Виктор Глумов - Нашествие. Мститель
Рябой сержант шагнул к лупоглазому. Ксандр задержал дыхание — он догадывался, что сейчас произойдет. Илья Смирнов, Смир, похоже, этого не представлял, он по-прежнему смотрел перед собой и на движение сержанта не отреагировал. Вархан ударил его — без замаха, коротко, ткнул в солнечное сплетение. Смир сложился пополам, хватая воздух ртом. Сержант ждал, когда он отдышится, — убивать неудачника не нужно, от него еще будет толк на подсобных работах.
Лица варханов не выражали ничего. Впрочем, лицо Смирнова — тоже.
Сержант занес руку для рубящего удара по шее, и в этот момент на Смира снизошло озарение. Он распрямился пружиной и кинулся на сержанта. Ксандр успел заметить, что лицо лупоглазого преобразилось: Смир сощурился, губы растянулись в хищном оскале. Сержант уклонился, двинулся по кругу, чтобы восходящее солнце оказалось у него за спиной и ослепило противника. Смирнов на уловку не поддался. Ксандр смотрел, как соперники делают ложные выпады, как скользят ноги по выглаженной, вытоптанной земле площадки.
Рябой был очень сильным бойцом. Своим новым зрением, обращаясь к новой памяти, Ксандр отчетливо видел это. Некоторые новобранцы жаловались, что так и не свыклись с приобретенными навыками, но Ксандр и прежде кое-что умел.
Впрочем, раньше он не выстоял бы против рябого сержанта и неизвестно, выстоит ли сейчас: иногда новые знания давали сбой. Для того и создан лагерь: слить воедино память и тело. Ксандр почувствовал не страх, нет — тень сомнения, — и это отвлекло его от боя, Ксандр пропустил момент, когда Смир закончил кружить и пошел в атаку.
Несомненно, герой, рефлексы которого жили в Смире, был великим берсером.
Совершенно особенный стиль боя: ударить, отскочить, ударить, поменять направление, закружить противника в смертельном танце. Движения резкие, экономные: так наскакивает волкодав… Но и сержант — не новичок. Казалось, он принял навязанную противником игру, сейчас он падет… В руке сержанта блеснул нож.
Вздох прокатился по ряду новобранцев, и Ксандр не остался равнодушным. Смир заметил оружие, но что-то в нем надломилось, и с каждым мгновением он все меньше походил на вархана, превращаясь в лупоглазого Илью Смирнова. Вот погасла улыбка. Вот он позволил сержанту запутать себя, повернулся лицом к солнцу и ослеп. Сержант ударил — в плечо, не в шею, хотя мог бы. Смирнов упал на колени с криком, недостойным воина.
Ксандр еле сдерживался, чтобы не отвернуться.
— Почему ты перестал сражаться? — спросил у Смирнова мастер Фрол.
Илья обернулся, зажимая распоротое плечо, пополз к мастеру на коленях.
— Мастер, я не виноват! — лепетал Смир. — Мастер, я забыл, как биться против ножа!
— Ты и не помнил, — поправил Фрол. — Помнил великий воин, чья память живет в тебе, Смир. Я видел, что он вернулся, узнал манеру боя. Но потом ты снова вытеснил его. Как это произошло? Что было у тебя в голове?
— Мастер! — Выпученные глаза Ильи наполнились слезами. — Я не могу этого объяснить! Он просто отступил! Я не специально!
Оправдания — путь слабаков, Ксандр знал это.
— Тот воин, чья память в тебе, заслуживал лучшего тела. — Мастер Фрол по-прежнему говорил без эмоций. — Встань. Отправляйся в шатер тёмников.
Ксандр смотрел на город: солнце поднялось уже достаточно высоко, и тень Центавроса укоротилась. Отсюда видно, что в городе кипит жизнь, улицы полны народу. Ксандр еще ни разу не был там, а память вархана не сохранила сведений о городе…
Илья Смирнов прошел мимо Ксандра, едва не задев его, — лупоглазый покачивался от потери крови. На вытоптанной до каменной твердости земле остались красные капли, а у ног мастера натекла целая лужица, — Илья долго стоял на коленях.
— Кто хочет продолжить?
Ксандр не мог больше ждать. Нетерпение и эмоциональность — его слабые стороны, но Ксандр работает не только над телом, он работает над своим разумом.
— Ксандр, — представился он, шагнув вперед.
Мастер, как почудилось Ксандру, едва заметно одобрительно улыбнулся.
— Приступай.
Рябой сержант не убрал нож, и Ксандр вытащил свой. Пусть будет бой.
У Ксандра не возникало проблем с памятью, истинной или чужой, — он не всегда различал. Когда Ксандр дрался, он переставал думать словами, оставались инстинкты и рефлексы: уклониться, присесть, выбросить вперед левую руку, отбивая удар, поднырнуть, пнуть под колено, чтобы противник упал, наступить на кисть, замахнуться…
— Довольно! — голос мастера Фрола вывел его из транса.
