Дэн Абнетт - Воспоминание (ЛП)
Обзор книги Дэн Абнетт - Воспоминание (ЛП)
Дэн Абнетт
ВОСПОМИНАНИЕ
ОТРЫВОК ИЗ "GAUNT'S GHOSTS"
Понимаете, это было очень давно. К тому же, я пробыл с ними совсем недолго. Даже не могу сказать, что хорошо знал их. Это была моя работа, понимаете? Хорошо оплачиваемая работа, в промежутке между другими, более серьезными делами. Я и не подозревал тогда, что… что эта работа станет самой известной.
Сомневаюсь, что кто-нибудь из них меня помнит. Я вообще не уверен, что они сейчас живы. Со дня битвы за улей на Вергхасте прошло уже шестьдесят лет, а карьера имперского гвардейца не отличается далеко идущими перспективами.
Конечно, они все давным-давно мертвы. И, если так, пусть Император Человечества примет их души. Каждого из них.
У меня был друг, который работал в Муниториуме НордКола, он был достаточно любезен, чтобы посылать мне копии имперских сводок. Так что я мог следить за их перемещениями и победами. Несколько лет подряд мне было приятно наблюдать за ними. Когда я читал об их успехах на Хагии и Фантине, я брал бутылку джойлига и сидя в своей студии, поднимал тосты в их честь.
Но, потом я это бросил. Я знал — рано или поздно, новости будут плохими. У меня есть мои воспоминания, их достаточно.
Я был тогда молод. Всего двадцать девять. Я учился, представьте себе, в Школа Лапидаэ, в Феррозоике. В самой Зоике! Но, к тому времени, когда разразилась война, я, уже примерно семь лет жил и работал в НордКоле. Я приезжал в Вервунхайв примерно дюжину раз, обычно чтобы получить вознаграждение за выполненные поручения, и пару раз навестить отличного мастера, делавшего замечательные долота с вольфрамовыми наконечниками, которые я так любил. Он погиб во время осады. Большая потеря для нашей профессии.
Я хорошо помню Вервунхайв после осады. Я с трудом узнал это место. Война смела с него все его величие, и оставила лишь скомканные и изломанные останки. Улей напоминал мне статую, обезглавленную и потрескавшуюся, былое величие его теперь покоилось в руинах.
Глядя на них, вы можете представить, каким он был раньше, но вы не сможете собрать его вновь.
Они так и не смогли его собрать.
Я помню, как вышел из транспортника прямо в густой дым, и первым, что мне подумалось, было: «все это совсем не похоже на победу».
Где бы вы ни были, куда б ни пошли, везде был дым. Пепел оседал на все, облипал поверхности внутри и снаружи. В воздухе парили хлопья копоти. Огромная громада Главной Башни выглядела жалко — пробитая и помятая, со шлейфами дыма из бесчисленных дыр. Небо было черным. Говорят, что дымный вихрь, клубившийся над Вервунхайвом, был виден даже из космоса.
Сначала я полностью растерялся. Я ожидал, что будет плохо, но это…
Из оцепенения меня вывел грубый голос. Он произнес: «Чего встал, чертов дурень?» Что-то вроде этого, только более эмоционально. Я увидел офицера ВПХС который обращался ко мне и осознал, что стою в центре транзитного зала — поток людей, машин, погрузчиков и армейских грузовиков обтекает меня со всех сторон. Я стоял, с глупым видом, прямо посередине всего это столпотворения и только этот офицер обратил на меня внимание.
Я показал ему документы.
Он выглядел презрительным. Думаю, что на самом деле его насмешила цель моего прибытия. Затем он указал мне на дальнюю сторону зала, через всю эту суматоху, где несколько человек загружали жуткого вида грузовик, с пробитым шрапнелью брезентовым верхом.
— Они из тех, кто вам нужен — сказал он.
Я подхватил свою сумку и направился к ним. Мое горло уже пересохло от вездесущего пепла. Шесть человек, построившись в цепь, загружали в кузов коробки. Они были одеты в черную униформу, которая была изрядно потрепанной, кое-как заштопанной и отчаянно нуждалась в хорошей стирке. У всех были короткие, одинаково-черные волосы и бледная кожа. Большинство имело татуировки на щеках, лбах и предплечьях, и серебряные штифты в ушах. Самый крупный из них имел невероятно спутанную бороду, а руки у него были огромные, будто стволы деревьев. По волосатым предплечьям змеились голубые спирали татуировок. Он насвистывал бойкий мотивчик, но его губы были настолько сухими и потрескавшимися, что свист больше походил на скулеж уставшей собаки.
Его звали Колм Корбек и он был, как ни странно, полковником.
— Ты кто? — спросил он, замедлив работу.
— Тору. Иешуа Тору. Я … э-э-э… художник.
