Строитель (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Дума была такая. Получение чистого золота — это опять очень энергозатратный процесс. Сначала купелированием в расплаве свинца, при этом свинца надо в два раза больше, чем самой руды. Если у него сейчас восемь возов руды килограмм по триста, то есть, две с половиной тонны, то ему надо пять тонн свинца. Нет столько. Даже половины нет. И нет месторождений свинцовых в его землях, даже с учётом приращений. Плюс был в этом методе, в конце получался оксид свинца, и именно он нужен для производства хрусталя. Безотходное производство. Ещё бы добыть такое количество свинца.

Минусов два. Первый — свинец ядовитый металл. И всё вокруг им отравлять не хотелось. Второй минус в том, что серебро после купелирования останется с золотом. Уйдёт только медь и другие примеси. Потом самый простой способ разделить золото и серебро — обработать полученный сплав азотной кислотой. Золото останется, а серебро перейдёт в раствор. Откуда его потом легко извлечь. Нужно просто испарить лишнее, а осадок нагреть до трех сотен пятидесяти градусов Цельсия.

2AgNO3 = 2Ag + 2NO2 + O2

Только это опять огромный расход древесного угля. Сначала на получение азотной кислоты, а потом на испарение и нагрев.

В результате получится очень мягкий металл, который можно пальцами гнуть при толщине монеты в пару миллиметров.

Может, лучше выпускать монеты сразу из металла 585-й пробы. И делать либо монеты в два раза больше по весу, либо номинал указывать в два раза меньше. И на монете писать, что золота 60%. Такие монеты будут твёрже. И себестоимость их будет в разы меньше. Просто один раз эту операцию проделать, выяснить состав, а потом тупо переплавлять руду, при необходимости серебро, медь или золото добавляя, и раскатывать в листы для чеканки монет.

Будут ли такие монеты брать люди в оборот? Ну, в своих княжествах это можно и указом внедрить. Медные бунты возникли именно из-за того, что монет лишку напечатали и нельзя было обменять золото и серебро на медь. А если одновременно с такими половинными монеты будут и серебряные, и золотые, и медные, и они в банках будут свободно меняться, то после небольшого ажиотажа к монете привыкнут. Никто же в двадцатом веке бунты не устраивает, что в кольце или серьгах золото 585-й пробы. Привыкли.

Но это в своих княжествах, а дальше? В Польше, Венгрии, в Мазовии, те же генуэзцы как к такой монете отнесутся? Если не будут брать, то в банках просто все настоящие золотые деньги поменяют на половинчатые и будет золотой бунт вместо медного, когда золотые монеты закончатся.

Вывод Андрей Юрьевич после долгих раздумий сделал такой. Пока, сколько есть свинца, разделить руду на золото, серебро и примеси. Из полученного золота и серебра монет начеканить, но для пробы начеканить и немного половинчатых монет. А потом предложить их генуэзцам, ляхам и венграм. Будут брать — хорошо. Нет, так нет, придётся купцам из Генуи заказывать огромное количество свинца, никуда не денешься.

Ага, а ещё нужно ртути заказать. Не для гремучей. Гремучее серебро проще изготавливать и сырьё не ядовито. Для термометров и барометров ртуть нужна, начнёт же он в конце-то концов выплавлять стекло. Тем более, вскоре подъедут кузнецы из Возвягля этому учиться.

Вызванный Андреем Юрьевичем бывший кузнец, а теперь главный металлург Ероха прослушал лекцию про превращение руды в чистое золото, помотал головой и попросил повторить ещё раз.

— Сложно больно, княже, не запомнил, — и всё в оспинах от ожогов лицо сморщил как ребёнок обиженный.

