Юлия Рыженкова - Мелкий Дозор (сборник)
Киприянов развернул первый листок.
«Дорогой мой Василий Онуфриевич! – различил он ровный почерк графа. – Должно быть, ты уже знаешь, что меня более нет. Я принял заслуженную кару и сброшен навеки в Сумрак. Но поступить иначе было бы поперек моих правил. Ты часто допытывался у меня, отчего мы никак не выпустим шестой лист нашего Календаря. Прочти его, и ты разом поймешь меня и простишь».
Василий дрожащими пальцами развернул вторую бумагу. Беглый взгляд ухватил заголовок: «Предзнаменование времени на едино лето, тако и на прочие годы непременно звезд, падающих на небесную твердь и ея способную сокрушить».
Первой датой было пятнадцатое число прошедшего апреля. Кроме даты, ничего более не значилось. Следующая дата уже имела приписку с широтой и долготой места. По коже Василия словно пробежали искры: эти минуты и секунды были ему знакомы.
Продолжая не верить глазам, он вернулся к письму:
«Ученик мой! В этот раз я отвел от нашей державы великую беду. Заклинаю тебя – избавь ее от несчастий в следующий. Сохрани в память о нашем государе его славную столицу, пусть даже тебе придется отдать за это плату большую, чем отдал я».
Осознание происходящего лавиной наваливалось на Василия. Местом следующего падения небесного камня был Санкт-Петербурх.
«Заклинаю тебя, прояви все усердие, на которое ты способен! Надеюсь, ты справишься. Благо времени у тебя еще предостаточно».
Василий глянул на страницу Календаря. До беды оставалось еще сто семьдесят три года.
«Благословляю тебя на это праведное дело, Василий Онуфриевич, и прощай. Иаков Брюс, – прочитал Киприянов внизу страницы. – Посылаю тебе мой последний гостинец и письмо. Снеси его моему другу – профессору анатомии и ботаники в Базеле Даниилу Бернулли, и верь его советам, как моим».
Следующим утром Василий Онуфриевич Киприянов накинул на себя первую в жизни личину и выехал в Швейцарию.
* * *Октябрь 1735 г.,
Большой Базель, Швейцария
Ветер гнал стылый воздух с Рейна на левый берег. Василий закончил свой рассказ, и теперь в комнате слышался лишь гуляющий по коридам замка сквозняк.
Даниил Бернулли молчал. Подслеповато щурясь, он изучал сквозь увеличительное стекло письмо покойного графа.
– Примите мои искренние соболезнования, господин Киприянов, – пожевал губами швейцарец.
– Боюсь, они мне не помогут, профессор, – устало улыбнулся Василий.
– М-да, я понимаю, – протянул Бернулли. Письмо Брюса все еще стояло у него перед глазами. Среди прочего старинный друг просил приглядеть за своим последним учеником. – Давайте поступим вот как, – вдруг встрепенулся Бернулли. – С завтрашнего утра вы становитесь послушником Лиги патентных стряпчих и поступаете на обучение в наш университет. А что касаемо вашего главного вопроса – мне потребуется консультация, – задумчиво добавил швейцарец.
На следующий день Бернулли исчез. К исходу третьей недели Василий выпытал у однокашников, что профессор уехал в Персию к звездочетам.
Октябрь подходил к концу. Природа готовилась к зимней спячке. Тени становились длиннее, а ночи все больше пахли речной сыростью.
В одну из таких ночей в келье Василия появился Бернулли.
– Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн Сина шлет привет и скорбит о твоей утрате, – слегка поклонился Бернулли и поморщился. Со стороны это выглядело глупо, но традиции в Лиге чтили. – А еще он рассказал мне о будущем.
Василий поднялся с узкой лавки и закутался в лоскутное одеяло.
– Ты уже слышал о Последнем Ищущем?
Киприянов кивнул. Легенду о проклятии и пророчестве рассказывали послушникам на первом же занятии. В давние времена, почти сразу после заключения Договора, безумный маг проклял первых алхимиков и ученых за их богомерзкую работу. И предрек он, что появится среди Иных величайший ученый муж – Последний Ищущий. И постигнет он глубину Сумрака и раздаст сие знание каждому человеку. И мир изменится навсегда.
Легенда легендой, но с тех пор раз за разом становились небесные светила, предрекая рождение Последнего. Раз за разом маги из Лиги находили ребенка и брали под патронаж, отводя беду. Потом наступали годы спокойствия, и небо вновь подавало знак – родится губитель Сумрака.
