Андрей Жвалевский - Мастер силы
– Так радоваться нужно. А все почему-то напрягаются.
– Я бы радовался, если бы из окна своего кабинета не видел, как ты в эпилептический припадок свалился.
Емельян Павлович пристально посмотрел на врача. Он знал, что у людей этой профессии вырабатывается неповторимое чувство юмора, но на сей раз всё выглядело очень серьёзно.
– И не только я видел. Свидетелей хватало. Мы сделали стандартные анализы. Ни черта не поняли. Повторили серию. Потом по расширенной методике. Теперь делаем вообще всё, что у нас есть. И все анализы утверждают, что ты совершенно здоров. Так не бывает.
Леденцов уже и не рад был, что добился правды. Он только и мог, что хлопать глазами и молчать.
– Скажи честно, - продолжил главврач, - что тебе этот тип говорил? Он тебя пугал? Новость сообщил трагическую?
– Тип? А, это с которым мы тогда гуляли? Да нет, ничего такого ужасного. Интересное - да, но чтобы от этого с ног валиться… Он, видно, сам больше меня перепугался. С тех пор и не зашёл ни разу.
Главврач встал и прошёлся по палате.
– Это я распорядился. Думал, что все из-за него.
– Так он приходил?
– Да торчит тут почти всё время. И сейчас, наверное, дежурит. Буду уходить, скажу, чтобы пропустили.
Иван Иванович возник в палате через минуту после ухода главврача. Кажется, по коридору он бежал. Раскраснелся, хотя и не запыхался. Сиделка тётя Саша посмотрела на него с неодобрением.
– Добрый вечер! Я уже хотел с боем к вам прорываться! Есть важные новости.
– Посещение разрешено только до девятнадцати, - немедленно отреагировала тётя Саша.
Уж очень ей посетитель не понравился. Однако Иван Иванович проигнорировал даму.
– Прежде всего - ваша безопасность.
– Вы же видите, - Леденцов кивнул на сиделку, - тётя Саша остановит любую угрозу моей жизни и здоровью. Численностью до полка.
– А как насчёт сглаза, порчи, проклятий? - поинтересовался Портнов.
– Взрослые мужики, - проворчала сиделка, - а несёте чушь какую-то.
Отвернувшись к окну, тётя Саша перекрестилась.
– Так вы что, - спросил Емельян Павлович, - амулеты-обереги принесли?
– Ваша сиделка права, не нужно нести чёрт знает что. Не помогут вам никакие обереги. У вас есть всё необходимое, - Иван Иванович постучал себя по голове, - вот здесь.
– Я должен придумать себе прекрасное будущее?
– Придумайте хотя бы нормальное. Представьте себя здоровым и бодрым. В хорошем настроении. Заодно и о близких своих подумайте. Хорошо подумайте, понимаете?
– Без пяти семь, - тётя Саша встала и приготовилась к выдворению нахального посетителя.
Как-то сразу верилось - если понадобится, эта коренастая старушка применит к нарушителю распорядка недюжинную физическую силу.
– Завтра я приведу усилителя, и мы все закрепим, - Портнов потёр высокий лоб. - Сделаем все по науке. А пока давайте сами. Кто-то на вас сильно давит. Всего хорошего.
Тётя Саша проводила Ивана Ивановича до двери, и это походило не на почётный эскорт, а на конвой. Вернувшись, она тут же принялась измерять давление и температуру пациента. Леденцов не сопротивлялся. Это было бессмысленно. К тому же он старательно воображал, как прекрасно выспится сегодня, завтра проснётся с хорошим аппетитом, будет солнышко, в понедельник его ещё раз осмотрят и отпустят домой. И всё будет замечательно…
– Емельян, - прошептала сиделка, - если чего нужно передать в органы, ты только шепни.
– Какие органы? - встрепенулся Леденцов. - Главврач сказал, что все органы в норме.
– В норме, - подтвердила тётя Саша и оглянулась, - они разберутся, чего этот тип тебе угрожал.
– Какой тип? Иван Иванович?
– Он из рэкета? Ой, погодь-ка, - сиделка бросилась к умывальнику.
Емельян Павлович с изумлением наблюдал, как она открывает кран умывальника на полную мощность.
– Теперь не подслушают, - прошептала тётя Саша, вернувшись к изголовью кровати, - давай, рассказывай. Я же слышала, как он тебя пугал. "Подумай, - говорил, - хорошенько о семье!"
– Теть Саш, - зевнул Леденцов, - нет у меня никакой семьи. И не пугал он меня. Можно, я посплю?
– Как знаешь, - покачала головой бдительная женщина и пошла выключать воду.
Сон накатывался стремительно и мягко, чего нельзя добиться никакими снотворными. "Это я сам себя, - лениво сообразил Емельян Павлович, - придумал, что быстро усну, вот и усыпаю… усыпаю… Надо ещё запланировать себе какой-нибудь сон интересный". Но сновидение продумать уже не успел.
– Поняла, - сказала сама себе сиделка, - это колдун какой-нибудь приходил. Развелось сейчас всяких. Надо батюшку попросить, чтобы бокс освятил.
И перекрестилась троекратно.
20
Отставной лингвист Сергей Владиленович за эту неделю преобразился. Двойственность и расплывчивость его фигуры и лица перестали бросаться в глаза. Весь он как-то подобрался и заблестел глазами не хуже, чем очками. Леденцову бывший текстолог напомнил пса, которого впервые спустили с поводка, но он всё равно жмётся к ноге хозяина. Не хватало для полноты образа только бешено виляющего хвоста. Увидев Емельяна Павловича, он замер от почтительности и восторга. Потом бросился к Леденцову и осторожно поддержал его за локоток, хотя нужды в этом не было никакой. Всю дальнейшую беседу он хранил почтительное молчание.
– А где ваш цербер? - спросил Иван Иванович.
– Тётя Саша? Ночь отдежурила и сменилась.
– Мощная дама. На мой беглый взгляд, она должна оказаться компенсатором чудовищной силы. Жаль, нашего Александра не было, он бы прощупал.
– А вы разве сами не умеете?
– Только по внешнему виду, - развёл руки Портнов, - даром ясновидения не наделён. И никаким другим даром.
– А как же вы…
– Это отдельная история. Сейчас давайте разберёмся, как же вы. То есть как вам теперь быть. Вы делали все, как я говорил?
– Почти. Заснул очень быстро.
Леденцов обратил внимание, что Иван Иванович не сводит глаз со входа на больничный двор.
– Саню ждём? - спросил Леденцов.
– Его. Ладно, давайте пока своими силами.
Обновлённый лингвист вцепился в рукав леденцовского халата, демонстрируя, что никуда он не уйдёт, и не надейтесь.
– Главное это здоровье, - сказал Портнов. - Не улыбайтесь, банальные истины всегда верны. Поэтому они и банальны.
– Что само по себе есть банальная истина.
– Разумно. Давайте начнём с самочувствия. Представьте, что вы веселы, бодры и полны жизненных сил. Зажмурьтесь, это должно помочь.
С закрытыми глазами действительно оказалось проще. Емельян Павлович после секундного раздумья вообразил висящий в воздухе фонарик, луч которого накачивает его бодростью. Начал с головы, высветил в ней каждый закоулочек, потом методично прошёлся придуманным лучом по шее, плечам, груди… Когда через пять минут он открыл глаза, то почувствовал непреодолимое желание подпрыгнуть. Или спеть. Или выкинуть какую-нибудь ещё штуку.
– Чудненько, - сказал Иван Иванович, - а вы никакого сопротивления не чувствовали?
– Нет. Очень легко всё прошло.
Портнов обернулся к лингвисту и спросил:
– Помогал?
Тот виновато закивал.
– Сергей! Пока ваша помощь не нужна. И вообще, вы с господином Леденцовым ещё не слишком хорошо согласованы.
– Я просто хотел помочь господину… Леденцову.
Емельяну Павловичу не понравилась пауза перед его фамилией. "Да, господин!", "Нет, господин!". Какая-то "Хижина дяди Тома". Портнов тоже поморщился.
– Прошу вас, Сергей, - сказал Иван Иванович, - сходите в регистратуру. Александр, в силу своей бестолковости, вполне может ожидать нас там.
Лингвист-усилитель вопросительно глянул на Емельяна Павловича, и тот автоматически кивнул. Только после этого текстолог Сергей резвой рысью направился в сторону приёмного покоя.
– Теперь то же самое, - попросил Иван Иванович, - но без помощи.
– А как он мне помогал? - сказал Леденцов, закрывая глаза. - Он же мысли мои читать не может.
– По глазам прочитал.
"Изысканные у него шутки", - подумал Емельян Павлович. Без усилителя дело пошло немного туже. Луч воображаемого фонарика то и дело словно натыкался на зеркало и отражался в случайном направлении. Тогда Леденцов мысленно увеличивал мощность свечения, "зеркало" разлеталось на невидимые осколки, но через несколько мгновений возникало на новом месте.
– Странно, - проговорил Емельян Павлович, продолжая эксперименты с "фонариком", - что-то мешает.
– Как именно? Сможете описать?
Леденцов подробно рассказал про "фонарик" и "зеркальце". Ивана Ивановича это приободрило.
– Очень удачный образ вы выбрали, - сказал он, - исключительно удачный. Теперь мы знаем, что это именно "отбойник".
– А кто мог быть?
– Мог быть другой "топор"… простите, другой мастер силы. То есть недоброжелатель. Но оказался мастер сглаза, то есть доброжелатель.
Иван Иванович пожевал губами.
– Осталось сообразить, кто из добрых чувств к вам мог навести всю эту порчу: арест, аварию, болезнь. Ваши родители живы?
