Андрей Жвалевский - Мастер силы
За столик к ней никто не подсел, и Катенька смогла подкрепиться, не отвлекаясь от мыслей о Палыче. Чем более сытой она становилась, тем острее прорезалась в душе жалость к бедному, больному и вообще несчастному Леденцову. Катенька вернулась на рабочее место, но приступить к делам не смогла. Она вышла в коридор и принялась бесцельно бродить вдоль больших окон.
Погода сегодня соответствовала календарю. Почти прозрачная дымка висела над городом. Лужи блестели, как осколки хрустального блюда, разбитого небрежным великаном. Роща на пригорке ещё не покрылась зеленью, но уже начала приобретать салатовый оттенок.
Над рощей кружили неслышные из коридора вороны.
Катенька остановилась и отыскала недостроенный купол, с которым она давеча беседовала. Отсюда он был виден в другом ракурсе и казался совсем готовым. Катенька решила на сей раз обойтись без всяких просьб. Просто взяла и решила для себя, что у Леденцова всё будет просто замечательно.
Теперь Катенька была готова к нанесению визита в больницу.
18
В больнице пришлось проторчать ещё три дня: поединок в беседке вышел Леденцову не только боком, но и жуткой головной болью.
– Я же говорил! - торжествовал дежурный врач. - У вас точно сотрясение! А вы хотели! Вас тошнит?
"От тебя", - хотел ответить Емельян Павлович, но только покачал чугунным черепом.
В понедельник главврач лично посетил Леденцова.
– Заматерел-то как! - похохатывал он, сидя у одра. - Что, просто так не мог зайти? Повод искал? В следующий раз чего попроще придумай. Вывих там, или аппендицит.
– Слушай, - сказал Емельян Павлович, - меня твои доктора домой не отпускают. А у меня масса дел, на контору прокурор наехал…
– Это молодой-то, что ли? Знаю его, смотрел недавно. В тридцать два года - язвища на полжелудка. Наверное, кислотность взыграла, что он на тебя полез. Ладно, вот придёт он ко мне на гастроэндоскопию, я ему заодно с желудком мозги и промою.
– Так отпустишь меня?
– Не суетись. Это всё-таки мозг, а не чирий на заднице. Понаблюдаю тебя недельку… Ладно, не хватайся за сердце, тут тебе не кардиология. В четверг выпишу, а то местный бизнес без тебя совсем загнётся.
"А и ладно, - подумал Леденцов, - все равно работы пока не будет, да и перед партнёрами хорошая отмазка: попал под лошадь, форс-мажор".
– Кстати, - вспомнил главврач уже в дверях, - ты ж компьютерами занимаешься? Мне фонды выделили на вычтехнику. Освоим?
– Даже со скидкой.
– Хрена ль мне та скидка? Я ж не с зарплаты покупаю.
– Придумаем эквивалентную замену, - улыбнулся Емельян Павлович.
Ему всегда нравились красивые выражения, которые заменяют, например, слово "откат".
Голова продолжала гудеть, читать было невозможно, поэтому Леденцову оставалось развлекаться только прогулками на свежем воздухе. Это было забавно: ходить без цели и без мыслей, никуда не торопясь и не принимая никаких решений. Емельян Павлович даже нагулял аппетит, похлебал неожиданно аппетитных больничных щей и приготовился насладиться тихим часом.
Но тут появилась Катенька, и час стал громким.
– Боже, - заявила она, вламываясь в палату, - я так перепугалась! Палыч, ты человек или сволочь? Я как узнала…
И немедленно разрыдалась. Леденцову пришлось утешать и закрывать собственным телом бреши в Катенькиных карих очах. Тело с трудом справлялось со слёзно-сопливым потоком, который извергала Катя. Гладя бедную девушку по неровно крашенной чёлке, Емельян Павлович подумал, что ей грозит ужасная смерть от обезвоживания организма. К счастью, через пять минут фонтаны иссякли, а через десять она уже с видом "Как все запущено" осматривала палату.
– Леденец! - сказала Катенька, завершив осмотр. - Это безобразие! Ты должен лежать в более комфортабельных условиях!
– У меня и так отдельный бокс и персональная сиделка.
– Я твоя персональная сиделка. Кстати, а где она?
– Я отпустил. Я вообще-то спать собирался.
– Она не имела права оставить свой пост. Мало ли что ей скажет человек с черепно-мозговой травмой!
Так она бушевала довольно долго, потом собралась пойти "погонять главврача", потом снова поплакала, заявила, что любит Емельяна Павловича, вспомнила о важной встрече и упорхнула. "Надо с ней завязывать, - подумал Леденцов, - иначе всем плохо будет. А как с ней завяжешь? Пропадёт ведь".
