Владислав Конюшевский - Все зависит от нас
— Врёт?
— Вроде, нет. Во всяком случае, летуны информацию подтвердили. Они ту колонну, пулемётами слегка проредили, так что паника была, дай боже.
— А почему к нам направили?
— Так он сначала, на запад пошёл, следы путая и три дня, недалеко от какого-то замка прятался. Только потом, на восток двинул.
— Думаешь, возле Бальги был? Там же этих замков до чёрта!
Старшина на это ухмыльнулся, пожал плечами и ответил:
— Вот вы и выясняйте, какой он именно замок видел. Я то эту Бальгу, даже на фотографии не наблюдал. А у нас приказ — всех «языков» из того района, к вам направлять. Замок ведь, ещё в глубоком немецком тылу, поэтому мы всех, кто недалеко от залива в последнее время был, сразу к вам доставляем.
— А чего мелочитесь? Тащите сюда сразу всю группировку! Ну а мы вместо «фильтра» работать будем!
Крыленко, на этот наезд ничего не ответил, а я, расписавшись в получении и забрав сопроводиловку на пленного, приказал вести его в комнату для допросов. Зайдя следом, кивком отпустил охранника и предложил доставленному, снять свой лапсердак и присаживаться.
Задержанный, оказавшийся одетым в сильно потрёпанную советскую форму, осторожно уселся на табурет и положив на колени огромные, лопатообразные ладони, простужено сопел, не отрывая глаз от пола. Я же, раскрыв полученные от старшины документы, углубился в чтение. Мда... бросив быстрый взгляд на парня, только покачал головой. Двадцать третьего года рождения, а выглядит лет на тридцать, не меньше. Видно досталось ему хорошо... Ещё несколько секунд помолчав, я вздохнул и достав из папки фотографию замка и спросил:
— Костров Иван Викторович?
— Так точно.
— Посмотрите внимательно, вы, когда от конвоя убежали, это замок видели?
Парень, наконец, поднял глаза и несколько секунд посмотрев на фото, отрицательно покачал головой.
— Нет, гражданин капитан. Тот, возле которого я прятался, только с двумя шпилями был. И вон тех деревьев не было...
— Ты внимательно посмотри, просто этот снимок делали лет десять назад, может деревья подросли?
— Никак нет, гражданин капитан. Там, совсем другой замок стоял. Я ведь, в артиллерийской разведке служил, поэтому такие вещи хорошо замечаю...
Лагерник отвечал спокойным, глуховатым голосом и заметив, каким цепким взглядом он окинул фотку, я понял, что на этот раз СМЕРШевцы, похоже промахнулись. Этот парень, наверное, километрах в тридцати южнее от Бальги был. Там тоже замок есть, но вот в нём фрицы никаких козней вроде не планировали делать, поэтому нас он не интересовал. Блин, жалко! До заброски меньше двух недель, а у нас сведений по объекту — кот наплакал. Сожалеюще вздохнув, я достал папиросу и закурив, протянул пачку бывшему военнопленному:
— Куришь?
Тот помотал головой и ответил:
— Нет, благодарю, гражданин капитан.
— А тот замок, возле которого ты прятался... Что в тех местах интересного видел?
— Там пусто было. И людей почти не было — только два старикана, мужик средних лет, да молодая девка из ворот выходили. То есть выезжали — на велосипедах. И всё — ни машин, ни людей. Хозяева, наверное, уже сбежали и только прислугу оставили за добром присматривать...
— Это всё?
— Так точно, гражданин капитан!
— Ёпрст! Что ты меня постоянно «гражданином» обзываешь? Или ты — тёртый зэчара и до войны на зоне чалился, оттуда привычка пошла?
Костров, наконец, посмотрел мне в глаза и катнув желваки на щеках, выпалил:
— Никак нет товарищ капитан! Просто тот лейтенант из особого отдела, когда я к нему «товарищ» обратился, орать начал, мол, товарищи его с оружием в руках немца бьют, а я, как добровольно сдавшийся врагу, на такое обращение прав не имею.
— Ну, в общем-то, правильно орал. А ты что, действительно — добровольно сдался?
— Угу — сейчас — лагерник опять уткнулся взглядом в пол и зло проговорил:
— Гранат — нет, снарядов — нет, а эти суки, на мотоциклах да двух танкетках, нас как баранов в кучу сгонять начали. Комиссар то, умнее всех оказался — начал из «нагана» по мотоциклистам садить, вот его и переехали сразу. А я глянул, как его кишки на трак наматываются и поплыл... Хотя, если бы знал, что в будущем ожидает, то вперёд комиссара бы сиганул... Тогда от дивизиона нас человек пятнадцать осталось вот и подняли руки. А куда деваться?
