Марина Абина - Грибница
Таким составом они мотались по стране до конца октября. Потом неожиданно попали в целый лагерь выживших. Три десятка людей очистили от трупов небольшое придорожное село и занимались укреплением его кордонов. Ревел бульдозер, наворачивая высокий вал вокруг села, фурчал трактор с экскаваторным ковшом, вынимая глину из будущего рва и выкладывая её под совок своего стального собрата. На въезде в село суетились мужики, устанавливая трубы-столбы для массивных ворот. За сто метров до этой заставы дорогу перегораживали ежи, сваренные из уголка и швеллеров. Появление БРДМа вызвало среди местного население настоящую панику. Мужики забегали, засуетились, а потом похватали с подставок разнокалиберное оружие и дружно залегли за неоконченный вал.
Игнат остановился, раздумывая, как поступить. Ему не нравились эти перепуганные самоучки-рекруты — от таких всего можно ожидать. Лежат за своим горбом, трясутся, и даже не додумались выслать парламентёра, чтоб спросил, чего же надо пришельцам.
Пока Игнат размышлял, из глубины посёлка послышались какие-то гневные выкрики, и на дороге появилась бегущая женщина. За ней явно гнались, только погоня эта выглядела не совсем обычно. За крепкой деревенской девкой увязалась баба с клюкой и, еле-еле перебирая конечностями, всё ж умудрялась басисто клясть почём зря и трусливых мужиков, которые «позалягали у багні та дівку спинити не можуть» и саму ту «дівку» — «кляту хвойду, здорову лошицю, що кидає рідну бабусю на прізволяще». Когда молодица пробегала мимо мужиков, те только проводили её жадными взглядами, но ни один не посмел встать из-за своего укрытия и остановить беглянку. «Что за волы?» — изумился Игнат. Он удивлялся ещё больше, когда узнал, какое сокровище представляет собой Светка.
А Светка была кровь с молоком, и с угольком в заднице. Всё ей там свербело. И к лучшему: мужская часть экспедиции уже устала мозолить взглядом спину красавице — Инге, но отважиться на большее никто ещё не осмеливался. Светка решила проблему быстро и без лишних заморочек. Первым был Игнат, потом — соблюдая субординацию — Алексей, Фёдор, Егор и даже пятнадцатилетний Сашка — все побывали в оранжевой Светкиной палатке. Только Николая она сторонилась — уж больно горе его было явное и глубокое, его распутница нарушить не осмелилась.
Вера Ивановна только губы поджимала, глядя на такое бесстыдство, но молчала в тряпочку, и ни во что не вмешивалась — всё ж мужики есть мужики, и ничего с этим не поделаешь. А вот Инга Светлану не укоряла. Как ни велико было их различие, но они быстро подружилась. Часто, возвращаясь поутру с умываний от реки, они шли в обнимку и, поглядывая на мужчин, многозначительно хихикали. Кого они обсуждали, никто кроме них не знал, но все мужики в такие моменты чувствовали себя неловко и начинали покашливать, или посвистывать, или вовсе скрывались из виду.
«Пожалуй, это было самое хорошее время после Пыления», — сказал Игнат.
Всё перевернулось, когда они встретили Павлика. Двенадцатилетний мальчишка явно был сумасшедшим. Он жил один в лесу, питался корешками и ягодами. Несмотря на то, что уже случались заморозки (начался ноябрь), ходил полуголый и босой, любил зарывать в землю руки чуть ли не по локоть, и при этом по-дурацки улыбался и бормотал какую-то чушь — в общем, представлял жалкое зрелище. Но не бросать же ребёнка в такой глуши! И они его подобрали.
Павлик здорово перепугался, когда его затолкали в кузов броневика. Он кричал и вырывался что было мочи, а потом вдруг просто бухнулся в обморок. Вечером на привале, когда все вышли на улицу, он попытался удрать, но Игнат был настороже и успел поймать его за лодыжку, прежде чем пацан нырнул в ближайшие кусты. После непродолжительной борьбы пленник сдался. Его накормили (он ел жадно и не аккуратно, как свинья), попытались помыть и переодеть — ничего не вышло. Тогда Инга (у неё всегда получалось разговорить любого человека) тихими уговорами стала выяснять имя мальчика. Её голос заворожил его. Он сидел на корточках, как шимпанзе упираясь в землю костяшками кулаков, и буквально пожирал глазами её шевелящиеся губы. «Па-в-лик» — голос у него был хриплым, прерывающимся, будто не мальчик говорил, а галка дразнилась.
