надевали противогазы в первый раз: снаряжение всегда должно быть полностью готовым к использованию. С тех пор минуло немало времени, более чем достаточно для того, чтобы кто-то, выбрав подходящий момент, проколол фильтр. Вот только зачем? Зачем, черт возьми, понадобилось убивать Старшего?! В этом нет никакого смысла. Если бы жандармы поставили своей целью уничтожить отряд, то уже давно перебили бы их всех, поскольку маршрут группы им наверняка известен. После встречи с Книжником каждый получил мини-миракль, в базу данных которого внесены узловые точки маршрута, где их ждали машины. Предатель имел возможность сообщить эти сведения раньше, чем они пустились в путь. Однако, как и говорил Книжник, жандармам нужны не они, а Долли. Они всего лишь нить, которая выведет на Долли, то есть спецслужбам незачем уничтожать их. Наоборот, они заинтересованы в том, чтобы отряд добрался до цели.
«Тогда какого черта этот сукин сын начал нас убивать? — в бессильной ярости ломал голову Святослав. — Пораскинь мозгами, — велел он себе. — Для убийства Старшего существует какая-то причина. Возьмем для начала самую простую: страх разоблачения. Однако не похоже, чтобы Старший о чем-то догадывался. Он не стал бы молчать… Почему же предатель разделался с ним? Почему?!»
Святослав безуспешно искал ответ на этот вопрос до тех пор, пока взгляд его случайно не упал на шедшую впереди Марию. Точнее, на ее рюкзак: он был точно таким же, как у Старшего — горчичного цвета с коричневыми полосками на клапанах. Постепенно отставая, Святослав пропустил вперед всех, разглядывая их рюкзаки. Все они чем-нибудь отличались от рюкзака Старшего, который Святослав отлично помнил, поскольку сам разбирал его после похорон. Горчичный с коричневыми полосками — такие были только у Старшего и Марии.
«Он снова пытался убить Марию, вот в чем дело! Он перепутал рюкзаки».
Тогда получалось, что из шести подозреваемых, которых он вычислил после выстрела на хуторе, мертвого Варфоломея следовало отбросить. Предателем был один из пятерых живых — Симон, Фаддей, Иоанн, Фома или Матфей. Кто из них?..
С тем, что жандармы наверняка знали, куда они идут, было уже ничего не поделать. Но Святославу крайне не нравилось то, что их могут в любой момент накрыть, выслав вертолеты. Впереди, в чистых местах, им приготовлена еще одна машина. Однако они уже существенно отклонились к югу от первоначального маршрута, и Святослав задавался вопросом, стоит ли на него возвращаться. В конце концов он решил, что не стоит. Он должен что-то предпринять, чтобы не навести спецслужбы на Долли, и уход с засвеченного маршрута был первым шагом в этом направлении. Сообщить об изменениях жандармам предатель не сможет: личные переговорники у команды имеют небольшой радиус действия. «Ворон» — передатчик для дальней связи — имелся только у Святослава. Он взял его на всякий случай, поскольку первоначально предполагалось, что в пути они не будут ни с кем поддерживать связь. Меньше контактов — меньше опасности. Тем, кто доставлял в условленные места машины и продовольствие, вряд ли было известно, для кого они это делают, — Книжник был осторожен. Но предусмотреть всего не удалось и ему… Осторожен и предатель, поэтому сомнительно, чтобы он решился тайком держать при себе «Ворона»: они все были полностью на виду друг у друга и понятия «личные вещи» в их маленьком отряде не существовало, а наличие у кого-то снаряжения, не входившего в комплект полученного, могло породить ненужные вопросы. Когда же они попадут в зону Долли, чтобы подать условный знак, будет достаточно мощности стандартного переговорника.
Чтобы изменить маршрут, не насторожив предателя, Святославу нужно было придумать какую-нибудь вескую причину. Сколько он ни размышлял, ничего дельного на ум не приходило. И правда, как обосновать уход с чистых мест, где для них приготовлена машина, на юго-восток, в сторону города, разумеется давным-давно обезлюдевшего, других городов теперь нет. Но брошенный город — это еще куда ни шло. Затем, по плану Святослава, им предстояло раздобыть машину в спид-зоне, а туда сталкеры не ходили — слишком свежа была память о страшных эпидемиях, опустошавших эти земли после потепления. В спид-зоны практически никто не ходил, хотя они были наименее охраняемыми из всех зон, кроме никому не нужных свалок. Когда изредка отдельные храбрецы все же проникали в эти отпугивающие прочих «хосписы», им удавалось раздобыть редкие медикаменты, хотя бы те же «конфетки». В спид-зонах, или, как их еще называли, «спидниках», содержали больных неизлечимыми заразными болезнями. Это название происходило от открытого более ста лет назад заболевания. Из тех болезней, которые существовали теперь, СПИД прошлого века был далеко не самой худшей. Их появление совпало с потеплением, вызвавшим развал традиционного земледелия, что, в свою очередь, породило голод. Голод и болезни, уносившие жизни сотнями тысяч, стали тяжелым испытанием для всех государств, и, чтобы выдержать его, требовался запас прочности. Западная Европа устояла (кроме расположенной ниже уровня моря Голландии, подвергшейся затоплению) и, успев изменить характер земледелия, приспособилась к изменившимся климатическим условиям. Что касается России, там кризисная ситуация ускорила окончательный крах. Как раз тогда и вымерла большая часть населения, лишенного какой бы то ни было помощи: новые больницы уже давно не строились, а старые ветшали и разваливались. Женевцы поначалу стали строить специальные госпитали в удаленных от крупных населенных пунктов местах. Но в Западной Европе «особо удаленных» мест не существовало, а владельцы загородных домов энергично протестовали против того, чтобы рядом с их жилищами находился источник смертельной опасности. В результате такие госпитали были перенесены за границу. Сначала земли под них покупались точно так же, как под всевозможные химки и плеши, благо последние правительства России, уже не имевшие реальной власти, распродавали все, что угодно. Теперь же и покупать ничего не требовалось, достаточно было успокаивающего сообщения в средствах массовой информации для собственного населения.
