Саймон Грин - Сумерки Империи (сборник)
– Ты дергаешься, Рас.
Корби резко обернулся. Линдхольм тоже сидел на спальном мешке. Корби улыбнулся, пожав плечами.
– Свен, мне здесь не нравится. – Он говорил тихо, чтобы не разбудить экстрасенса. – И имей в виду, что на всей этой вонючей планете мне ни одно место не понравилось. Я ее ненавижу, Свен. – Он вытер губы тыльной стороной ладони и ничуть не удивился тому, что рука дрожит. – Я трезвый, как дурак. Мне нужно выпить. Я бы все это гораздо лучше переносил, если бы имел возможность нажраться.
– Извини, Рас, Я сам не употребляю. Тебе надо было пронести бутылку на катер.
– Я пронес. Они ее нашли. – Корби недовольно скривился. На лице у него, несмотря на холод, выступили капли пота. – Я этот мир ненавижу, Свен. Я не желаю быть здесь. А он не желает, чтобы мы были здесь. Я хочу сказать, что мне делать в Адской группе? Никогда не собирался стать колонистом. С шестнадцати лет я на флоте, больше двух лет на одной планете не проводил. И мне это нравилось. Меня сюда занесло только потому, что я решил – лучше здесь, чем всю жизнь гнить в военной тюрьме. Идиот. По сравнению со здешними местами любая тюрьма – курорт.
– Рас, смотри на все проще.
– Тебе, может, легко так говорить. Вспомни этот лес, Свен. И ту дрянь, которая лезла из земли. Я уже не знаю, сколько миров повидал, случались там всякие необычные штуки, но их хоть можно было понять. А этот мир – сумасшедший. Кошмарный сон, и не кончается. А завтра мы идем в город, где все дома такие, как этот. Сомневаюсь, что я это выдержу. Не смогу.
Он снова вытер ладонью рот и чуть ли не умоляюще посмотрел на Линдхольма:
– Свен, что мне делать? Я не могу жить в таком мире, но и убраться отсюда не могу. Мы попали в ловушку. Я не могу идти завтра в город и не могу остаться здесь один. Что же делать?
– Рас, не надо психовать раньше времени. Я же с тобой, – резко прервал его монолог Линдхольм, когда голос у Корби поднялся уже почти до истерики. – Не забывай, что не только ты вляпался. Мы все в одной лодке. И справимся с чем угодно, пока играем командой. Ты говоришь о тех мирах, где мы бывали. Так они поначалу выглядели не лучше этого. Это просто еще один мир, Рас, только и всего. Просто еще один мир.
Корби глубоко вздохнул, долго, с хрипом выдыхал. Потом благодарно посмотрел на Линдхольма и неуверенно улыбнулся:
– Свен, как тебе это удается? Как ты можешь все время оставаться спокойным? Научился на аренах?
– Можно сказать и так. – Линдхольм задумчиво уставился в темноту через открытый дверной проем. – На аренах можно многому научиться. Пока жив. Учишься не заводить друзей, потому что завтра их, может быть, придется убивать. Учишься ни во что не верить, только в сегодняшний день. А в конце концов учишься плевать на все. На убийство, на народ, на напряжение, да и на собственную жизнь. Когда плюешь на все, можно пойти на любой риск, играть на любых условиях. Потому что уже ничто не имеет значения. Совсем ничто.
Линдхольм перевел взгляд на Корби:
– Одно плохо, Рас, – когда уходишь с арены, всю науку уносишь с собой. Я теперь почти ничего не чувствую. Не смеюсь, не плачу, не боюсь и ни от чего не получаю удовольствия. Арены у меня все отняли. Сохранилось только ощущение, как много я потерял. И почти ничто не интересно, потому что не имеет никакого значения.
– А как насчет меня? – медленно произнес Корби. – Я имею значение?
– Не знаю, – ответил Линдхольм. – Я помню, как мы несколько лет вместе служили в космодесанте, но это как воспоминание о давнем сне. Иногда этот сон больше других похож на жизнь. А все остальное время я просто делаю какие-то движения. Рас, ты на меня не надейся. Для этого меня осталось слишком мало.
Экстрасенс застонала во сне, космодесантники посмотрели на нее. Де Шанс беспокойно ворочалась.
– Кошмары, – отметил Корби. – Что неудивительно.
Первая неконтактная мина взорвалась, словно удар грома, затем сразу же последовали еще два взрыва. Темноту на доли секунды прорезали яркие вспышки. Космодесантники вскочили с дисраптерами в руках. В ужасе проснулась де Шанс.
Что за черт? – спросил Корби.
– Снаружи кто-то есть, – ответил Линдхольм. – Должно быть, слишком близко подошел к минам. Рас, выключи фонарь.
