Данила Врангель - Славянский стилет
– Это-то откуда? – удивлялся Бизон.
– Платье и туфли купила по дороге. А колье всегда со мной. Это же подарок, ты знаешь, – рядом с ней стояла большая пластиковая сумка.
– А это что?
– Наборы продуктов для празднования Дня плодородия.
Бизон не сказал ничего. Развернулся к монитору и стал следить за местоположением бутылок с шампанским в помещении Феликса. Пока они, три разноцветные точки, стояли кучкой в одном месте, на кухне. Возможно, так и останутся стоять. Кто его знает, какая память у японской бабки. Разговаривает и сразу забывает. Такое не исключено. Да нет, нормальная память: точки дернулись и медленно поплыли в сторону банкетного зала. Наверное, дед, прищурившись, несет их на подносе по коридору, увешанному свечами. Осторожно и неторопливо. В таком возрасте спешить некуда. Три «цветка миндальной сакуры» наконец-то замерли в черном квадрате, обозначающем банкетный зал. Все, бутылки по назначению прибыли. Одна, как молодая непоседливая улитка, сразу отползла в сторону. Фридман, наверное, взял. Он любит везде совать свой нос и запоминать. На всякий случай. Читает, конечно, этикетку. «Есть!» – потер руки отправитель посылки и набрал на компьютере вызов Феликсу. Через пару-другую секунд, промчавшись через миллион километров световодов и спутниковых каналов, сигнал вежливо постучал в дверь банкетного зала, вошел, демодулировался и впрыгнул в компьютер. Хозяин гостеприимного дома ответил.
– Феликс, дорогой! – веселым голосом проговорил Бизон. – Мы на подлете, через сорок минут будем у вас. Но с наступившим праздником, – а он уже наступил, – решили поздравить вас сейчас. Вы там не забыли случайно, что есть такой праздник – День плодородия? Мы узнали недавно. Машина на автопилоте, и мы здесь немного расслабились. Надеюсь, на посадочную полосу сядем мягко. Ха-ха! – Бизон разговаривал соответствующим тоном. – Да вот проблема: не хотим пить сами, без друзей. Да, пупсик? – продолжал валять дурака главнокомандующий. – Мы пьем за ваше здоровье! Прекрасное вино. «Французский букет из Шампани». Редкий разлив, но мы вам кое-что довезем, – псевдоавиапилот стукнул два пустых бокала друг о друга. Цветные точки в черном квадрате зашевелились.
– Коля! – торжественно проговорил Феликс. – Мы хоть и не в Париже, но тоже кое-что имеем. «Цветок миндальной сакуры»! Сделано во Франции исключительно для Японии.
– О, да! Да! Слыхал про это прекрасное вино. Я видел его в коллекции. Предлагаю тост через Интернет.
– Предлагай! – во дворце с башенками захлопали пробки. «Цветы миндальной сакуры» распускались. Слышно было, как Феликс – да нет, скорее Фридман разливал шампанское и как бурчал начальник охраны, что продукты надо проверять.
– Да ладно – «проверять», – ответил ему начальник разведки. Если бы я проверял свой табак, – весь табак, – поверь, ничего бы не разведал.
Начальник охраны сразу вспомнил основной кошмар:
– Господи, ты хоть пока не кури!
– Ладно, не буду. Я сейчас спокоен. Все, что нужно, – разведано.
Он взял в руки фужер с ароматным напитком. Все уже держали «Цветы миндальной сакуры». Коммерческий психотерапевт нетрезвым голосом проговорил:
– Предлагаю тост за дружбу! За дружбу народов! Но и не только их! За верных друзей, много лет бок о бок бившихся с врагами на многочисленных полях сражений за прибавочную стоимость. За верных друзей и верное распределение всего добытого на полях этих сражений. За сражения, победа в которых всегда за нами. За победу и верных друзей. Ну, как тост? – молвил Бизон иезуитски торжественным тоном. Феликс радостно ответил:
– За тебя, Бизон! За тебя, Леонардо! За тебя, Миша! И за всю разведку и охрану!
Выпили. «М. сакура» была прекрасна и ароматна. Феликс выпил еще. И произнес глубокомысленный тост:
– За то, чтобы плохое прошлое быстро забывалось. А хорошее – оставалось.
Все снова выпили. Бизон улыбнулся:
– Великолепный тост. Мы выпили от всей души. Но пора уйти с автопилота. Подлетаем к границе скопления воздушных коридоров. Надо быть очень осторожным. Вы же не хотите, чтобы я наехал на «Боинг» или «А-300»? Говорят, их экипажи позабыли, как управлять самолетом. Только в карты играют. А все делает автопилот. А что это такое – автопилот? Кучка песка в пластмассовых коробочках да вращающаяся железяка. Им этот песок рано или поздно боком выйдет. А я обязан долететь до вас. Верно?