– Ибн Сина сказал, – трудно начал Бернулли, – что до рождения Ищущего остался сто двадцать один год.
Василий не понимал, к чему клонит профессор.
– Так вот. Этот мальчонка и есть ваш единственный шанс, господин Киприянов, – выпалил разом швейцарец. – Если не инициировать его достаточно долго, окрепший гений этого Ищущего поможет вам исполнить волю покойного учителя.
– А как же проклятие? – вскинул бровь Василий.
Бернулли пожал плечами.
– Это еще не все. – Профессор поджал губы. – Мы просмотрели вероятности. Весьма возможно, что мальчик погибнет в возрасте пяти лет.
– Известно, кто он? – закусил губу Киприянов.
– Только имя, – тряхнул париком Бернулли. – Никола.
Василий нехорошо улыбнулся.
– Вы назовете мне место и время, профессор?
Щеки Бернулли вспыхнули.
– По окончании обучения вы принесете клятву, господин Киприянов!
Василий нахмурился и гневно зыркнул на швейцарца.
– Каждый волен сам принимать решения, разве нет? Вы назовете мне место и время?
Даниил Бернулли ссутулился.
– Ради памяти Джеймса, я вам этого не говорил, – шепотом произнес он.
И рассказал Василию все.
* * *20 августа 1861 г.,
с. Смилян, Австрийская империя
Дорога круто выворачивала из-за покрытого ельником кряжа и петлей спускалась вниз. В лихом ее изгибе на остывшем за ночь валуне сидел Контролер Лиги патентных стряпчих в Российской империи Василий Киприянов. Он ждал нужного времени.
Справа медленно поднималось красное балканское солнце. Василий в задумчивости крутил деревянный барабан «Кольта Патерсона». Лучи рассвета играли на медном стволе револьвера.
В тысяча восемьсот тридцать пятом судьба свела Василия с матросом по имени Сэмми. Бриг «Корво» резал ласковые воды Атлантики, а на его носу, примостившись меж бочек с земляным маслом, молодой паренек строгал ножиком деревянный цилиндрик.
Аура матроса поблескивала золотыми трещинами.
– А для чего тебе оружие, сынок? – Голос Василия поднимался из прошлого. – Раз есть у тебя талант, выдумай чего полезного!
Парень от души рассмеялся.
– Вы плохо знаете те места, откуда я родом, сэр! Там нет ничего полезнее револьвера!
Они проговорили тогда всю ночь, а к утру Сэмми Кольт признался:
– Бог создал людей, сэр ученый. Я просто хочу сделать их равными.
«Вот коли за государство свое радеешь, за царя, за народ свой – так ты и будешь Светлый маг, – колоколом зазвучал в голове Василия голос учителя. – А если токмо ради наживы – Темный колдун. Вот и вся разница…»
Перед тем как сойти в Джерси-Сити, они распрощались. Василий посоветовал Кольту бросить морскую карьеру и открыть патентное бюро. Сэм вручил на память прототип своего револьвера. Ценность подарка Василий, так и не поднявшийся в магии выше первой ступени, ощутил на своей шкуре много позже. Нетраченных патронов в деревянном барабане оставалось всего три.
Василий стряхнул воспоминания и вынул из кармана жилета каповые часы. Провел пальцем по гравировке.
– Его всегда не хватает, – горько усмехнулся Киприянов. Учитель, как всегда, был прав.
Деревянная луковица распахнулась. Тоненькая стрелка наматывала секунды по циферблату. Миг близился.
Василий поднялся с камня. Встал посреди дороги и приготовился.
Раздался далекий топот копыт. Из-за горы показался клуб пыли. Василий опустил на переносицу очки Фарадея и навел резкость.
В клубах мелкого каменного крошева на Киприянова несся черный конь. В его седле едва держались два чернявых мальчика.
Василий облизнул враз пересохшие губы. Старший мальчонка был неприятным сюрпризом. Конь мчал, не видя дороги. С морды летела пена.
Дрожащими пальцами Василий подвинул на очках нужную линзу. На втором слое Сумрака за животным гнался седой громадой волк.
Конь вылетел к повороту и вскинулся перед Киприяновым на дыбы. Копыта заколотили по воздуху.
Василий почувствовал, что до краев напитался силой часов, и нажал на деревянную кнопочку рядом с заводной головкой. И мир вокруг замер. Ровно на две с половиной минуты.
Застыл базальтовым памятником конь. Повисли в воздухе вылетевшие из седла мальчишки. Вытянулся в прыжке волк, целящий зубами в круп добычи. Протянулась меж его желтых клыков паутина слюны.
