Тот, кто утопил мир - Паркер-Чан Шелли

На верхнем ярусе Весеннего Зала было холодно. По углам открытой террасы находились огромные астролябии и механические часы. С этой обзорной точки на высоте третьего яруса Чжу и Мадам Чжан видели стены Дворцового и Императорского Городов, а за ними — кусочек аккуратной планировки внешнего города. В пасмурные дни внешние стены Даду казались коричневатыми, не золотыми. На южном горизонте пыль поднималась, словно стяг.

— Как уже близко Чжу Юаньчжан! — сказала Императрица, прожигая взглядом облако пыли. — Мой супруг собирается одолеть последнее препятствие на пути к безграничной власти с помощью войска, которым снабдила его я, и притом смеет отодвигать меня в сторону?

Чжу мысленным взором увидела знакомые очертания своей армии, Юйчуня в командном шатре. По пыльному облаку трудно было судить, когда именно войско столкнется с защитниками Даду. Через пару дней. Не более четырех. Еще четыре дня продержаться и не дать Цзяо пустить все под откос. У Чжу возникло неприятное чувство, что ее план — вроде неустойчивой пирамидки из камешков. Пирамидка качается, но, если не произойдет ничего, способного нарушить равновесие, может простоять сколько надо. Однако единственного порыва ветра или неожиданного толчка хватит, чтобы вся конструкция рухнула.

Внизу, в одном из дворов, показалась вереница женщин. Сердце Чжу подпрыгнуло: она узнала Ма. Отчаянно захотелось ее обнять, расспросить о случившемся с Цзяо. Да хоть бы в лицо ей взглянуть! Притворно будничным тоном Чжу заметила:

— Смотрите. Вон Госпожа Шинь.

— И верно, — процедила Мадам Чжан. Она неловко качнулась на своих лотосовых ножках, уставившись в одну точку, как орел, высматривающий кролика. Истинный объект возмущения Мадам Чжан был, видимо, недосягаем, но вот добыча помягче и посочней — так и хочется пустить ей кровь. И она атаковала.

Чжу пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отстать. Мадам Чжан семенила, а ее ноги все время оставались скрытыми под юбками, даже когда ветер приподнимал подол. Выглядело это так, будто небожительница сходит с Небес. Мадам Чжан ворвалась во двор и нависла над Ма. Та вздрогнула и тут же склонилась перед ней, опустив глаза.

— Госпожа Шинь, — промурлыкала Императрица. — Говорят, вы замечательно ублажаете Великого Хана в последнее время.

Чжу не спускала глаз с Ма. Она была все так же красива, так же уязвима в своей открытости, но что-то в ней неуловимо изменилось. Новое знание — новая печаль. Увидев, что волосы Ма убраны цветами и простым гребнем вместо заколки-феникса, она все поняла.

Но если Ма потратила свое единственное оружие на Цзяо… Облегчение, которое Чжу испытала при виде Ма, смешалось с сосущим чувством тревоги, словно она перекинула лестницу через одну предательскую трещину по пути к вершине, а впереди уже открылась другая. Ма все еще вхожа в покои Великого Хана и смотрит на него спящего и уязвимого. Но что толку, если она безоружна?

Сердце Чжу быстро билось. Осталось несколько дней. Нужно раздобыть оружие для Ма, пока ее войско под предводительством Юйчуня не столкнулось с противником и не потерпело крах.

Ма повела в сторону Чжу глазами, полными горя, и Чжу опечалилась. Разумеется, она сожалела не о Цзяо, а о том, что заставила сделать с ним свою жену. О том, что Ма придется совершить еще раз, прежде чем все это закончится.

— Кстати, Госпожа Шинь, — проворковала Императрица с несколько удивленным злорадством в голосе, словно не ожидала такого подарка, — неужели Великий Хан забрал у вас ту великолепную заколку? Или, может, вы настолько обнаглели, что считаете ниже своего достоинства ее носить.

У Чжу засосало под ложечкой. Ну, конечно, Мадам Чжан не могла не заметить отсутствия заколки.

— Я бы на вашем месте была осмотрительней. Наш Великий Хан не прощает обид. Вы же видели, что случилось с бедным Болуд-Тэмуром! Как бы простой наложнице, отвергнувшей подарок Хана, не пришлось усомниться в его чувствах. — Мадам Чжан улыбнулась белозубой, милой кошачьей улыбкой. — В конце концов, мужчины непостоянны.

