Юрий Иванович - Дорога к звёздному престолу
— Да понял…
— И что будешь предпринимать?
— Ха! Уже давно придумал, — и, не обращая внимания на удивлённое восклицание Януша, продолжил: — Просто маскируюсь по сквока, выхожу к ним, спаиваю первого попавшегося офицера и спокойно выспрашиваю про все тайны. А потом по краберу сразу….
— Понятно! — резко перебил его наследник престола. — Главное, что процесс мышления на эту тему начался, и я уверен, какие-нибудь идеи ты обязательно родишь.
— Спасибо за высокое доверие, хотя никогда не предполагал, что стану роженицей, — проникновенно ответил Тантоитан и, переключив коммуникатор, для всех скомандовал: — Ускорить движение, приближаемся к намеченной точке. Там осмотримся и сделаем привал! Бровер, что там сзади?
— Чисто! — и после короткой паузы Роман добавил: — Но кушать хочется всё равно.
— Ничего, небольшое голодание тебе пойдёт только на пользу. А то все заметили, как ты толстеть начал.
— Вот и неправда! — обиделся товарищ. — Это я мускулы накачал.
Некоторое расстояние прошли молча, но потом Гарольд не выдержал:
— Новый анекдот: перекачанный Бровер получил почётное прозвище Амбал.
Большинство не сдержалось от нервного смеха, представляя тщедушного парня увитым клубками перекачанных мускулов. Хотя с другой стороны Роман и в самом деле уже давно не походил на того худющего, болезненно смотрящегося кандидата в космодесантники, каким он заявился в училище. Теперь он на равных выдерживал марш-броски, волок на себе положенное по штату оружие и боеприпасы, и на его теле нескладная угловатость сменилась округлостями вполне спортивного характера. Конечно, и сейчас он не шёл ни в какое сравнение ни с Парадорским, ни со Стенеси, но целый год интенсивных физических занятий и тренировок сказывался однозначно. И друзья с гордостью вспоминали тот момент, когда они с применением особой хитрости заставили товарища поступить именно в это училище. Причём сколько они не собирались признаться в своих прегрешениях в самое ближайшее время и, так сказать, покаяться, до сих пор не выпадало оказии. А может времени. А может и смелости?..
Но сейчас Танти, вновь выдвинувшись в авангард отряда, вдруг с запоздалым раскаянием пожалел, что втянул Бровера в космодесантные войска. И пообещал себе на первом же привале раскрыть правду. Если опять-таки, появится подходящая возможность и время остаться наедине.
Пока отряд передвигался довольно быстро, несмотря на изрядную усталость и отсутствие карты местности. Многочисленные тоннели, выходящие по верхнему радиусу чаши, позволяли обойти неудобные места в толще пород. А переплетаясь между собой, древние промоины от воды создавали в скалах вокруг озера настоящие лабиринты. Так что старались как можно чаще возвращаться на «берега», чтобы сориентироваться. Некоторые зевы промоин виднелись и на самом своде гигантской пещеры, но углубляться в том направлении никто и не собирался. Стремились именно к той точке огромного пустотелого пространства, от которой уже имелась подробная, сравнительно конечно, голографическая карта. Там и до первого бункера близко, а это значит — и нормальная еда, и дополнительные боеприпасы, и полноценный отдых.
Вот поэтому Тантоитан так и спешил. Хотя понимал крайнюю непригодность наследника престола к подобным перенапряжением организма. Ещё индивидуальный разговор с командиром отряда Януш выдержал, а вот дальше го опять пришлось практически нести на себе телохранителям. Ещё больше Танти переживал за Клеопатру. Ему казалось, что она идёт уже как-то неровно, плечи опустились, да и постреливает по сторонам с некоей вялостью и отупением. Привал требовался немедленно, иначе недалеко и до глупых ранений или травм, вызванных усталостью.
А так как намеченная точка приближалась довольно медленно из-за надоедливого петляния по лабиринтам, то следовало взбодрить личный состав чем-нибудь кардинально страшным или весёлым. К счастью, пока пугаться было нечего, и Парадорский по всеобщей связи предложил:
— Ребята, а давайте споём что-нибудь бодренькое? Или вы, девочки, что-нибудь предложите.
Его отделение, ещё когда обмывало медали в Старом Квартале, знатно не только погуляло и отпраздновало, но и спелось. Многие песни знали наизусть, многие пели при скучных занятиях по физ подготовке в училище, под некоторые даже любили потанцевать во время посиделок в кафешках и ресторанах. Вот именно одну из таких песенок и вспомнил Бровер, несколько неожиданно для всех. Всё-таки большинство подыскивало в памяти нечто эдакое, подъёмно-патриотическое, будоражащее, благо и таких песен хватало в общем репертуаре. Да и присутствие в отряде самого наследника престола Оилтонской империи налагало некоторый налёт серьезности при подборе.
Поэтому, когда Роман сыграл губами вступительные аккорды и стал залихватски петь, Парадорский сжал зубы от досады и запоздалого раскаяния:
"Напросился! Нет, чтобы самому выбрать боевую песню и скомандовать "Запевай!" Что теперь Януш о нас подумает? Кабацкая, дешёвая песенка, ни глубины, ни ширины, а уж тем более высоты! Может остановить, пока не поздно?.."
Тем временем песня звучала всё интенсивнее и забористей. Со второй строчки, обожающий любые музыкальные проявления Граци, стал подыгрывать губами партию большой трубы. С третьей строчки, звонким голосом вдруг вступила пошатывающаяся до этого от усталости Клеопатра:
Почему я не родился скрипачом?
Мне политика бы была нипочём!
По ночам бы в ресторанах пировал,
На чудесной скрипочке своей играл!
Эх!
А припев уже грянул, подхваченный шестью, или семью глотками, Не сдержался от подпевания и сам командир:
Струны моей души
Со скрипкой, ох, хороши!
Праздник — всегда со мной!
В будни и в выходной!
Второй куплет, про повышенное к скрипачу внимание дам, восторг, а порой и слёзы от чудесной игры на скрипке, прозвучал несколько сумбурно, вразнобой. Зато к третьему, все распелись основательно:
Не работал бы, не сеял, и не жал,
Лишь зарплату из футляра доставал
Я б единственную тяжесть пережил
Когда свою скрипочку носил!
Эх!
В прозвучавшем напоследок припеве, даже послышались голоса Дейни и Бита. Может, они и не знали самой песни, но лёгкий припев подхватили с удовольствием. Тем более что идти пришлось по уклону вниз, и его высочество передвигался сам. А когда пение закончилось, Януш похвально фыркнул и признался:
