Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Прорыв
Машина проскочила через разрушенный сильным взрывом накопитель — когда-то через него заезжали в этот закрытый город и выезжали из него. Кирпичное здание караулки, обугленное и опустевшее, свернутые на сторону ворота, несколько обглоданных костяков на земле.
Шкабара просто вывез нас из города, после чего начал огибать его по «патрульной дороге» — той самой, по которой катались в своё время машины, приглядывавшие за периметром. Тут все всерьёз было, не мелочились.
— Там, что ли, за мостиком? — спросил водитель.
— Точно. Нам бы к самой опушке.
Тот только хмыкнул. Свернул с дороги на заросшую грунтовку и действительно остановил «Патруль», чуть не упёршись бампером в ствол сосны.
— Нормально? — усмехнулся он.
— В самый раз, спасибо, — поблагодарил я неожиданных помощников. — Надеюсь, что больше не увидимся.
— Тебе того же, — ответил тот.
Мегрел просто кивнул. Я ещё обратил внимание на то, что он долго смотрел нам вслед, пока мы забирались дальше в лес и окончательно не потерялись из виду.
— Куда дальше? — спросил Зудин, едва мы остановились и я вытащил из кармана рюкзака карту.
К счастью, GPS ещё работал. Кажется, начал немного врать, метров так на сотню уже, но всё же работал исправно. Поэтому определение на местности много времени не заняло.
— Туда, — показал я рукой направление. — Васька, давай вперёд, в дозор. Мы следом в пятидесяти метрах.
— Давай лучше ты в дозор… — начал было майор, но я его прервал:
— Что тут лучше — мне виднее, понятно? Охота командовать — ходи со своим отрядом. Вопросы?
Он чуть не поперхнулся, столкнувшись с такой борзотой, но все же проглотил, лишь хмыкнул иронически. Затем половчее передвинул «сто третий» с подствольником, сказал:
— Командуй давай, Ковпак.
Пошли быстро, Васька сразу взял хороший темп. Вариант с пешей погоней совсем сбрасывать со счетов не следовало, так что покинуть это место нужно было как можно быстрее. Майор шёл легко и умело, а вот учёный сопел, чем-то брякал, путался в своих ногах и вообще быстро запыхался. Но пока держался, подгонять его не приходилось.
Идти по мягкой лесной почве было легко, разве что о корни иногда наш спутник спотыкался. Утреннее солнце начинало припекать, птицы расчирикались, словно все хорошо и в порядке вокруг, где-то дятел садил очередями. Даже кукушку слышал, но вопросов ей не задавал. Не хрен. Приходилось отмахиваться и от комаров, которых здесь тоже хватало, самый сезон в разгаре.
В таком темпе отмахали километров пять, и как я ни был против, но деваться некуда — пришлось у Мелихова забрать и рюкзак, и автомат, и подсумки с магазинами. Забирая оружие, я спросил:
— Ты хоть стрелять умеешь?
— Учился, — кивнул он. — У нас теперь всех учат, в принудительном порядке.
— И как?
— Со ста метров в человека попаду.
— Ну ладно, достаточно, — одобрил я. — А в мертвяка стрелять приходилось?
— Конечно, в Центре, — к моему удивлению, ответил Мелихов.
— В Центре?
— А куда их девать после экспериментов? Гордеев пистолет в руку сует — и давай отстреливай.
— Это хорошо, хорошо… — одобрил я.
Разгрузившийся учёный снова приободрился, зашагал веселей, хоть постоянно отирал пот со лба, оттягивал камуфляжную куртку в тщетных попытках проветриться, в общем, делал всё то, что делают люди, слабо знакомые с пешими походами.
После двух часов марша я объявил остановку и привал.
— Почти на месте, надо оглядеться, — сказал я.
Зудин кивнул, пообещал присмотреть за «ценным грузом», а мы с Васькой двинули вперёд, уже медленно и осторожно, приседая за каждым кустом и вслушиваясь в лесные звуки, надеясь определить присутствие противника, случись тому оказаться у нас на пути. Но ничего подозрительного не происходило. А когда далеко, в просвете между деревьями, показалась залитая солнцем поляна, я взялся за короткую рацию:
— Большой, Большой, здесь Серый.
— Здесь Большой! — сразу же послышался радостный голос. — Мы на месте, у нас всё в норме.
— Выходим.
— Стой! — схватил меня за рукав Васька. — Замри!
Кричать «почему?» я не стал, сказали замереть — и замер.
— Собаки, — шепнул он, указав куда-то в сторону от поляны.
Я обернулся. Несколько тёмных грязно-серых псов трусцой двигались через кусты. Это не мёртвые собаки, те неуклюжие. Это живые, и это…
— Вась, а ведь это волки, — шепнул я. — Ты понял, а?
— А чего тут понимать? Земля пуста стала, вот и возвращаются на своё место.
Александр Васильевич Пасечник
29 мая, воскресенье, утро
— Александр Васильевич, прослушку решили ставить только в лаборатории — и конкретно в кабинете Домбровского, — докладывал Усимов. — В квартиры я решил не лезть, чтобы меньше риска засветиться было.
— Почему?
— Дома они не станут встречаться, — объяснил опер. — Зачем им? Там они чай пьют и спать ложатся. А общаются в лаборатории, они там вместе, и самое главное — вся система внутреннего контроля завязана на их же компьютеры. Что им?
— Разумно, — кивнул Пасечник. — Что-то есть уже интересное?
— Пока нет, только начали слушать, — покачал головой опер. — К вечеру первый отчёт выложат. Но уверенности в том, что они о чём-то интересном для нас болтать начнут, пока нет.
Пасечник Усимова знал хорошо. Если тот начинает делать забросы в стиле: «Работаем, конечно, но не уверен, что от этого результат будет…» — то это означает, что у него есть какая-то идея. Но идея такая, что даже решиться её выложить надо решиться. И важно ещё то, что обычно такие идеи, Усимовым высказываемые, давали результат.
— Ваня, не тяни кота за хвост, говори, чего придумал, — сказал генерал, глядя собеседнику в глаза.
— Александр Васильевич, вопрос разрешите? — спросил тот.
— Валяй.
— Вы сами как думаете? Они всё это устроили или нет?
— В прокуратуру дело бы пока не передавал, — подумав, ответил Пасечник. — Но для себя решил, что они. Баллончики для распыления, стёртые записи, старательное подсовывание своих людей в лабораторию, все остальные детали — всё за это говорит. Процентов девяносто за то, что это они.
— Я ещё детальку добавлю — Домбровский сейчас словно сцепи сорвался, если присмотреться, — дополнил Усимов. — У него кроме секретарши, которую он по пять раз в день на рабочем столе пользует, ещё лаборантка, и ещё горничную сейчас вдруг подбирать взялся. Я такое уже видел раньше, когда тихий и интеллигентный как с цепи срывается.
— Верно, бывает с ними, — усмехнулся Пасечник. — Когда думают, что банк сорвали. На этом и палятся чаще всего. У бандитов ума хватает подчас тихо себя вести, а у этих прёт осознание того, что они самые умные и поэтому всех поимели.
— Так точно, — ухмыльнулся Усимов. — Вот и по Домбровскому такая же картина.
— Картину я вижу, — сказал Пасечник, зачем-то передвинув настольные часы. — Ты говори, что сделать хочешь.
— Домбровского трогать нельзя, — начал издалека Усимов. — Бермана тоже, нет реального повода для того, чтобы его, например, в командировку отправить. Так?
— Ну, Ваня! — поторопил опера Пасечник. — Докладывать по делу разучился? Экстрактно давай.
— Тимохина надо отправить в командировку. Пусть что-нибудь наладит, сетку например, на новой территории, у города. Или примет готовую работу, вам виднее.
— Это на какой территории? — чуть нахмурился, задумавшись, Пасечник. — На совместном с вояками КП?
— Так точно.
— А почему там? — удивился генерал. — Можно загнать его к угольным шахтам, там даже проще.
— Зато из шахт наши уши торчат — подозрительно может быть, — пояснил Усимов. — А КП по военной линии числится, по Салееву. Оттуда подвоха никто не ждёт.
— Верно, хотя с Салеевым договариваться придётся, — поморщился Пасечник. — И дальше?
— Дальше в подвал и потрошить, — жёстко сказал Усимов. — По полной программе, не жалеючи. Это всё их работа, и гуманизм будет лишним.
— А потом? Или если мы всё же ошиблись?
— Тогда несчастный случай на производстве. Проникновение морфа на охраняемую территорию и нападение на системного администратора. На почве личной неприязни, из хулиганских побуждений. Торжественные похороны, мы все рыдаем.
— Вот так?
— Да, так, Александр Васильевич. Или мы ещё век будем ждать, пока они проболтаются.
Пасечник задумался. Усимов хотел сделать уже шаг за линию. Генерал верил в то, что всё, даже самое тайное, рано или поздно становится явным. И если ситуация повернётся так, как предполагает Усимов, то есть от Тимохина придётся избавляться, не получив ничего ценного, рано или поздно это вылезет. Пусть случайно, пусть ещё как-то, но вылезет. Но вероятность того, что Тимохин с коллегами ни во что не замешан, очень низка. Против неё протестовал весь его опыт многолетней службы, да и мнение муровца Усимова сбрасывать со счетов не стоило, опером он был отличным. Девять против одного, что они получат нужные сведения. Если человека запереть в подвал и начать убеждать, он всегда раскалывается. Всегда.
