Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич
— Балбес ты Юрка! — шутливо пихает меня в бок Катя — Троебратное совершенно нетипично лишь потому, что здесь родился и вырос ты.
— А дерёшься зачем?
— Не злобности окаянной ради, а токмо во исполнение завета твоей матушки: «Мужика надо держать в строгости».
— Вот не надо было вас знакомить: ты моментально набралась от свекрухи плохого.
— Нет! Моя любимая свекровь, Таисия Алексеевна, настоящая сибирячка, правильная женщина, она плохому не научит.
Мы с Катей стоим на площадке, укреплённой на крыше микроавтобуса «Юность». С вершины длинного пологого бугра открывается великолепный вид на мой родной посёлок. Слева от нас небольшой берёзовый колок 117, сливающийся с лесопосадкой, за которой скрывается железная дорога, идущая к Троебратному и рассекающая его на две неравные половины. Справа открывается огромное пространство, перечеркнутое серой асфальтовой ниткой шоссе. По нашу сторону шоссе зеленая гладь ячменного поля, за дорогой — волнуется ковыль, ещё не налившийся зрелой седины. Дальше — одноэтажные домики Троебратного, а на западном краю развернул богатырские плечи элеватор, окруженный длинными хлебными амбарами серого бетона. Отсюда хорошо видны верхний этаж и крыша залининской школы, поселковый совет, больницы и прочие значимые места посёлка. Троебратное как стеной разделён многочисленными станционными путями, на которых стоят разнообразные вагоны. Виден маневровый тепловоз, таскающий туда-сюда вагоны, формируя новый состав.
Я сажусь за руль «Юности», и мы отправляемся дальше, на улицу Комсомольскую, дом на углу. Там нас ждут мои родители.
Микроавтобус, в котором мы едем, достался мне очень хитрым образом: в один из очередных докладов генералу Огольцову, а опять поднял вопрос клада, доставшегося мне от покойного Иваниенки.
— Сергей Иванович, то, что у меня валяется несколько миллионов в валюте и золоте, неправильно. Я так считаю.
— А как должно быть правильно?
— Может быть на эти деньги построить что-то нужное? Например, в нашей стране не хватает хороших машин.
— Ты же сам говорил, что личный автотранспорт — тупиковая ветвь развития.
— Говорил. Но я не о личном: в нашей стране не хватает хороших микроавтобусов, например для маршрутного такси. Эти же машины примут на вооружение медики, милиция, всякие мелкие грузоперевозчики.
— И какую модель ты бы рекомендовал?
— Есть в нашей стране микроавтобус «Юность», который выпускают малой серией на ЗИЛе. Нужно организовать производство в другом месте.
— Да-да, ты говорил об разукрупнении промышленности. Ну и какое место ты предлагаешь?
— Старицу. Райцентр в Калининской области.
— Хорошо, я поговорю в Минавтопроме, попрошу рассчитать стоимость завода. Другой вопрос, хватит ли твоих денег. Сколько там у тебя?
— Больше двух миллионов долларов, полтора миллиона швейцарских франков и семьсот восемнадцать золотых монет общим весом где-то три с половиной килограмма.
— Что за монеты?
— Не знаю. Надписи нанесены арабской вязью.
— Три с половиной килограмма золота — это немного.
— Это по весу. А если монеты имеют историческую и нумизматическую ценность?
— Семьсот монет? Хотя, всё равно получится дороже чем по весу или по номиналу.
— Можно провести хитрую операцию: каждую монету снабдить сертификатом качества, заверенным солидным учреждением. Потом, если выяснится, что монеты имеют большую ценность, предложить их коллекционерам, скажем, на треть дешевле текущей цены.
— Для чего скидка?
— Чтобы помалкивали на радостях.
— Разумно.
Спустя месяц Сергей Иванович показал мне экспертное заключение. Оказалось, что в наши руки попали динары Омейядов, довольно дорогие коллекционные монеты. Динар чеканили в период правления Язида ибн Абд аль-Малика, и его брата, Хишама ибн Абд ал-Малика, примерно с сто шестнадцатого до сто тридцать девятого года от Хиджры, что соответствует семьсот двадцатого по семьсот сорок третьего годам от Рождества Христова. Место чеканки точно определить невозможно, но зато известен источник добычи золота, из которого он был изготовлен. Это собственный рудник халифа, который расположен на северо-западе от Мекки. Выпуск этих динаров исследователи связывают с хаджем халифа в Мекку, во время остановки вблизи от принадлежащего ему золотого рудника.
