Николай Берг - Крепость живых
– Фифти-фифти.
– Пошли обратно…
Дмитрий все это время пытается шарить в эфире, но как-то нефертикуляписто это у него получается. Пока ничьих переговоров не поймал.
Быстро проводится блиц-опрос: соваться ли нам туда, где стоят БТР?
Результаты не удивляют – все единогласно решают этого не делать.
В скором времени, убедившись, что в АТЭП ворота настежь и никого нету, просачиваемся дальше вдоль забора.
– Тут завод, для рыбаков какую-то механику делали… А сейчас тут и мои. Выходим аккуратно, а то шарнут сгоряча…
Я почему-то ожидал, что домашние сидят в каком-то лодочном гараже, а они довольно комфортно разместились в домике не то сторожа, не то диспетчера. Видна пристань, причалы. Если это и не яхт-клуб, то что-то похожее. Подступы просматриваются и простреливаются. Но тут чисто – ни живых, ни мертвых.
На всякий пожарный выставляем часовых, после чего наконец происходит встреча. Нельзя сказать, что шибко радостная. Как-никак двое тяжелораненых – по одному в каждой семье. Поэтому радость быстро стихает, как только узнают о последних событиях.
Всего тут шесть человек: старушка, две женщины и трое детей – от девушки на выданье до погодков мальчишки и девчонки лет семи-восьми. Два ружья – у решительной на вид женщины, оказавшейся как раз Ларисой Ивановной, и у старушки. Держат уверенно – видно, что умеют с оружием обращаться.
– Ну и как вы тут жили?
– Как всегда, – фыркает Лариса Ивановна. – Куры не доены, кошки не стрижены, тараканы не кормлены, и щи пригорели…
– Собирайте вещи.
– Уже все с час как собрано. Как Миша с Валерой?
– Их оперируют. Пока сказать нечего. Надеюсь на хороший результат.
– Понятно. Ну здесь нам делать нечего. На какой машине поедем?
– Вон на той, видите – подгребают?
Хоть жена Семен Семеныча видывала виды, тут у нее брови становятся домиком, – похоже, не видала она «хивуса». Странно, – раз они тут обретаются, то наверняка лодка своя есть, должны бы встречаться.
– Так мы морем поплывем?
– Скорее полетите. Эта штука на подушке воздушной.
– Ой! Я бы лучше сушей.
– Лора, не дури. Пятнадцать минут – и все в Кронштадте. Там встретят.
– Я бы лучше сушей.
– Мишке сиделка не помешает. И детей сейчас по дорогам возить совсем ни к чему. Не валяй дурака.
– С кем поведешься, с тем и наберешься. Ладно, пошли за вещами…
Пока они разбираются с вещами, подхожу к Ильясу:
– Слушай, так что ты говорил насчет амуров?
– Так французы и прочие европейцы презрительно называли нашего брата, служившего в легкой иррегулярной кавалерии. У многих и впрямь луки были. Летом-то презрительно, а как побежали зимой из Москвы, роняя кал, так наши им и задали. Вот если был в Эрмитаже в Галерее восемьсот двенадцатого года, там есть портрет моего предка.
Начинаю судорожно перебирать в памяти портреты генералов, но че-то никого из иррегулярной кавалерии не вспоминаю.
– А где там?
– Стыдно не знать! Там две картины Петера Хесса. Вот на той, которая «Переправа через Березину», справа как раз мой предок. На лошади, красивый такой. У прабабки еще украшение было из какого-то золотого ордена – не то польского, не то французского… Оттуда привез. Много чего привез – разбогатели.
Смотрю на его невозмутимую физиономию и не могу понять, шутит или нет…
Через пятнадцать минут оба семейства грузятся в амфибию и вместе с кучей вещей и сварщиком усвистывают в направлении Кронштадта.
– Семен Семеныч, вы тоже могли бы поехать.
– Ага, а УАЗ я на кого оставлю?
– Ну так сейчас всяких машин можно добыть и поновее.
– А мне нужна не поновее, а моя. Едем?
– Едем. Что-то хотите сказать?
– Да, совсем перед этим Концом Света к нам приехала на мелкий ремонт фура с бананами. Фары у нее не работали. Я подумал, что бананы эти за неделю не испортились. Можно было бы фуру пригнать в Кронштадт, глядишь, и пригодилась бы. По всему судя, бананов мы теперь долго не увидим…
– Получается так…
– А разведать, что там на заводе, можно от Нойдорфа – подъехать да глянуть. С той же фуры далеко видно будет.
– А там эта громада сможет развернуться?
– Смотря кто за рулем будет.
– Если вы?
– Тогда без проблем.
– Пойдемте глянем.
Здоровенный американец с кабиной, в которой есть холодильник, спальня, телевизор и прочие навороты, так и стоит, как его поставили еще в мирное время.
Семен Семеныч хозяйственно осматривает, заводит. Фары действительно не включаются. Зато все остальное в порядке.
Мы в это время парами осматриваем предприятие – здесь стоит еще с десяток фур, но следов смертоубийства не видно. Похоже, народ просто разбежался. Везде видны следы поспешного бегства. Мертвяков тоже нет. Просто пусто.
– Не хочется все же туда идти полной колонной, еще и с грузовиком. Давайте лучше двумя УАЗами. И желательно не к главным воротам.
– Да не вопрос. Единственно, там через железную дорогу надо перебираться. На УАЗах это не проблема, а вот этот полупаркетник может и не перелезть.
– Это вы про «жип»?
– Про него, горемычного. Когда едем?
– А сейчас и едем. Чего ждать?
– Нечего ждать. Но может, тут чем-нибудь полезным разжиться можно? Наши пока тут нас будут ждать, глядишь, и сделали бы чего полезного.
– Можно солярку слить из всех фур. Вон там были пустые бочки и канистры. Замка я не вижу, так что взять да наливать…
И отлично.
Пара УАЗов осторожно пробираются по каким-то улочкам. Через рельсы мы перебрались не без трудностей, но достаточно просто.
Семен Семеныч напряженно мурлычет очередную песенку, которую я впервые в жизни слышу. Впрочем, она не более идиотская, чем современная эстрада… Даже, пожалуй, нравится больше.
Зелененький кузнечик чему-то очень рад,
Сидит себе на веточке коленками назад.
Нашел себе подружку, не девка – просто клад.
Такая же зеленая, коленками назад.
Ходил по ресторанам с ней, пил водку, лимонад
И время проводил он с ней коленками назад.
Потом сыграли свадебку четыре дня подряд,
Под «Горько!» целовались коленками назад.
А после этой свадебки, соседи говорят,
Все гости расползались коленками назад.
Потом на профсобрании об этом говорят:
Морально разложился он коленками назад.
– Вот, приехали. Что интересно, зомби не больше десяти видели. А вон тот забор – как раз ремонтный завод.
– А это что за одинаковые домишки? Коттеджный поселок?
– Ага, Нойдорф. Немцы построили для фольксдойчей. Для русских немцев.
– Симпатично.
– Ну что, полезли на крышу смотреть?
– Только лучше на ментовский…
– Ладно, понял.