Юрий Корчевский - Золото мертвых. Дворянин
– Мне бы до Воронежа добраться.
– До Воронежа? – удивился Федька. – Не получится. Иди вниз по течению, мимо Рязани до Троицы, село такое. По правую руку приток будет, Проня называется. Сворачиваешь на неё – и до самых верховьев.
– А потом?
– А потом лошадь нанимай или пешком иди. Ока с Доном не соединяется.
Федька отомкнул ржавый замок, уложил вёсла в лодку.
– Садись, барин, оттолкну.
Андрей перепрыгнул с берега в лодку и сел на скамью. Фёдор вытолкнул лодку на чистую воду.
– Прощевай, барин!
– Какой я тебе барин? – пробурчал Андрей.
Ладно, какое-никакое средство передвижения есть. На лодке до Воронежа не добраться, но хоть бы до Рязани, а уж там он разберется.
Андрей взялся за вёсла и вывел лодку на середину реки, на стремнину – там течение сильнее. Грёб, не особо напрягаясь, берега и так уходили назад. Ещё бы мачту – и совсем можно было бы не напрягаться.
Через час впереди показалось судно. Оно поднималось вверх по течению, под парусом и вёслами. С него закричали:
– Эй, на лодке! Правее держи, не то подомнём!
Андрей направил лодку немного правее, ближе к берегу, и они разминулись. Река в этих местах широкая, даже парусные суда легко разойдутся. Надо только поглядывать за спину, чтобы не удариться лодкой о попутное судно.
По берегам иногда были видны деревни, хутора, сёла, однако приставать и искать там лошадь не имело смысла. Жаль, что он не спросил у Федьки, далеко ли до Рязани. И ещё один опрометчивый поступок он совершил: надо было на постоялом дворе лукошко с провизией взять – хлеба, яиц варёных да мяса варёного или жареного. Но не удосужился. Видимо, потеря лошади выбила его из колеи. Совсем плохо, Андрей, мыслить всегда трезво надо.
Час шёл за часом, но города видно не было. То, что Рязань стоит на Оке, он знал точно. И когда ему навстречу попалось очередное судно, крикнул:
– Далеко ли до Рязани?
– Завтра к полудню дойдёшь! – засмеялся рулевой.
Андрей мысленно чертыхнулся – зря он провизию не взял!
Когда отдыхал от работы на вёслах, река сама несла лодку, и Андрей с удовольствием разглядывал живописную местность. Жаль, лесов маловато, больше степи, овраги да поля, уже убранные. Осень, урожай в закромах.
Он решил передохнуть, а заодно и провизией разжиться – ведь время уже далеко за полдень. На правом берегу реки увидел деревню в десяток домов, правда, в отдалении от реки. Да что ему две сотни метров? Только ноги размять.
Берег оказался крутоват, метра три-четыре, но к самой воде вела тропинка. «Здесь и причалю лодку, – решил Андрей, – тем более какая-то коряга из земли торчит».
Правда, коряга была не у самой тропинки, на десяток метров дальше.
Он повернул лодку и сильным движением вёсел загнал нос своего судёнышка на землю. В том месте, под крутым берегом, была узкая полоска земли, в локоть – только встать. Сверху, над корягой, росла ива.
Андрей перебрался с лодки на берег, взял в руки верёвку, обмотал ею корягу и подёргал. Не хватало только ещё, чтобы лодку течением унесло. Коня он уже лишился, а лодку надо беречь.
И он обратил внимание на корягу. Толстая, абсолютно круглая в диаметре, что в природе бывает редко, она была вся в земле. Деревяшка, в сырости сгнить должна. Да тьфу на неё, зачем она ему?
Он стукнул кулаком по коряге и замер в недоумении. Звук от удара был глухой, кулаку стало больно.
Андрей заинтересовался. Он достал нож, счистил с торца землю – показалась жёлтая полоса. Он начал активнее скрести ножом. Ба! Да это же дульная часть бронзовой пушки! Видимо, давно она тут лежала. И кому понадобилось её вкапывать? Ведь не сама же она в землю попала? В противном случае лежала бы на поверхности, пылью бы занесло, песком, травами поросла.
Андрей прошёлся ножом уже не с торца, а по телу пушки. Точно, бронза, патиной покрылась. Жаль, из глинистого берега только короткая часть ствола выступает, сантиметров двадцать – двадцать пять. Да пусть лежит себе, зачем она ему? Надо в деревню идти. Худо-бедно, но каравай хлеба купить можно, яичек, сала кусок да пару головок лука.
Андрей машинально ткнул лезвием ножа в забитое землёй дуло и удивился: клинок не пошёл, и звук раздался какой-то металлический. И тут его одолело любопытство – он начал выковыривать землю ножом. Неудобно, ствол пушечный высоковато вкопан. Самому надо стоять в полный рост, да ещё и руку тянуть приходится.
И вдруг что-то выпало из жерла пушки и прямо ему под ноги. Андрей нагнулся рассмотреть и оторопел: на земле, прямо у его ног лежала золотая монета!