Ксандр тяжело дышал. Кровь стучала в ушах. Рябой сержант лежал на земле, смотрел на Ксандра снизу вверх. Поверженный противник был смертельно бледен — победив, Ксандр опозорил его. Сержант не думал, что найдет здесь достойного соперника, и, расслабившись после боя со Смиром, не успел собраться.
— Ты бился хорошо. В смерти нет нужды. Вернись в строй.
Ксандр коротко склонил голову в знак почтения. Он предпочитал не говорить: хоть понимал каждое слово, произношение давалось ему с трудом. На каком языке Ксандр думал, он не мог сообразить. Скорее всего, на лингвейке, языке варханов. Повернувшись к строю, Ксандр увидел лица новобранцев, почувствовал взгляды, обращенные к нему.
Зависть. Страх. Они пахли кислым потом неудачников, почти все. Лишь двое-трое из строя перенесли подсадку памяти так же легко, как Ксандр. Но только один, высокий, обритый налысо, с черной щеточкой усов и шрамом на левой щеке, мог сравниться с Ксандром в бою.
— Кто хочет быть следующим?
Усатый шагнул вперед, и внимание строя переключилось на него:
— Я. Меня зовут Вацлав.
Ксандр заметил, что Вацлаву мастер Фрол тоже одобрительно улыбнулся. Вацлав — вот его противник. «Конкурент», — вспомнил Ксандр наиболее подходящее слово. Вацлав будет драться и победит, а значит, за будущие успехи Ксандру придется соперничать с ним.
* * *Испытание прошла половина новобранцев, человек пятьдесят. Мастер Фрол отправил их в лазарет — длинную двускатную палатку из какого-то коричневого материала. Внутри оказалось сумрачно, пахло лекарствами. От жаровен, расставленных через равные промежутки, исходило тепло. Больных Ксандр не заметил.
Хмурый пеон взял у него кровь из вены, игла вспорола кожу. Варханы — не рабы своего тела, а его хозяева. Ксандр терпел. Пеон не торопился, на лице его застыло скорбное выражение. С местом пеонов в мире варханов Ксандр никак не мог определиться: вроде как это слуги. И в то же время — слуги квалифицированные. В палатке посветлело — кто-то зашел, откинув полог. Ксандр не видел, кто именно, сидел спиной. Пеон напрягся, убрал иглу.
— Имя? — спросили из-за спины вкрадчиво.
Ксандр назвался. Пеон отступил в сторону, но Ксандр не спешил оборачиваться.
— Чью память ты носишь, Ксандр?
Он не знал имени погибшего героя, давшего Ксандру свои рефлексы. И честно сказал об этом. Незнакомец обогнул кресло и оказался в поле зрения Ксандра. Тёмник. Сухой старик в длинных черных одеждах, напоминающих рясу средневекового монаха.
— Ты чувствуешь его? Он говорит с тобой?
Ксандр понял, почему тёмник спрашивает: проверяет, нет ли конфликта между памятью берсера и памятью человека. Нет, покойный воин не говорил с ним — еще шизофрении не хватало, — просто Ксандр воспринял его навыки, его умения, знание языка и, отчасти, общественного устройства. А сами принципы жизни варханов были Ксандру настолько близки, что воспринимались как родные.
— Нет, тёмник, он не разговаривает со мной.
Тёмник поджал тонкие губы. Ксандр решил не обращать на это внимания: сейчас пеон закончит работу, и вархану Ксандру не останется никакого дела до тёмника. Особой религиозностью, похоже, не отличался не только Ксандр, но и великий воин, передавший ему свою память.
— Если ты что-то вспомнишь, — тёмник не спешил уходить, — какой-то эпизод жизни воина. Его имя. Что-нибудь. Расскажи мне. Или Эйзикилу. Это важно, тебя наградят.
Имя ничего не сказало Ксандру, но на всякий случай он кивнул. Пеон закрепил на груди Ксандра датчики. Тёмник постоял рядом еще какое-то время, наблюдая, и отступил в тень. Интересно, всем ли он задает такие странные вопросы?
Когда обследование закончилось, Ксандр, потирая истыканный сгиб руки, выбрался из палатки. Был яркий осенний день, на смену утреннему морозцу пришло ласковое тепло, иней на траве растаял, и склоны холмов блестели изумрудами. Между шатров и палаток лагеря сновали варханы, пеоны и рабы-манкураты, звякали снаряжение и посуда, в дальнем конце жужжал дизельный генератор.
Ксандр постоял немного, прикидывая, что теперь делать.
На вечернем построении всем прошедшим испытание, вероятно, объявят об их дальнейшей судьбе, но пока что Ксандра предоставили самому себе. Всё время в лагере он посвящал тренировкам, стараясь постичь новые возможности тела. И сегодня незачем делать исключение.