– Коля, постучи по дереву, а лучше – по пластмассе, – вежливо ответил Феликс.
– Вот-вот. Поэтому прошу прощения, мы пока отключимся.
Бизон отключил связь.
– Ну? – уставился на него Музыкант. – Это конец? Слишком закручено, правда. Ты любишь это. Такие штучки.
– Нет, это не конец. Не все так просто. Они люди, как и все вокруг. И мы не на поле боя. Жажда крови из желающего делает желаемое. И оч-чень быстро. Успокойся, Ник-Колай. Банкет продолжается. Пока – не на нашей улице. Но подготовка идет. Сейчас узнаем, насколько успешно.
Он подключился к Нью-Йоркской фондовой бирже. Ее работа шла уже достаточно долго. То, что увидел Бизон на табло котировок, шокировало весь деловой мир, но только не его. Одна акция фирмы «Славянский Бизон» стоила двести пятнадцать долларов. Рост – более чем на 2000 процентов с момента открытия биржи. Возможно ли такое? Нет. Но это происходило. Акции «Интел» упали на 24 %. Она еще держалась – поддерживало правительство Соединенных Штатов Америки. Но все всё понимали. В сделках с «Интел» принимали участие в основном спекулянты, выжидающие достаточной маржи, – то есть разницы в цене, – и мгновенно сбрасывали акции. По схеме: три шага вперед, пять шагов назад. «Эй-эм-ди» потеряла тридцать процентов. «Ай-би-эм» – столько же. Их тоже держали. То есть скупали в убыток их акции, чтобы не позволить им критически обесцениться. Но эта песенка стара, как мир, и столь же знакома финансовым саблезубым тиграм.
Не все саблезубые, правда, сообразили, какого масштаба грядут перемены. Капитал безлик. И течет туда, куда указывает вектор реальности. Никакие заграждения, плотины и отводы не в состоянии унять его магнетическую способность найти этот вектор и двигаться по этому направлению. В данный момент вектор реальности указывал на «Славянского Бизона», работу которого представляла, страховала и юридически обеспечивала команда из десяти лучших брокеров, которых перекупил Бизон, и двадцати юристов. Это очень большие деньги – такая группировка представителей капитала. Но они стоили того. На планете разворачивалось финансовое Ватерлоо двадцать первого века. И крупнокалиберная артиллерия, как и снайперы, были бесценны, хоть пока и не понимали, насколько. Старая пиранья видела далеко и если кусала, то смертельно. То, что происходило, случилось не одним днем, не одной телепередачей. В течение года сеть аналитиков финансовой конъюнктуры и устойчивости биржевых показателей мутила воду, вводя в противоречивое душевное состояние самых неуверенных людей на планете – крупных держателей акций. На уровне сознания, подсознания и внесознания формировалось видение будущего у самых неспокойных инвесторов, которые должны были сыграть роль паникующего детонатора – как та единственная птица в многотысячной стае своим резким поворотом меняет направление полета многих тысяч ее соплеменников в течение одной секунды.
Разработанная машина АМ настолько принципиально отличалась от компьютеров, что общего у них не могло быть ничего. Никакой совместимости, кроме, разве что, частично, периферии. И акции «Майкрософта», «титаника» компьютерной мысли, поползли вниз. За время работы биржи – на двенадцать процентов. Индексы, определяющие основные показатели трех тысяч крупнейших компаний, то падали на тысячу пунктов, то прыгали на две. Человеческая жадность и страх потеряли ориентиры и точки отсчета, в непредсказуемой ситуации мечась в попытках стабилизировать и выровнять биржевую шизофрению, а особенно – паранойю. За долгие годы спокойствия в системе глобализма основные держатели акций утратили чувство опасности, а вот теперь приобрели вновь, в одно мгновенье – и стали пожирать друг друга, брат брата, сын отца. Таков закон жанра! Бытие определяет сознание. Капитал перераспределяется, обретая новых хозяев и покидая прежних, оставшихся в непривычном и еще совершенно не осознанном вакууме. Финансовом, социальном и бытовом.
Циферки на табло и дисплеях придавали бытию непостижимую до сих пор плотность. Стоял вопрос не о приобретении или потере определенной процентной составляющей. Стоял вопрос о потере вообще всего. Стоял вопрос о Жизни и Смерти в буквальном значении этих понятий, о существовании которых многие забыли. И брокеры на своих торговых площадках соответственно превращались из мальчиков-мажоров в свирепствующих динозавров, представляя своим поведением эманирующих их работу хозяев – скрытых в фешенебельных апартаментах и застывших, как египетские мумии, возле экранов компьютеров, сжимая в руке окаменевшие мобильные телефоны.