— Стесняюсь спросить, а химический анализ монет проводили?
— И химический, и все другие, которые положены. Более того, в Москву доставили образец из отвалов того самого рудника, и доказана полная идентичность с металлом монет. Я, правда, не понял зачем устроен сыр-бор, но надеюсь на объяснение.
— Объяснение очень простое: можно предложить монеты коллекционерам, по коллекционной цене. Сопроводительные документы только увеличат цену.
— Так. Но монет слишком много, они уронят цену.
— Предлагать нужно по одной. Неужели вы не знаете всех коллекционеров, и не сможете через своих офицеров сделать этот манёвр? Скажем, сотню монет можно пристроить таким образом. Другую часть можно продать религиозным организациям и деятелям. А что? Монеты, прошедшие через руки первых халифов, это значимо. И наконец, оставшиеся можно поштучно дарить в качестве дипломатических подарков.
— Разумно. Если оформить соответствующим образом… Отличная мысль, Юрий. Кстати, Минавтопром, когда узнал, что есть валюта для приобретения оборудования, сразу же дал согласие на строительство завода, и даже выделил специалистов.
— Отлично, Сергей Иванович! Ещё бы развернуть у нас массовое производство роботов. Я слышал, что СССР пока ещё лидер в разработке промышленных роботов.
— А ты хочешь, чтобы стал лидером в производстве? Благое пожелание. Подумаю.
Вот так в старинном городке Старица Калининской области, появился автобусный завод. Разумеется, большинство машин пошли по таксопаркам и в скорую помощь, но часть стала использоваться в конторах проката техники. Вот и мы взяли напрокат нашу «Юность», и покатили через полстраны в гости. Кстати, начальник конторы, узнав о такой дальней поездке, выдал нам прошнурованную книгу, куда нужно записывать обо всех неисправностях машины и прочие вещи. Туда же мы обязались записывать и предложения по улучшению микроавтобуса. За такую работу нам даже дали скидку.
Сегодня рабочий день, поэтому все на работе. Телеграмму о приезде мы не давали, так что нас никто не ждёт.
Я загнал «Юность» во двор, повёл Катю показывать наше подворье, а потом и Троебратное. Жара, на улицах пустынно. Только кое-где в тенёчке, на скамеечках сидят старики и старушки. Мы вежливо раскланиваемся, получаем в ответ доброжелательные кивки и внимательные, буквально рентгеновские взгляды. Слышу, как Борис Игнатьевич поясняет слушательницам смысл происходящего. Дед Борис глуховат, поэтому его пояснения слышны отчётливо:
— Юрка-то наш высоко поднялся, в Москву его забрали, в наиглавнейшем ниверситете учится, я ето доподлинно знаю. А жонку-то он себе из Парижу привёз, не устояла, значит французская девка перед нашим парнем. А пусть знают наших буржуи нерусские! И смотри-тко, высоко Юрка поднялся, а нос не задирает, уважает старых людей. И бабёнку-то красивую нашел, молодец мужик.
Старушки что-то ему отвечали, но мы уже отошли далеко, не слышно. Я покосился на Катю: не обиделась ли она? Не обиделась. Тихонько смеётся, и поглядывает на меня повлажневшими глазами. Свернули в боковой проулок, пошли между берёзами к котловану, где я тонул немыслимое время назад. В котловане, в рыжеватой от глины воде плескалась детвора, воздух дрожал от визга и плеска. Мы остановились в сторонке, чтобы не мешать ребятам.
— Ты просила показать, место, где Ленуська меня спасала? Вот оно. Ящик, об который я тогда треснулся, мы с парнями достали, вон валяется.
Катя подошла к историческому ящику, погладила его рукой.
— Лена говорила, что ты сильно изменился именно с этого дня.
— Наверное. Я-то различий не уловил.