Артем Каменистый - Недобитый (СИ)
Эх — мне бы еще металла побольше. Протянуть толстую цепь от берега до берега, с подъемным механизмом в башне. Хотя зачем такие сложности? Я и без нее простенькие боновые заграждения организую — деревьев в Межгорье хватает. И пусть попробуют убрать их под обстрелом с господствующей высоты.
Мрачный Конфидус подошел, встал рядом, посмотрел на те же скалы, и не найдя там ничего заслуживающего пристального внимания, доложил:
— Дан — демов больше нет. Все шесть кораблей теперь наши. Остается только струг найти, если он в море не ушел, но там команда совсем малая — бояться некого. Адан умирает — его на копье взяли. Если хотите посмотреть, как он пытается засунуть обратно выпавшие кишки, то ступайте на вторую галеру.
— Обойдусь… Как-нибудь без меня справится…
— Мне известно, что вам не нравится вспыльчивость, с которой я готов вести усомнившиеся души к истинной вере, но ведь это не мешает вашим замыслам? Дан — я всегда был вам предан, служил может и не всегда с пользой, но в меру своих сил. Вы поставили меня правой рукой, и я ни разу не обманул ваше доверие. Дан: может вы, наконец, расскажите?! Ну на кой вы продолжаете тащить за собой эту мерзость?! Люди волнуются! И я тоже! Попахивает богопротивной некромантией!
Обернувшись, я посмотрел на плетущийся далеко позади струг, загруженный зловонным содержимым. Погода меняется — теплеет… Не завидую его команде: попахивает там вовсе не некромантией — все гораздо хуже.
— Конфидус — у меня к вам маленькое поручение.
— Что?
— Мне рассказывали, что возле устья стоит огромная серая скала — будто стена плоская.
— Да — так и есть: я там бывал.
— А правда, что ее невозможно не увидеть, если морем плыть в Межгорье?
— Правда. Река впадает в залив, но его середина и правая сторона слишком мелки для судов, а по левой как раз мимо скалы идти приходится. Ее разве что слепой не разглядит — она в полете стрелы от фарватера.
— Я хочу, чтобы на этой скале появилась огромная надпись. Сможете сделать?
— Углем можно — на сером черное хорошо заметно. Буквы придется большие делать, но справлюсь. А про дохлых богоотступников не хотите рассказать?
— Я хочу, чтобы всех мертвецов оставили под той скалой, чтобы их было видно с проходящих кораблей. Хорошо бы головы насадить на колья, а все остальное вокруг раскидать. Там все должно быть усеяно костями.
Епископ задумчиво покосился на избитых пленников и тихо уточнил:
— Этих тоже там порубите? Кровь, конечно, дело не богоугодное, но не в этом случае: тут я одобряю. Знаете: можно и кресты там организовать, поступив с ними на манер их самих — главное прижечь хорошо и подрубить почти начисто, чтобы не вышло плохого. Хорошая картина получится для тех, кто увидит. Но если просто захотите их порубить без лишних затей — тоже приветствую. Даже если всех своими руками — люди поймут правильно. Нехорошо они поступили… с нашими женщинами. Какой бы выкуп теперь за себя не сулили, он того не стоит — нельзя их отпускать. И Дан: мне тоже жаль Альру. Очень жаль. У нее была хорошая душа. Правильная. Не убивайтесь за нее: она теперь в лучшем из миров. Заслужила это всей своей жизнью. Геенна огненная не для таких — она как раз для демов. Вечные муки их посмертный удел. Мне тяжело это произносить, но, думаю, они созрели для адского огня. Пора…
— Нет, епископ — мы не станем их убивать.
— Что вы задумали? Это ведь демы. Если не убивать, то что с ними делать?
Я тоже покосился в сторону пленных, не зная, как ответить на этот простой вопрос. Все мое войско затаив дыхание ждет, когда же я в кровавой манере, свойственной не только этому миру, рассчитаюсь за смерть своей женщины и тяжелые потери, нанесенные подданным. Ведь до сих пор ничем не выдал свои эмоции после случившегося, и это сочли угрожающим признаком: наверняка замыслил что-то настолько изуверское, что боюсь вслух произнести. И тела врагов, захваченные с поля боя, добавляли масла в огонь предполагаемой мести — все считали их частью декораций к предстоящей кровавой забаве, споря лишь о конкретном способе применения.
Некоторые слабонервные заранее пугались масштабов моего гнева, опасаясь, что повторю судьбу Кенгуда Четвертого, сошедшего с ума после того, как вырезал семью родного дяди вместе с ее главой, слугами и охраной, за участие в заговоре, повлекшем увечье наследника. Два старых соратника Альры, выживших благодаря тому, что попали в отряд лучников, отважились явиться ко мне с поклоном и словами утешения. Заодно просили убить врагов без лишней истерии — Рыжая Смерть по натуре не была жестокой, так что не надо омрачать ее гибель.
Народ ожидал ужасное, боясь его и одновременно сгорая от предвкушения.
Трупы я велел собрать не из-за внезапно пробудившейся склонности к некрофилии — сама мысль, что эта падаль будет разлагаться на моей земле, была неприятна. А вспомнив описание местности вблизи устья не нашел ничего лучшего, как придумать останкам нестандартное применение. Сейчас, если откровенно, считал свою затею глупой, но в тот момент в голове было нечто другое — мрак, ярость, отсутствие связных мыслей, нестерпимая жажда мести. Трубить отбой поздно — народ не поймет, если начну менять свои решения. Они и без того странные, так что, как минимум, надо быть последовательным — как положено психически полноценному сюзерену.
Как же объяснить епископу… Он человек своего времени и своего мира — трудно донести подобное. Счастливчик… Ничего не слышал о достижениях демократии, общечеловеческих ценностях, борьбу за права человека и прочие лицемерные штампы, под которые можно подвести все что угодно, если оно сулит какую-либо выгоду.
Я хочу, чтобы эти собаки в человеческом облике страдали. Чтобы умирали долго и мучительно, способом, неведомым палачам. Чтобы казнь их продолжалась если не вечно, то долгие годы.
А еще я хочу, чтобы эти собаки сдохли не напрасно. Пусть их муки пойдут на благо Межгорья — чтобы при этом работали для его обогащения и усиления. Это будет истинная месть цивилизованного человека — я ведь не дикарь.
И еще — как очередной привет своему двуличному миру: я хочу, чтобы все эти гнусности прошли под лозунгом торжества гуманизма и общечеловеческих ценностей. Пусть с местной спецификой, но именно так.
Так что не стану рубить этих нелюдей Штучкой. Сажать на кол или прибивать к крестам деревянными гвоздями тоже не буду. Это ведь негуманно и вообще — кровавый тоталитаризм и сплошное нарушение прав человека. Население иной державы принято умерщвлять или покорять цивилизованно — на радость оболваненным обывателям и прочим правозащитникам. Продавайте дикарям зараженные оспой спальные принадлежности; разрушайте самобытную культуру с ее моралью, чтобы загнулись от СПИД-а и наркотиков; раздуйте до небес манию величия уродливых территориальных образований, чтобы резали друг друга без причин и смысла; навяжите им чужие ценности, чтобы работали на тебя, искренне веря, что делают это ради себя.