— Конечно. И я сам приду на первое купелирование. Ну, слушай. Повторение — мать учения. Измельчённую золотую руду смешивают с оксидом свинца и древесным углем… можно ещё с мукой. Главное, чтобы углерод был, а затем нагревают. Металлический свинец, образованный восстановлением оксида, будет внутри себя содержать растворенный благородный металл. Расплавленный металл будет стекать на дно поддона. Оттуда его нужно перелить в купель. Это такой пористый тигель, который мы сделаем из костной золы, и нагревают, обеспечивая доступ воздуха. Мехами будем работать. У нас опять свинец превратится в оксид. Окисляются также примеси других металлов, там и олово будет и медь, а раз там рядом цинк добывают, то и он тоже. По мере выгорания свинца и примесей концентрация благородного металла неуклонно увеличивается во время окисления, пока весь свинец не превратится в оксид свинца, к этому времени и все примеси будут окислены. Из-за более низкого поверхностного натяжения оксидного расплава он поглощается чашей, в то время как драгоценный металл остается в виде маленькой сверкающей лужицы.

— Ох, боженька! Сложно как. Княже, лучше на деле покажи, — начал креститься самый продвинутый в мире на сегодня металлург.

— О-хо-хо. Конечно. Готовься, завтра будем кости жечь. Ну, и тигель потом делать.

Событие пятнадцатое

Санька с Емелей и Горыней прибыли во Владимир через десять дней. Андрей Юрьевич даже волноваться начал. Всё же ордынцев сбежало с поля боя более полутора тысяч, а он отправил вдогонку только сотню диверсантов и пять сотен стрельцов. Явно сила на стороне ордынцев.

А нельзя было больше послать… Не так, послать можно было хоть пять тысяч, толку только не будет. Главное оружие против отступающих татаровей будет лук. Лук у многих есть. Стрел нет. Всё что можно у народа изъяли, даже из трупов людей и лошадей вырезали, чтобы наконечник не повредить. Кроме того, все стрельцы прошлись по полю боя, собирая стрелы, что полетели мимо и упали или впились в землю. В сумме собрали тринадцать тысяч стрел. Остальные либо переломаны, либо лишились наконечников или оперения. При таком раскладе пять сотен стрельцов и сто диверсантов всего получили мизер — по двадцать стрел на человека. Да есть сабли у воев, да есть десяток прашников, которые и без стрел сила, но всё равно почти безоружных шесть сотен против полутора тысяч ордынцев.

— Рассказывай, Санька, — Андрей Юрьевич был в кузнице, когда диверсанты прибыли, вышел к ним на свет весь в саже и глине перемазанный. Делал из глины и золы от костей купель эту.

— Прости, княже, упустили мы Бабу-оглу, — развёл руками черный от усталости и переживаний сотник.

— Баба — огулу, — поправил Саньку профессор на автомате, — Подробнее можно? — ну, а чего, не биться же головой об стену.

— В первую ночь мы их настигли у реки Ирпень, на полдороге к Юрьеву. Мы одни пошли без стрельцов, пращники им одну гранату запустили, и когда они проснулись и метаться между кострами начали, мы и стали в них стрелы метать. Отошли, когда их много за нами погнались и навели на стрельцов. Под утро начали, уже светало, так что били наверняка. Поганые поняли, что попали в засаду и повернули. Потом посчитали убитых, когда ордынцы убрались, почти шесть сотен полегло поганых, а у нас меньше десятка. Они все с луками были. Без доспехов почти.

— А тяжеловооружённые? — Андрей Юрьевич цифрой вполне остался доволен.

— А мы в ту ночь почти стрельцов у них всех и выбили, остались одоспешенные с мечами и щитами. Они заслоны стали выставлять. Ну, мы-то не дурни. Всегда разведка впереди. Обойдём заслон и с тылу или флангов стрелами закидаем. Много стрел уходило. Все в кольчугах поганые и сами и кони. Так мы потом приноровились перед тем, как дальше двигать, стрелы собирали.

— Как же они ушли, вы что не могли вперёд выслать людей в засаду? — вроде об этом несколько раз повторял им профессор, когда отпускал преследовать ордынцев.

— Эх! Выслали, княже, конечно выслали. А только за десять вёрст от Переяславля поганые обманули нас. Они у Козина Днепр вброд перешли мы туда сотню и отправили и все-все последние стрелы им отдали. А оказалось, что Баба-огулу обманул нас. Он с парой десятков ближников чуть ниже переплыли Днепр, за гривы коней держась. Ну, это потом выяснили. Когда всех поганых на переправе побили. Нам рыбак об этих хитрецах рассказал, он там невод бросал и их издали увидел и в камыши залез.