Автор неизвестен - Песни южных славян
Рабро-юнак и старая юда[53]
Что это белеет там в долине?
Или то белеют белы лебеди,
Или тяжкие белеют снеги?
Нет, то не белеют белы лебеди,
И не тяжкие белеют снеги,
Там в долине старая юда,
Она стирает белое платье.
Выстирала его и расстелила
На траве, чтоб высохло платье.
Увидал ее Рабро-юнак;
Он высматривал и подбирался,
Подстерег он старую юду
И украл у нее белое платье.
Кричит ему вслед юда:
«Эй, постой-погоди, Рабро-юнак!
Стану я тебе помайчимой!»[54]
Отвечает ей Рабро-юнак:
«Гой еси ты, старая юда,
У меня уже есть помайчима».
Снова вслед кричит ему юда:
«Эй, постой-погоди, Рабро-юнак,
Я стану тебе посестримой».[55]
Отвечает ей Рабро-юнак:
«Гой-еси ты, старая юда,
Есть уже у меня посестрима».
Снова вслед кричит ему юда:
«Эй, постой-погоди, Рабро-юнак,
Стану я тебе первою любовью!»[56]
Рабро-юнак оборотился:
Перед ним была не старая юда,
А юная стояла девица,
Первая любовь его стояла.
И повел ее, отвел девицу
К матушке своей, к отцу родному.
Йоан Попов и самовила[57]
Собрался Йоан Попов,
На Велик день собрался,
Землю пахать собрался,
Едва полпути проехал,
Навстречу ему самовила,
Самогорская самовила,[58]
Встала поперек дороги:
«Воротись, Йоан Попов,
На Велик день землю не пашут,
Лучше б ты оставался дома».
Йоан ей хорошо отвечает:
«Прочь с пути моего, самовила,
А не то я сейчас спешусь,
С борзого коня слезу
И твою русую косу
Вокруг кулака обмотаю,
А то к коню приторочу,
За хвост привяжу к борзому,
И, как борону, потаскаю».
Рассерчала тогда самовила,
Распустила русую косу,
На борзого коня напала,
Чтобы выпить черные очи.
Рассердился Йоан Попов,
Ухватил рукой самовилу,
Ухватил он ее за косу,
За ее русую косу,
К коню ее приторочил,
За хвост привязал к борзому,
Поволок, как борону, к дому.
Дотащил он ее до дому,
Издалека матушку кличет:
«Ну-ка, милая матушка, выйди,
Вот везу я тебе невестку,
Самовильскую везу невесту,
Тебе она будет подмогой,[59]
Отцу переменит одежду,
Братцу кудри она причешет,
Сестре — заплетет косицу».
И крыло ее правое запер,
В пестрый сундук его запер.
И она прожила три года
И родила ему сына.
Позвали честного кума,
Чтоб окрестить сына.
И кум пришел к самовиле
И такие слова ей молвил:
«Молодица-самовила,
Не спляшешь ли малое хоро,
Самовильское малое хоро?»
Отвечала ему самовила:
«Ай же ты, кум пречестный,
Пусть отдаст мне Йоан Попов,
Правое крыло отдаст мне,
Без него хоро не спляшешь!»
«Молодица-самовила,
Убежишь ты, нет тебе веры».
Самовила на то отвечает:
«Ой же ты, Йоан Попов,
Если так за меня боишься,
Заприте малые двери,
Двери малые и большие,
Тогда и спляшется хоро».
Заперли малые двери,
Двери малые и большие,
Достал он крыло самовилы.
А она заплясала хоро
И через трубу улетела.
Свекровь ее призывает:
«Молодица-самовила,
Плачет дитя по качанью,
По качанью да по сосанью».
Отвечает ей самовила:
«Как только дитя заплачет,
Заплачет дитя по сосанью,
Клади ты его под стрехи,
Пошлю я мелкие росы,
Чтоб накормить сыночка.
А ежли дитя заплачет,
Заплачет дитя по качанью,
Клади ты его в люльку,
Повею я тихим ветром
И покачаю сыночка».
Свекровь она обманула.
Когда дитя закричало,
Заплакало по качанью,
Его положила в люльку.
Не тихий ветер повеял,
Влетела в дом самовила,
Схватила она сына
И похвалилась Йоану:
«Ой же ты, Йоан Попов,
Как это ты придумал
В доме держать самовилу,
Чтоб любила тебя самовила».
Пастух Стоян и самодива[60]
Теляток Стоян гоняет
Там, где самодивы играют,
И сам на волынке играет.
Самодивы там собирались,
Собирались там и плясали,
Наплясались они, устали.
И высоко взлетели
Над ельником зеленым,
Над ручьем студеным,
Над муравой цветистой.
Прилетели к гладким полянам,
Там донага разделись,
Чтобы в воде искупаться.
Платья свои поснимали,
Платки с золоченым краем,
Зеленый девичий пояс,
Всю самодивскую одежу.
Погнал Стоян свое стадо,
За горный скат его спрятал,
К самодивам тихо подкрался
И у них утащил одежду.
Самодивы на берег вышли,
Все три без рубашек, нагие,
Все три они просят Стояна:
«Стоян, молодой подпасок,
Верни нам, Стоян, одежду,
Верни самодивское платье!»
А Стоян отдавать не хочет.
Говорит одна самодива:
«Отдай мне, Стоян, одежду,
У меня ведь мачеха злая,
Убьет меня за пропажу!»