Корби моментально нагнулся и погасил свет. Темнота вошла в монолит, будто вернулась домой. Корби сжимал рукоятку дисраптера и мучительно ждал, пока глаза привыкнут к мраку.
– Кто бы там ни был снаружи, он не один, – негромко проговорил Корби. – Все мины только от одной твари не взорвались бы.
– Я что-то чувствую… – зябко поеживаясь, сказала де Шанс. – Но не могу распознать. Поступает очень много сигналов, невозможно сосчитать. Они ходят кругами… Со всех сторон. Мы окружены.
Взорвалась еще одна мина, ярко полыхнув в темноте. За короткое мгновение Корби успел увидеть какие-то тени неопределенной формы, снующие вокруг монолита, вне периметра, потом их снова скрыла ночь. Послышались громкие и настойчивые ритмичные удары, словно билось гигантское сердце: кто-то с чудовищным терпением и настойчивостью пытался проломить энергетический экран. Корби облизнул пересохшие губы и напряженно вгляделся во мрак.
– Успокойтесь, Корби, – заметила де Шанс. – Экран их удержит.
«Что за паскудство, – подумал Корби. – Неужели даже в темноте все видят, что я превратился в комок нервов?»
– Экстрасенс права, – хладнокровно подтвердил Линдхольм. – Щит выдерживает удар импульсной пушки и взрыв атомной бомбы. Голой силой его не возьмешь.
Как будто в ответ на его слова грохот резко оборвался. Ночь снова наполнилась тишиной, таящей непонятную угрозу. Де Шанс неожиданно вздрогнула:
– Они перестали двигаться. Просто… стоят и чего-то ждут… Сейчас… появилось еще что-то, еще что-то рядом…
Земля под ногами вдруг зашевелилась, оглушительно треснул раздираемый камень, и в полу образовался проем. Щели все больше и больше расползались, а де Шанс и космодесантники напрягали все силы, чтобы не потерять равновесие.
– Они роют туннель снизу! – закричала экстрасенс. – Они подбираются к нам!
– Кто-нибудь, найдите фонарь! – проревел Линдхольм.
– Попробуем по-другому, – сказал Корби. Он опустился на колени, словно оседлал гарцующий пол, и сунул ствол в ближний разлом. Потом нажал на спусковой крючок: в землю ушла вспышка энергетического импульса. Глубоко внизу раздался истошный вопль, и все затихло. Линдхольм и де Шанс разрядили в щели свои дисраптеры, пол еще раз вздрогнул и замер. Долго висели тишина и мрак, наконец экстрасенс передернула плечами.
– Они уходят, – спокойно объявила де Шанс. – Они все уходят.
Линдхольм нашел и снова включил фонарь. Светло-золотой луч после наполненной страхом темноты действовал успокаивающе. На полу образовалось крошево из трещин и обломков камня. Стены и потолок выглядели не намного лучше.
Корби и Линдхольм обменялись взглядами, и оба ухмыльнулись.
– Хорошо стреляешь, Рас.
– Ага, неплохо, – согласился Корби. – Сам знаешь – мастерство не пропьешь.
3. Город
Капитан Хантер со своим отрядом достиг предместий чужого города задолго до полудня. Серебряное солнце высоко стояло в желто-зеленом небе, и отраженный городскими башнями свет казался почти нестерпимым. По небу тянулись перистые облака, напоминая рукопись на непонятном языке, а воздух оставался пронизывающе холодным. Хантер поежился, растирая бицепсы, – и не только от мороза. Он уже довольно долго смотрел на город, но никак не мог свыкнуться с тем, что видел. Скопление зданий представляло собой какую-то грандиозную загадку, и если бы капитан знал ответ, в нем все равно не было бы смысла.
Очевидная извращенность города действовала как холодный душ. Колоссальные здания, которые топорщатся непонятными углами: асимметричные, с острыми гранями и продавленными гребенчатыми крышами. Непонятный блеск огней в пустых окнах, словно взгляд, изучающий чужих. Огромные каменные башни соседствовали с сияющими сооружениями из хрусталя и гнутого стекла – чересчур замысловатой, отталкивающей формы. По размерам распахнутых дверей и окон можно было предположить, что здешние обитатели вдвое больше Хантера и его спутников. Высоко над землей повисла легкая металлическая паутина, образуя невесомые тротуары. Недвижимый воздух хранил мертвую тишину, весь город словно застыл.
Капитан переводил взгляд с одного величественного строения на другое, пытаясь найти хоть что-то понятное, но не мог обнаружить ничего доступного человеческому восприятию. Чужая архитектура угнетающе влияла на подсознание. Ничего похожего на известные людям законы конструирования, совершенный бред. Уже от масштабов города по коже бежали мурашки. Кто бы ни построил его – или что бы ни построило, – размеры его сильно превышали человеческие.
– Мы здесь уже час, – сказала разведчица Кристел, – и никаких признаков второго отряда.