Емельян Павлович понял, что решать такие проблемы нужно на свежую голову, и всё-таки употребил остаток тихого часа по прямому назначению.
По пробуждении голова вела себя практически безупречно, разве что затылок слегка ломило. Леденцов бодро вскочил, умылся в персональном санузле персонального бокса и решил разыскать себе какое-нибудь чтиво на вечер. Для начала направился на пост спросить совета у медперсонала (теперь он даже жалел, что про сиделку Катеньке наврал). Но навстречу ему по коридору уже двигалось развлечение в лице Ивана Ивановича. Сегодня он был один, и это радовало: пока что Емельян Павлович не чувствовал в себе сил повторения сеансов мозгового армрестлинга.
– Не волнуйтесь, - улыбнулся Портнов после процедуры приветствия и обсуждения самочувствия, - сегодня я просто проведать вас. Могу, кстати, ответить на накопившиеся вопросы.
– Вопрос первый: свежей прессы не найдётся?
– Вот сегодняшняя "Губернская". А вы быстро восстановились. Я в вас не ошибся.
– Отлично. Пойдёмте на свежий воздух, погода способствует. Вопрос второй: а что теперь будет с этим… текстологом?
– Боитесь, что мы выбросили его на улицу? Не волнуйтесь, я этого не практикую.
– Понимаю. Милость к падшим и ответственность за того, кого приручил.
– Да, погодка действительно, - Портнов задержался на крыльце и с удовольствием вдохнул. - Целый день ношусь туда-сюда, такой благодати не замечаю. А по поводу милости к падшим заблуждаетесь. Подобная милость, вернее, милостыня унижает и дающего и берущего. Нет, я оставил при себе Сергея Владиленовича по причинам утилитарного порядка.
– Хотите продать его тело анатомическому музею? Или душу проезжему дьяволу?
– Зачем? Наш друг может здорово вам послужить. Присядем?
– Давайте побродим. Хорошо ведь. А чем он может послужить? Наглядным примером?
– Нет, - Иван Иванович остановился и посмотрел на Леденцова задумчиво. - Вы правильно поняли, что с ним произошло тогда в беседке?
– Как я уяснил из ваших слов, он перенапрягся и перестал быть "отбойником".
– Правильно, - Портнов снова зашагал. - Некая часть его сущности сгорела, испарилась, обуглилась. Но природа не терпит пустоты. Если человек теряет зрение, у него заметно обостряются слух и осязание…
…"У него всё будет хорошо! - Катенька летела из больницы с уверенностью в сегодняшнем дне. - Он будет здоров! Его очень скоро выпустят! А потом…"
Про "потом" думать было пока нельзя, и она снова повторяла: "Он совсем здоров!".
На пустынной улице Катенька несколько раз подпрыгнула на одной ножке…
…Емельян Павлович почувствовал, что затылок начинает пульсировать все ощутимее. Наверное, с умными разговорами следовало пока повременить. Иван Иванович тем временем продолжал:
– На месте уничтоженного фрагмента в личности Сергея Владиленовича неизбежно появится что-нибудь другое, такое же необычное.
– Он будет читать мысли? Или воспламенять взглядом?
– Его функция будет вспомогательной. Скорее всего, он будет вашим усилителем.
И тут голова Леденцова вдруг, рывком, погрузилась вводоворот боли.
В себя он пришёл уже в палате.
У изголовья дежурила персональная сиделка.
19
После случая на прогулке Емельян Павлович перестал приставать к врачам с требованием немедленно его выписать. Да и сами врачи стали с ним не так беззаботно-веселы, как это было вначале. То ли главврач их накрутил, то ли с Леденцовым действительно творилось что-то серьёзное. Катенька появлялась часто и бессистемно, ругалась с сиделкой и слишком уж бодро уверяла, что "все у тебя нормально, врачи просто перестраховываются".
Емельяна Павловича общупывали со всех сторон, просвечивали на разных установках явно западного производства и заставляли проходить уйму тестов. Часть этих тестов он помнил ещё по своей недолгой работе психотерапевтом, некоторые ставили его в тупик. После каждой серии исследований врачи становились ещё строже и предупредительнее.
Главврач заходил почти каждый день, но толком ничего не говорил. Только к исходу недели Леденцов смог его разговорить.
– Понимаешь, Емеля, самое странное, что все у тебя хорошо. Органических изменений никаких. Функционально - в пределах нормы.
– Так радоваться нужно. А все почему-то напрягаются.
– Я бы радовался, если бы из окна своего кабинета не видел, как ты в эпилептический припадок свалился.
Емельян Павлович пристально посмотрел на врача. Он знал, что у людей этой профессии вырабатывается неповторимое чувство юмора, но на сей раз всё выглядело очень серьёзно.
