Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)
Я стоял и с интересом разглядывал капитана. Признаться, первый раз в жизни, штабной офицер из разведки говорил мне подобные вещи. Я даже испугался, что нас могут прослушивать. Хотя наверно так и было. Подобные кабинеты всегда имели скрытые слуховые отдушины и потайные глазки. Как он меня вербовал. Настоящий оратор. Мне уже грезились огромные суда, которые перевозят на Дикий остров тысячи поселенцев. Может быть капитан сам верил в то, что говорил, но меня сейчас больше волновала конкретная дата прибытия подкрепления. Я не собирался всю жизнь провести на острове, охраняя полезные ископаемые для последующих поколений.
«Никогда не верьте штабным» — говорил адмирал Крол, — «они предадут вас за адъютантский аксельбант, за похвалу вышестоящего офицера, за улыбку адмирала. Но не подавайте вида, что поняли, как Вами манипулируют. Оставайтесь обманутыми. Только так Вы сможете сохранить свое звание и место».
Я вытянулся по стойке смирно, — Я выполню поставленную задачу. Я найду форт и продержусь до подхода основных сил. Но когда они подойдут? Сколько мне ждать?
— Столько сколько придется. Адмиралтейство уже обсуждает формирование следующей экспедиции. Я уверен, что не пройдет и полгода, как на Диком острове появится целая эскадра. Но сейчас вся надежда на Вас. Выполните свой долг Бур, и содружество Вас не забудет никогда.
«Конечно», — подумал я, — «как оно не забыло адмирала Толя и многих офицеров до него».
— Я готов выполнить приказ.
Капитан заметно повеселел. Он подошел и дружески потрепал меня по плечу. От него пахло дорогим одеколоном и луком.
— Ступайте. Я надеюсь на Вас. Насладитесь последним спокойным днем в столице, а завтра в путь. Вас ждет награда Бур, и я прослежу за тем, чтобы она была достойной. Желаю удачи.
В канцелярии мне выдали коричневый конверт, скрепленный тремя сургучными печатями, и взяли расписку о неразглашении. В финансовой части я получил деньги.
Молодой кассир в чине младшего интенданта выложил передо мной аккуратные столбики золотых монет, называемые среди офицеров «походные» и жалование за прошедший месяц. Он серьезно смотрел, как я укладываю документы и деньги в планшетку, и на прощание сказал:
— Удачи в походе.
Из финансовой части я направился на первый этаж, но не к выходу, а по одной из многочисленных винтовых лестниц спустился в подвальное помещение, прошел по длинному коридору и оказался у внутренних складов адмиралтейства. Здесь везде стояла охрана. Я назвался и сказал, что прибыл к суперинтенданту Турду. В свое время адмирал Крол пристроил этого вороватого, но талантливого и полезного интенданта в адмиралтейство. Охранник позвонил и вскоре, откуда-то из боковой двери вынырнул Турд, и призывно замахал мне рукой.
— Пропустите! Пропустите его!
Турд был маленького роста, но широкий и круглый, как бочка. Он был родом из южных таров, чернявый, с чуть раскосыми хитрыми глазами. Горничные и кухарки сходили от него с ума.
Он потащил меня в один из складов, где двое младших интендантов, под его чутким руководством считали и описывали, какие-то бочки.
— 2,9,3, - монотонно диктовал один интендант другому: — 4, 8,6, бочка пятидесятилитровая.
— Пойдем, пойдем, — он увлек меня в маленькую тесную подсобку, где не понятно, как уместился стол, стул и железный сейф.
— Садись, — он указал своей короткой ручкой на стул, а сам взгромоздился на стол.
— Я уж и не ожидал тебя увидеть. Думал, упекли куда-нибудь. Многих из ваших уже отправили на дальние острова, а моих сослуживцев и того подальше. Морской черт его знает, то ли и правда спалились на воровстве, то ли просто под горячую руку попали, но многим не повезло.
— Я тоже рад тебя видеть, — сказал я, усаживаясь на стул: — как дела?
— Да, плохо, — Турд погрустнел: — На меня бочку накатили. И скажу тебе честно, не сносить бы мне головы, но один нужный человечек вовремя важные слова шепнул в коридоре, а я уж подсуетился. Пришел в интендантское управление и написал рапорт, что засиделся я в адмиралтействе, хочу подышать свежим воздухом и прошу перевести меня на «базу подскока». Ну, там, пришлось еще подмазать кое-кого, чтобы побыстрей поставили резолюцию и отправили на юг, где потеплее.
— Ничего себе, — я сокрушенно покивал головой.
— Да ладно, — Турд опять заулыбался: — Зато в арестантские роты не попаду. Посижу годик на дозаправке, а там опять, кое-кого подмажу и отправлюсь интендантом, в какой-нибудь гарнизончик, к столице поближе. Ну, рассказывай, ты то как? Как жена, как дети?
Я снял фуражку и пристроил ее на колене.
