Антон Первушин - Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)
Подполковник Вересов, поддавшись хмельной ностальгии, выступил поскромнее Стуколина, исполнив медленно и печально песню «Застывший МиГ»:
В далёкой дали заграничной
У лёгких трубчатых ворот
На постаменте необычном
Застыл красавец-самолёт.
Давно в турбине стихли громы,
Компрессор песню не поёт,
А он как прежде, невесомый,
Всё устремляется в полёт,
И как подраненная птица,
Взметнувшись скошенным крылом,
Он много лет уже стремится
Дорогой на аэродром,
И словно просит, чтобы дали
Ещё хоть раз ему взлететь,
Уйти в заоблачные дали,
Покинуть враз земную твердь…
А мимо чудо-самолёта,
Стрелой пронзившего года,
Спешат пилоты на полёты,
Не замечая иногда,
Как он стремится с постамента,
Как с ними просится в полёт!..
И громыхая инструментом
Заправщик мимо проползёт…
Но каждый раз, когда устанет
От шумных буден и забот,
К нему придёт, надолго станет
В ночной тиши седой пилот.
И как с живым, как с давним другом
О чём-то будет он молчать…
И станет самолёт по кругу
В седом молчании летать,
И взрыв форсажный из забвенья
Рванёт его на перехват!..
Да! Ради этого мгновенья
Ему положено стоять!
Да, ради этого мгновенья!
Для МИГА!..
Ну и для того,
Чтоб со скачками уплотненья
Собратья младшие его
Летали лучше, дальше, выше,
Наверняка разили цель!..
Застывший «МиГ» под старой крышей —
Седых пилотов колыбель…[23]
Потом и сам Громов взял инициативу в свои руки, спел несколько песен «не в тему» от Бориса Гребенщикова, Юрия Щевчука и Михаила Щербакова. И, как обычно, поддавшись на уговоры друзей, начал хулиганить и «сбацал» широко известную в узких кругах балладу неизвестного автора «Про Ивана – летчика-аса, который побывал на Марсе, а когда с Марса воротился, с лётной работой распростился».[24] Начиналась баллада вполне эпически:
Жил да был отважный лётчик.
Гордо в небе он летал,
И любовь к своей профессии
Беззаветную питал.
Как-то раз в ночном полёте
Лётчик петлю выполнял
От вчерашней ли нагрузки…
От большой ли перегрузки
Он сознание потерял.
Был наш Ваня летчик-ас
Год летал на первый класс,
Ум теряя молодец,
Вмиг смекнул – ему конец.
Времени прошло немало,
И Ивану лучше стало.
Пять минут ещё проходит.
Он совсем в себя приходит.
Головой трясёт Иван
Как ударенный баран.
Все фюзеляжные пусты,
А я в наборе высоты.
Был наш Ваня атеист
И Иисуса, и беса,
И другие чудеса
Отрицал как коммунист.
Тут однако даже он
Был немало удивлён.
Вот летит Иван, смекает
Неужели я в раю?
Видно даже Бог не знает
Про другу любовь мою.
После каждого свиданья
В божий храм ходила Маня.
Видно в этом что-то есть.
Коли мне такая честь.
Тут мелькнуло что-то вдруг
Видит Ваня – синий круг.
Потом свет совсем погас.
Ваня слышит чей-то глас:
«Ты хвалу воздай не Мане,
а окстись и не крестись
То простые марсиане
Помогли тебе спастись.
И не ангелы, не черти —
Мы спасли тебя от смерти.
Через несколько минут
Сможешь сам на Марс взглянуть»…
Оказавшись на Марсе, пилот-ас Иван вступил в контакт с инопланетным разумом, который по уровню намного превосходил земной, а потому сумел построить роботизированный коммунизм. Наставники с красной планеты водили Ивана по музеям, в которых были представлены выдающиеся достижения великой марсианской цивилизации, в результате чего тот пришёл к закономерному выводу:
Ходит Ваня день и два —
Идёт кругом голова.
Ваня выразил восторг
Кто всё так устроить смог.
А на нашей, брат, планете
Управленцев умных нету.
Им бы только водку жрать
Да с трибуны поорать.
Однако предложение остаться на Марсе и стать испытателем звездолётов, высказанное наставниками, Иван непреклонно отверг, мотивировав это тем, что на Земле у него остались жена, любовница, друзья, да и вообще «Не могу никак сейчас – Скоро выборы у нас». Марсиане с почестями проводили героического лётчика, однако на Земле его ожидал совсем не дружеский приём:
Рассказал им всем Иван:
Дескать, был у марсиан.
Тут друзья переглянулись
Покрутили у виска
Разом все заторопились:
Выздоравливай, пока.
Санитары Ваню взяли
И к носилкам привязали.
И в такой вот упаковке
На носилках и в веревках,
Воротился наш герой
Жить из космоса домой.