Благодаря Инге он и остался. Далеко от неё не отходил и даже делился с ней своими корешками-ягодками. Инга с серьёзным видом принимала эти подарки, иногда даже отправляла в рот ягодку калины или плодик шиповника, что безмерно радовало Павлика. Шли дни. И если Ингу он любил, то броневик просто ненавидел. Переезды вместе с умалишенным пацанёнком превратились в настоящую пытку для всех пассажиров БРДМа. Мало того, что Павлика нужно было стремительно и неожиданно затолкать утром в кузов, так ещё на протяжении всего переезда приходилось терпеть его бесконечный скулёж и хныканье. Затихал Павлик, только оказавшись на земле. Он припадал к ней ухом, вжимался в неё, зарывал в неё руки и лежал так минут пятнадцать-двадцать, будто слушая её дыханье. А потом всегда успокаивался.
Однажды, спутники Игната, уставшие от всей этой канители, упросили его сделать выходной и остаться на стоянке хоть на пару деньков. Благо, что местечко было действительно приятное: совершенно случайно они съехали с дороги и по просеке в смешанном лесу докатили до небольшого лесного озера. В тот день заметно похолодало и хоть небо было по-прежнему обложено тучами, но надоедливая морось всё же не сыпалась. Пахло грибами и прелыми листьями. Было спокойно, и Игнат согласился.
Что в лагере нет Павлика, заметили только за обедом, когда он не подошёл за своей порцией каши. Стали вспоминать, когда и где видели его в последний раз. Выяснили, что это было утром: как обычно мальчишка шнырял в окрестностях лагеря, ковырялся в земле и обирая лесные ягоды. Куда он делся потом, никто не заметил. Игнат легкомысленно заявил, что негодник сам объявится, когда есть захочет, но Инга всерьёз забеспокоилась, и сказала, что мальчика нужно найти. Женщины её поддержали, и Игнату пришлось уступить.
Пропажа нашлась километрах в полутора от лагеря. В глубине леса на небольшой поляне Павлик преспокойно ковырялся в лесной подстилке неподалёку от табунка молодых кабанчиков. Лёху, который и обнаружил эту компанию, удивила их окраска — полосатая, как у подсвинков — а ведь размером они уже были всё равно, что взрослые. Такое соседство представляло серьёзную опасность для Павлика, но ребёнок этого явно не осознавал. Лёха раздумывал, что же делать: с одной стороны требовалось поскорее забрать отсюда их юного попутчика, но при этом Лёхе не хотелось упускать такую вожделённую добычу. Подумать только, всего в тридцати метрах от него гуляют сочные отбивные, котлетки, ростбиф, жаркое или шашлык! Только вот где же их мамка? Она не могла уйти далеко от своих чад. Убежит ли она вместе с поросятами или нападёт на обидчика? А если за обидчика кабаниха примет Павлика? Никакой бифштекс не стоит такой жертвы. Лёха с сожалением опустил автомат.
И вдруг на поляну вышел здоровенный секач. Словно живая гора, он неспеша пёр прямо на мальчишку. А тот застыл на месте и стоит — улыбается. Вот дурачок! У Лёхи просто не оставалось выбора. Он нацелился кабану в голову и нажал на спусковой крючок. Бабахнуло. Автомат дёрнулся, дав короткую очередь и в последний миг сбивая прицел, но кабан всё-таки упал.
«Ура! — ликовал Лёха. — Столько свежего мяса добыл!» А Павлик, видать, совсем перепугался — рухнул на землю, будто это в него пуля угодила, и лежит не двигается. «Может в обмороке? А, ладно, — потом разберёмся. Сейчас главное поросят не упустить».
И Лёха стал выцеливать полосатые тушки. Те времени не теряли — драпали, что было мочи. Воздух звенел от их визга, трещали кусты — и вот на виду остался всего лишь один упитанный задок. Лёха дал очередь и кабанчик повис на кустах, через которые только что продирался.
«Есть! Вот это удача — двумя выстрелами две свиные туши добыл!» Лёха выскочил из своего укрытия и побежал проверить, убиты ли кабаны. Поросёнок уже издох — одна из пуль пробила ему шею и вонзилась в основание черепа. «Мгновенная и лёгкая смерть» — отметил про себя удачливый охотник. К секачу он подходил с опаской — вдруг не добил? Так и оказалось.
Кабан вдруг засопел, задёргался и стал подниматься. По загривку его тонкой струйкой стекала кровь, кровью наливались и маленькие карие глазки. Кабан повернулся к Лёхе, а тот, сглотнув слюну, нацелился в него из автомата. «Хоть бы не промазать! — стучала в мозгу назойливая мысль. — Не убью сразу — мне конец». Лёха успел прицелиться кабану между глаз, когда перед ним вырос Павлик. Рёхнутый мальчишка выбежал на линию огня и, раскинув руки в стороны, закрыл собою раненого вепря. Сейчас его разорвут в клочья! Но этого не случилось. Наоборот, напуганный неадекватным поведением пацана, кабан развернулся и ринулся в чащу леса. Лёха перевёл дух: «Ушёл. А всё же жаль — столько мяса!»