— Да нормально все. Жена и дети здоровы. А меня отправляют в гарнизон.
Турд понимающе вздохнул.
— Далеко?
— Не знаю пока. Завтра утром отчаливаю. Приказ дадут прямо на причале, — соврал я.
— Ничего себе! А как же семья?
— Потом приедут. Пока сплавают домой, родных повидают.
— Ну, дела, — Турд загрустил: — не знаю, когда еще свидимся, давай-ка по маленькой? Ты как, не против?
— Не против.
Он полез в карман галифе, вытащил большую связку ключей, отчаянно бренча, выбрал один с резной бородкой, открыл сейф, достал оттуда початую бутылку коньяка и две маленькие серебряные рюмочки, не торопясь налил, подождал пока я возьму рюмку, поднял свою и торжественно произнес:
— Пусть их всех каракатица сожрет.
— Пусть сожрет, — поддакнул я и мы выпили.
— Ты завтра уходишь, а я через неделю. Обидно из столицы уезжать, но может быть и к лучшему. Мне с нынешним адмиралом как-то не уютно, — Турд налил по второй: — пусть он остается здесь, а мы своего и в дальних гарнизонах не упустим. За нас.
— За нас.
Мы выпили. Я надел фуражку и встал.
— Извини. Дел много. Пора идти. Рад был повидаться.
Турд засуетился.
— Подожди минутку. Сейчас приду.
Он выскочил за дверь, на ходу что-то сказал интендантам и вернулся через пару минут с бутылкой коньяка.
— Вот возьми. Это подарок. Будешь пить и меня вспоминать, — движением опытного фокусника, он завернул бутылку в оберточную бумагу и протянул мне.
— Спасибо.
Мы пожали друг другу руки. Коньяк я пристроил в планшетку, рядом с секретными папками, и теперь она не приятно оттягивала плечо. В адмиралтействе мне больше нечего было делать, я отметил свой пропуск и вышел на площадь.
Был яркий солнечный день. Погруженный в свои мысли, я медленно шел мимо припаркованных автомобилей и пролеток. Точно так же я чувствовал себя в тот день, когда получил повестку в армию. Тогда я вышел из дома и пошел бродить по улицам, сжимая в руке приписной листок. Мне казалось, что время замедлилось и обычный мир, с его простыми и мирными заботами, стал для меня недосягаем. Мне казалось, что я окружен стеклянным колпаком, через который с трудом проникают звуки и запахи. Я шагал, не разбирая дороги и ноги сами принесли меня в порт, где на рейде чадили десантные суда и баркасы. Я стоял на пристани и смотрел, как сплошной черной гусеницей ползут новобранцы в узкие трюмы и скрываются в их темной глубине, словно в брюхе доисторического чудовища. Тогда я так и не сумел очнуться. Я смутно помнил прощание с семьей, плач жены и детей, напутствия отца. Мне кажется, что до самой первой оплеухи в учебке, полученной во время тренировочного рукопашного боя, я так и не сумел сбросить с себя тупое безразличие и ощущение надвигающейся скорой смерти. Я не испытывал страха, но сердце мое замирало в ожидании чего-то неизвестного и чудовищного.
Я остановился перед смешной девчонкой, конопатой и худой, как вяленая вобла, продавщицей жаренных каштанов, и купил маленький пакет. Мои дети обожали каштаны, но сейчас я ел их сам, пока шел по набережной к дому адмирала Крола, отдавая честь проходящим мимо офицерам и раскланиваясь с редкими знакомыми.
Адмиральский квартал находился в самом центре, он начинался сразу за Адмиралтейством и тянулся вдоль набережной, пока не упирался в здание Морской академии. Гардемарины должны были видеть из окон казармы свои будущие апартаменты. Они должны были осознавать, что, когда закончат высшее учебное заведение и достигнут соответствующего положения, адмиралтейство предложит им деньги, уютный кирпичный особняк с отдельным входом и возможность ездить в собственном экипаже или даже автомобиле по столичным улицам. Не знаю, говорили ли им преподаватели, что в случае смерти адмирала, семью выселят в течении двух месяцев, а в уютный дом на набережной поселят другого великосветского квартиранта, но обычно молодежь о таком не думает. У них впереди слава, подвиги, награды и высокие звания.
Я обогнул стайку гардемаринов и вошел в маленький цветочный магазин. Звякнул колокольчик. Здесь было прохладно. За прилавком стояла милая девушка лет двадцати, светленькая, в аккуратном переднике и шапочке. Когда я вошел, она разбирала большие красные розы, которые стояли на прилавке в цинковом ведре. Цветы были яркие и свежие. Услышав дверной колокольчик, она повернула голову, улыбнулась и подошла ко мне, вытирая расцарапанные руки о вышитый передник. Я подумал, что наверно у нее живет кошка или она поранилась о шипы роз. Она смотрела на меня с любопытством.