Он поднял её, ополоснул в воде и всмотрелся, пытаясь определить принадлежность. Нет, непонятно, чья монета. Чистое золото, размером с медный пятак, но тяжелее, и чеканка полустёрлась. Андрей попробовал монету на зуб – на поверхности её остался след. Стало быть, золото высокой пробы.
Ножом Андрей расковырял землю, причём при этом ему попадались полуистлевшие остатки грубой ткани. Видимо кто-то, спрятав в ствол монеты, забил дуло пушки пыжом из грубой ткани, а сам пушечный ствол закопал в обрыв. Жители деревни сделать этого не могли: за одну такую монету можно купить несколько деревень – у крестьян нет таких денег. Купец? Даже не смешно. Купец деньгами крутит, у него они в обороте; ну, не без того, лежит на худые времена кубышка.
А монета явно старинная. В государстве Московском золотые златники чеканили давно, ещё при князе Владимире. Позже в обращении были серебряные и медные деньги. Золотые появились при Петре, но позже. Во времена царевны Софьи на единственном Московском монетном дворе из серебряной проволоки вручную чеканили серебряные копейки, денги (половина копейки) и полушки (четверть копейки). Покупательная способность таких денег была велика. Например, пуд сливочного, или, как тогда говорили, коровьего, масла стоил 60 копеек, пуд сёмги – 37 копеек, один осётр, как говаривали, «длинный», в подводу тележную – 30 копеек, сахарная голова – 40 копеек, бык-четырёхлетка – меньше рубля.
Тулуп овчинный – 30–40 копеек, холщовая рубаха – 10–12 копеек, суконные штаны из аглицкой ткани – 1 рубль 20 копеек, пара сапог с каблуками – 25 копеек, колпак суконный на голову – 6–8 копеек. С 1655 года стали выпускать серебряный «ефимок» номиналом в рубль.
Удалив землю, Андрей запустил руку в ствол пушки и почувствовал, что пальцы наткнулись на металл. Он ухватил, сколько мог, и вытащил. Мать моя! В пригоршне у него лежали золотые и серебряные монеты, а также золотой перстень и кольца.
Андрей снял с головы шапку, высыпал туда содержимое пригоршни и снова запустил руку в дуло пушки. Ему было неудобно: ствол высоко, и даже на носки пришлось привстать. Но тем не менее он выудил ещё одну пригоршню – и снова монеты, золотая цепочка, перстень с рубином. Ни фига себе! Он опять высыпал в шапку найденное. Нет, так не пойдёт, надо вытаскивать из земли весь ствол, похоже, он весь набит драгоценностями.
Андрей осмотрелся – не видать ли судов? Со стороны он сейчас выглядел странно. Русский офицер, а роется в земле, как полоумный. Надо действовать осторожнее. Он принялся работать ножом как одержимый. Куда только делась усталость, он не замечал бега времени! Ножом рыхлил слежавшуюся землю вокруг ствола, выгребал её руками. Кафтан уже весь был испачкан землёй, как и руки, но Андрей даже не обращал внимания на то, что грязен.
Он пошевелил руками пушечный ствол, и тот покачнулся. Андрей ухватился за него обеими руками и повис всем телом. Потом отдохнул, поднатужился и попробовал приподнять. И так – несколько раз. С каждым разом бронзовая пушка шевелилась всё свободнее и свободнее, и наконец он выдернул её из склона. Едва удержав в руках тяжесть, осторожно опустил ствол на землю. Потом снял кафтан, уложил на него дульную часть ствола и поднял казённую. Из ствола на кафтан со звоном посыпались монеты и ювелирные изделия.
Он ещё пару раз пристукнул пушкой о землю, потом уложил и запустил в ствол руку. Пусто! Зато на кафтане громоздилась куча тускловатых в солнечном свете золотых изделий и монет.
Андрей собрал края кафтана и приподнял. Ого! Да его находка тянет пуда на полтора! Золото – металл тяжёлый.
Он связал между собой рукава и полы кафтана. В рубашку было бы сподручней, но она не выдержит такого веса, порвётся. А без кафтана прохладно, от реки сыростью тянет. Да и осень уже, градусов пять тепла, не больше, в рубашке холодно.
Андрей перенёс импровизированный узел в лодку и, немного помедлив, столкнул ногой в воду пушечный ствол. Со дна поднялось густое облако ила, но его быстро снесло течением. Бронзы уже не было видно: либо ствол покрылся илом, либо скатился на глубину. Так-то лучше.
Андрей вымыл руки и сапоги, умылся. Ещё бы кафтан чистый – совсем хорошо было бы.
За возней он не заметил, как начало смеркаться. Вот блин! Сколько ещё до Рязани? Он уселся на скамью и начал грести: и к городу ближе будет, и согреется.
Физическая работа не мешала размышлять. Пушка бронзовая, такие сейчас тоже используются, хотя уже и чугунные в ходу. Бронзовые появились около сотни лет назад, ну, может быть, лет сто пятьдесят. Стало быть, клад заложен около века назад, плюс-минус полсотни лет. Кто мог заложить такие ценности и забыть? Нет, не забыл, скорее всего, помешали забрать – обстоятельства, смерть… И вдруг мысль пронзила, даже грести бросил: не Стенька ли Разин?