— Никогда про тебя не слышал
— Ну, видите ли… — начал я — я не так знаменит, как например… а вы разбираетесь в э-э-э …
Неожиданно он остановился и посмотрел на меня. Люди за ним тоже остановились, держа ящики на весу.
— Уверен, ты хороший художник — сказал он доброжелательно — я не хотел тебя обидеть. Видишь ли, я и высокое искусство, как бы тебе сказать, не слишком хорошо знакомы. Прямо скажем, я не признаю картину маслом, даже если она пнет меня в задницу. Ты рисовальщик?
— Нет, я скульптор.
— Скульптор, говоришь? — он покачал головой так, как будто его это впечатлило, и продолжил работу, забросив картонную коробку в кузов — Скульптор. Забавно. Делаешь статуи, да?
— Э-э, да. Вообще-то я специализируюсь по барельефным фризам и панно, но я так же… — тут я понял, что быстро теряю его внимание — Да, я делаю статуи.
— Ты молодец.
— У меня миссия…
— У меня тоже, парень. Я — полковник.
— Нет, вы не поняли, дело в том… — я запнулся.
Другие люди смотрели на меня как на психа. Один из них, симпатичный парень с внимательным взглядом, моложе и меньше чем его командир, повел протезом руки и с любопытством осмотрел меня.
— Мне кажется, босс, у него задание по части искусства.
— Это правда? — спросил Корбек.
— Да — сказал я — Дом Часс заплатил мне, чтобы я создал монумент славы в честь… этого события.
— Какого события?
— Победы Вервунхайва — сказал я.
— А-а-а … — сказал Корбек. Он огляделся с таким видом, как будто в первый раз видел разрушенный и горящий город — Так вот, что это такое…
— У меня есть все необходимые документы — сказал я, протянув ему пачку бумаг.
Он посмотрел на них без интереса.
— У меня есть разрешение взять интервью у бойцов Первого Танисского полка, чтобы… э-э-э… спланировать свою работу.
— У нас? — переспросил парень с искусственной рукой.
— Да — ответил я — леди Часс высказалась вполне отчетливо. Она желает, чтобы Первый Танисский полк обязательно был увековечен в этом монументе.
— Меня еще никто никогда не увековечивал — сказал молодой парень, сержант, если верить тому, что осталось от его нашивок.
— Давай работай, Варл — сказал Корбек — не то я увековечу тебя сам. Носком вот этого моего сапога.
Они закончили погрузку и забрались внутрь. Я заколебался, не зная, что мне делать. Корбек посмотрел на меня, высунувшись из кабины.
— Ну что, парень — сказал он — лучше тебе отправится с нами, как думаешь?
У грузовика, принадлежавшего Гвардии, была в бою повреждена трансмиссия. Мы с грохотом проехали по одной улице, затем с тряской, по другой. Я ехал в кабине, зажатый между Корбеком и сержантом. Через несколько минут, сержант принюхался.
— Чем это воняет — спросил он — свежий такой запах, ароматный…
— Ага — сказал Корбек, — он тоже повел носом. Я ничего такого не чувствовал, за исключением стойкого запаха немытых тел, старого пота и дыма.
— Ты сегодня мылся? — спросил сержант.
— Конечно! — ответил я возмущенно.
— Значит, это воняет он — констатировал Корбек.
— Счастливчик — вздохнул тот, другой, Варл.
Мы выехали на главную транспортную артерию, медленно объезжая остовы сгоревших машин и обвалившиеся от попаданий снарядов фасады зданий. Впереди, горожане выстроились в очередь
за едой и гуманитарной помощью, к станции, которая была развернута в старом сборочном цехе. Шоссе длилось примерно километр, и неровная очередь тянулась вдоль него из конца в конец.
Корбек смотрел на очередь из окна грузовика пока мы ехали вдоль нее. Бездомные, лишенцы, голодные и больные. Исхудавшие люди, с застывшими лицами и сломанными надеждами, с пустыми глазами, перегруженными болью. Их кожа одинаково бледна, одежда одинаково выкрашена серым пеплом и заляпана грязью. Как будто весь мир стал черно-белым.
Корбек выглядел удрученным.
— Что случилось? — спросил я.
— Эти люди… они выглядят как старые фото моих прадедов и родственников — неожиданно доверительно ответил он. В его голосе слышалось глубокая скорбь.
— У нас дома, в графстве Прайз, кухонный очаг был обшит деревом. Моя матушка повесила там эти снимки, в маленьких таких рамках. Дядюшки, тетушки, дальние кузены и кузины, свадьбы и празднества. Знаешь, я всегда считал их бестолковыми, бездушными какими то. Черно-белые лица, как у них там, на улице.
Его речь была настолько мрачной, что я поразился. Я никак не ожидал услышать подобное от такого сурово выглядящего бойца.