Стоян ничего не ответил,
Ей молча одежду отдал.
Говорит Стояну вторая:
«Верни мне, Стоян, одежду,
У меня ведь девятеро братьев,
Убьют они нас с тобою!»
Стоян ничего не ответил,
А молча ей подал одежду.
Третью звали Марийкой,
Она говорит Стояну:
«Верни мне, Стоян, одежду,
Отдай самодивское платье,
Одна я у матушки дома —
За сына и за дочку,
А ты ведь, Стоян, не хочешь
Взять самодиву замуж?
Не будет она хозяйкой,
Нянчить детей не станет».
Тихо Стоян отвечает:
«Я невесту ищу такую,
Что без сестер и братьев!»
Отвел он домой еамодиву,
Дал ей другую одежду
И на ней оженился,
Святой Иван[61] обвенчал их.
Три они прожили года,
Стала она тяжелой
И разродилась сыном.
Святой Иван крестил младенца.
А как дитя окрестили,
Ели они и пили.
Святой Иван с полупьяну
Такое сказал Стояну:
«Стоян, кум и дружище,
А ну-ка, Стоян, сыграй мне,
Сыграй мне, Стоян, на гайде,[62]
Ну а кума пусть спляшет,
Как самодивы пляшут».
Стоян заиграл на гайде,
И заплясала Марийка,
Только как люди пляшут.
Святой Иван говорит ей:
«Что ж ты, кума Марийка,
Что ж ты, кума, не пляшешь,
Как самодивы пляшут?»
«Святой Иван, кум любезный,
Попроси-ка ты, кум, Стояна,
Пусть вытащит мне одежду,
Мое самодивское платье,
Без него не выходит пляска».
Упросил святой Иван кума,
Уговорил Стояна.
Сам Стоян не гадал, не думал:
Уж коль родила ему сына,
Наверно, бежать не захочет.
И вытащил он одежду,
Вытащил и жене подал.
А Марийка взвилась вихрем
Да из трубы — наружу,
А там на крыше уселась,
По-самодивски свищет
И говорит Стояну:
«Ведь я тебе говорила —
Самодива хозяйкой не будет!»
Плеснула она в ладоши,
И высоко взлетела,
И далеко улетела,
В дремучие лесные чащи,
Где живут самодивы,
Где девичий источник.
Там искупалась Марийка,
Девичество к ней вернулось,
И к матери воротилась.
Момирица и Тодора[63]
Разродилась младая Момирица,
Родила она девять дочек,
И в десятый раз стала тяжелою.
И сказал Момир-бег, воевода:
«Молодица, младая Момирица,
Коль родишь десятую дочку,
Ноги я отрублю по колено,[64]
Руки я отрублю по рамена,
И тебе я выколю очи,
Молодую в темнице оставлю,
Молодую сделаю калекой».
Как пришло разродиться время,
Дочь меньшую, Тодору, взяла она,
И пошли они в лес зеленый,
Сели там под зеленым явором,
Разродилась младая Момирица.
Не была то десятая девочка,
А был тот младенец мальчиком!
Убрала его в пеленку кумачовую,
Повила его шитым повойником.
Плачет чадо, аж листья падают.
Огляделась младая Момирица,
На планине огонь увидела,
Посылает Тодору, младшую,
Принести ей огонь с планины.
Жаркий костер развели они,
Согрели младенца малого,
И заснула младая Момирица,
И тогда пришли три наречницы,[65]
А Тодора глаз не смыкает,
Все глядит, трех наречниц слушает.
Молвит первая: «Надо его взять».
А вторая: «Не будем брать,
Пока это дитя не вырастет,
Пока семь лет не исполнится».
Третья молвит: «Пускай растет,
Пусть дитя женихом сделается,
Пусть ему невесту сосватают,
Пусть сосватают и в дом возьмут,
А как только пойдут к венцу они,
Мы себе заберем юнака!»
Так они нарекли и сокрылися.
Росло дитя, вырастало,
Вырастало, сделалось юнаком,
И пришло ему время свататься,
И невесту ему сосватали.
Как пришла пора за невестой идти,
Тодора, меньшая, промолвила:
«Ай же ты, милая матушка,
Брата слать моего не следует
За красавицей за невестою.
Ты когда в лесу дитя родила,
Нарекали ему три наречницы,
Одна молвила: «Надо его взять».
А вторая: «Не надо брать,
Пока лет до семи не вырастет».
Третья молвила: «Пускай растет,
Пусть дитя женихом сделается,
Пусть ему невесту сосватают,
Пусть сосватают и в дом возьмут,
А как только пойдут к венцу они,
Мы себе заберем юнака!»»
И пошла Тодора, младшая,
Отперла она сундук крашеный,
Достала одежды жениховские,
Их надела Тодора, младшая,
Молодым женихом она сделалась…
И нарядных сватов взяла с собой,
За красивой невестой отправилась,
Взяли они нареченную
И в церковь венчаться поехали.
Тут сильные ветры повеяли,
Мгла опустилась пыльная,
Сильные вихри завихрились,
И жениха они подняли,
Тодору подняли, младшую,
Под самое вышнее облако —
Уж не будет того, что сделалось.
За брата сестра сгинула,
Милого брата избавила,
Один он был сын у матери,
Так погибла Тодора, младшая,
Но остался жив молодой жених,
Обвенчался братец единственный,
Обвенчался с красивой невестою.
Кто услышит, тому пусть запомнится.
Худо жил, горше того помер[66]