Ма держала лицо, однако Чжу видела: удар достиг цели. Великий Хан мог бы и не заметить пропажу заколки, пусть даже сделанной из чистого золота, но Мадам Чжан, уж конечно, постарается до него это донести. А если перед Ма встанет выбор — либо признать, что хотела оскорбить Великого Хана, либо сказать, что потеряла бесценное украшение.

Чжу как громом пораженная смотрела на Ма. Ей не хотелось даже представлять, что за наказание положено в обоих случаях. Ма улыбнулась ей вымученной улыбкой, — которую Чжу не приняла за чистую монету, сразу решив, что ее пытаются подбодрить, — и тут Мадам Чжан нетерпеливо воскликнула:

— Иди сюда, сверчок!

У Чжу не осталось другого выбора, кроме как последовать за ней, украдкой бросив через плечо последний взгляд. Что бы теперь ни произошло между Ма и Великим Ханом, это будет только между ними. Чжу была не в силах вмешаться.

Хотя уже рассвело и евнухи должны были вскоре унести Госпожу Шинь и подготовить его к назначенным на сегодня встречам, он позволил себе еще немного поваляться за задернутыми занавесями балдахина. Это был мир внутри мира, замкнутый, как капля воды в изгибе листка. Рядом, лицом к нему, белым полумесяцем изогнулась Госпожа Шинь. Голову она склонила на крепкое плечо. Девушка выглядела необычно хмурой. Баосян буквально чувствовал ее тревогу.

— Тебе снова досаждает Императрица?

Она перекатилась на другой бок, лицом к нему. Вид у нее был на удивление озабоченный. Хан нахмурился.

— Значит, я прав.

Он был зол на самого себя. Госпожа Шинь обычно так невозмутима, что трудно поверить в ее страх перед его гневом.

— Ты из-за той заколки переживаешь? Да, Императрица и впрямь просила меня наказать тебя за такое пренебрежение моими дарами. Она сказала, Великий Хан не должен терпеть подобные оскорбления от какой-то наложницы. Очевидно, ничего серьезней этого моей репутации не угрожает.

Ма только закаменела в ответ, и он сказал с полушутливым нетерпением:

— Да будет тебе. Ты же не могла подумать, что я прикажу забить тебя до смерти из-за пустячка. Мою репутацию невозможно испортить еще больше. Мне все равно, носишь ты заколку или нет. Так я Императрице и сказал. Не скажу, что она была рада это услышать.

Баосян сгреб Ма в объятия и подумал: а ведь, наверное, она правда испугалась, что он забьет ее до смерти — вид у наложницы был абсолютно больной.

Он попытался ее утешить:

— Если Императрица никак не оставит тебя в покое, поехали в Летний Дворец вместе, а она пусть остается в Ханбалыке. Вряд ли она за это время пересмотрит свое поведение, но у нас хотя бы будет несколько безмятежных месяцев.

— Ты хочешь уехать из Ханбалыка? — Это было неожиданно. — А как же Чжу Юаньчжан? Ты уверен, что разобьешь его, как только он подойдет к городу?

— Разобью? Звучит так, словно я собираюсь с ним сражаться. — Сама эта идея наполнила его презрением. — Наименее эффективный путь к победе в войне лежит через битву. Я с превеликой радостью обменяю так называемую воинскую славу на решение, которое позволит сокрушить врага, даже не вступая с ним в бой.

Между занавесками балдахина разгоралась полоска света, его же предчувствия насчет событий наступающего дня становились все чернее.

— Наилучший способ уничтожить армию — отрубить ей голову. Даже самое вышколенное войско не сможет сражаться без предводителя, который говорит воинам, за что нужно драться. Вспомни, что произошло с армией Чжанов, когда погиб их генерал! С Чжу Юаньчжаном будет то же. Вот почему позапрошлой ночью я отправил небольшой отряд — тайком проникнуть на их позиции и захватить его прямо в шатре. Не далее как вчера мне донесли, что задача выполнена. Сегодня после обеда его привезут в столицу. Едва армия узнает, что за теплый прием был оказал их вождю, гарантирую, солдаты в тот же миг побросают оружие.

— Ты схватил Чжу Юаньчжана? — уточнила Госпожа Шинь со странной интонацией. В комнате было прохладно, но их сплетенные тела вдруг увлажнились, словно ее вот-вот бросит в пот. С другой стороны, в определенные дни месяца женщин кидает в жар.