Никто не поверил Ивану: ни друзья-пилоты, ни замполит, ни комэск, ни комполка – даже жена с любовницей не поверили. В результате пилот-ас был списан на землю, где и мыкался, не ожидая больше от жизни ничего хорошего. Заканчивалась баллада обращением ко всему разумному-доброму-вечному, что ещё сохранилось в людях:
Я вам сказку рассказал
Не для славы, не для чести,
Чтоб подумали мы вместе,
На Земле как дальше жить,
Чтобы жизнь не погубить.
Если ты летаешь в высь,
Высоты во всём держись.
Ваня, друг надёжный твой,
Завтра в бой пойдёт с тобой.
Он подставит грудь свою
Защитит тебя в бою.
Надо другу слепо верить,
даже в то, что не проверить.
Если врач ты – так иди
Всех и всюду убеди,
Что пилот Иван Петров
Телом и душой здоров.
Ты ж в угоду аппарату
Предал клятву Гиппократа.
Если есть ты замполит
Чувствуй, чья душа болит,
Смотри шире на аспект,
А не спрашивай конспект…
Самодеятельная баллада понравилась, особенно тем из присутствующих, кто её до сих пор не слышал. Офицеры долго и бурно аплодировали, а гостеприимный командир даже попросил записать слова.
Импровизированный банкет подходил к завершению, когда во дворе дачи неожиданно появился Владимир Фокин. Поприветствовав участников застолья и вежливо пожелав им приятного аппетита, Фокин подошёл прямо к Громову:
– Пора, Константин Кириллович.
Кивнув, тот встал и отложил гитару.
– Костя, на посошок? – с надеждой вопросил Стуколин.
Громов оглянулся на выжидательно молчавших лётчиков.
– Почему бы и нет? Выпьете с нами, товарищ капитан? – спросил он у Фокина.
– Почему бы и нет? – в тон ему отвечал Фокин; сегодня он был серьёзен как никогда и хмурился озабоченно, наблюдая за тем, как Стуколин разливает водку по стопкам. – Давайте выпьем за удачу, – предложил он, когда получил свою порцию горячительного напитка. – Она всем нам скоро понадобится.
Они выпили.
– Сыграйте что-нибудь напоследок, товарищ подполковник, – обратился командир полка к Громову. – Необязательно про авиацию – что-нибудь для души.
– Дурак ты, Олег, – буркнул Вересов. – Нельзя говорить: «Напоследок» – надо говорить: «До следующего раза».
Выпив, Громов присел за стол и перебрал струны.
– До следующего раза? – раздумчиво переспросил он. – Да, до следующего раза…
Подыгрывая себе, Константин запел:
Когда надежды поют, как трубы,
Их зов дурманит, как сладкий дым.
Они предельны, они сугубы,
И так несложно поверить им.
И вот дорога, и вот стоянка.
Вокзал и площадь – в цветах, в цветах.
Восток дымится. Прощай, славянка!
Трубач смеётся, шинель в крестах.
Воспитан славой, к смертям причастен,
Попробуй вспомни, ловя цветы,
Какому зову ты был подвластен,
Какому слову поверил ты.
Броня надёжна, тверда осанка.
Припев беспечен, всё «ай» да «эй»…
А трубы просят: не плачь, славянка,
Но как, скажите, не плакать ей!
Пройдет полвека, другие губы
Обнимут страстно мундштук другой.
И вновь надежды поют, как трубы.
Поди попробуй, поспорь с трубой.
А век не кончен. Поход не начат.
Вокзал и площадь – в цветах, в цветах.
Трубач смеётся, славянка плачет.
Восток дымится. Земля в крестах.[25]
Итак, автоколонна, состоящая из пяти тягачей с трейлерами, остановился на территории Калининградской области, неподалёку от железнодорожной станции Залесье, где и был обнаружен американским разведывательным спутником серии «КН-11».
Незадолго до обнаружения к автоколонне подъехали два автобуса «Икарус» и три грузовика «Урал-Ивеко», прибывшие рейсовым паромом с «Большой земли» в обход прибалтийских границ. Грузовики привезли оборудование для обслуживания «Яков», а автобусы – команду для подготовки штурмовиков к взлёту. Среди техников затесались и трое друзей-пилотов, а деловитый молодой парень с простой русской фамилией Петров, отрекомендованный Фокиным как «моё доверенное лицо», принял на себя персональное руководство группой в целом. Сам Фокин отсутствовал, заявив, что для операции важнее, если он будет встречать госпожу Олбрайт в Таллинне. К удивлению Громова, «доверенное лицо» Петров неплохо разбирался в специфике работы техбригады и стартового наряда. Получасом позже Петров удивил Константина ещё больше, с той же непринуждённостью войдя в роль руководителя полётов и штурмана наведения в одном лице. Казалось, он прошёл специальную подготовку, а затем успел попрактиковаться в типовой авиационной части или даже в гарнизоне – столь точным и результативным было его руководство.