Тут Иван надолго закашлялся и потом, успокоившись, поддёрнул рукав ветхой гимнастёрки, вытер выступивший пот. А я, заметив в прорехе острохарактерный полукруглый шрам, спросил:
— Что, приходилось от собачек бегать?
Костров невесело усмехнувшись, ответил:
— Два раза. Это, не считая последнего. Первый раз, через неделю, после того как в плен взяли, в сентябре сорок первого. Нас тогда, возле Томино держали, прямо в чистом поле. Там, даже колючки толком не было. Немцы просто несколькими нитками на столбиках огородили квадрат, и вышки небольшие поставили. Они, в начале, добреньких из себя корчили. Помню, в те времена много баб ходило вокруг лагеря — мужей искали. Так если находили — немцы мужей отпускали. Мне такое не светило, поэтому выбрал ночку потемней и с тремя друзьями, рванул... Только недалеко — даже до леса не дошли, как нас сначала собаки, а потом мотоциклисты догнали... Побили, куда же без этого и обратно вернули. Думал, расстреляют за побег, но обошлось — рёбра поломали и успокоились... Только потом, всё стало гораздо хуже. Фрицы собрали огромную колонну и пешим ходом повели аж за Львов. Много тогда на той дороге ребят осталось, у нас ведь раненных было до чёрта... А в Сутонах, был уже нормальный лагерь — с бараками, с колючкой. К лету сорок второго, на фронте видно немцам стали давать прикурить, потому что к нам в лагерь вербовщики приходили. Какой-то полковник, с царскими крестами, всё речи толкал, призывал Россию новую строить. Без жидов и Советов...
Иван замолк, видно вспоминая, а я, заинтересованно спросил:
— И что, много народу пошло фрицам помогать?
— Куда там! В лагере, шесть тысяч душ было, а к тому полковнику вышло двадцать девять человек. Двоих я лично знал — подлюги ещё те. Всё перед немцами выслуживались за лишнюю пайку. Мы их удавить хотели, да не успели...
— И что потом? Их сразу из лагеря увезли, или они перед вами в новой форме покрасовались?
Бывший пленный на этот вопрос сжал кулаки и глухо сказал:
— Нет, товарищ капитан. Там по-другому было. Их не увезли и даже формы не дали. Видно к приезду того полковника, немчура расстаралась и вычислила семерых командиров и комиссаров, которые себя за рядовых выдавали. Стукачи у них хорошо работали, вот командиров эти, которые в РОА пошли и повесили...
— Не понял? Командиров семеро, этих двадцать девять... как же они их делили?
— Фрицы хитро сделали — поставили наших на лавки, петлю на шею накинули, а к ножкам лавок верёвки привязали. Вот предатели, на раз-два-три и дёрнули...
— Понятно... А в Восточную Пруссию как попал?
Костров вздохнув, ответил:
— Лагерь туда эвакуировали, когда наши обратно, на запад двигаться начали. К тому времени от пленных, хорошо, если полторы тысячи человек оставалось. Так всех, запихнули в теплушки и увезли в Коршен. А там, кого загнали на строительство укрепрайона, а кого отдавали местным жителям.
— Как обычно — на ударный, безвозмездный труд?
— Так точно — днём под охраной работали у бюргеров, а вечером в лагерь. Но позже, в лагерь даже возвращать перестали — загоняли на ночь в сарай и с утра опять на работу. Там мы хоть отъелись... После лагерной баланды и гнилая брюква за деликатес шла. Да и охрана совсем другая стала. До этого, молодые охраняли, вот они зверствовали почём зря. А потом, пожилые мужики появились, те нас не трогали, даже когда видели, что мы картошку с полей, в карманы прячем. Так почти до зимы было, а потом, нашу команду отправили противотанковые рвы, да окопы копать. А неделю назад, сбежать получилось — прямо над дорогой, по которой нас конвоировали, «Пешки» прошли и пока охрана, по кустам пряталась, я в лес ушёл. Мы ведь до этого ИЛ-2 как-то видели, а они далеко вглубь немецкой территории не залетают. Посчитал, что фронт уже близко, вот и рванул.
— Про Ил-2, откуда знаешь? Ну, что он в основном по ближним тылам работает? Да и Пе-2 появились уже после того, как ты в плен угодил.
— Я с бортстрелком, в лагере сдружился. Он к нам в конце сорок второго попал, вот и рассказал много чего.
— А где сейчас твой друг?
— Этой зимой, от горячки умер...
— Ясно... Жрать будешь?
Не дожидаясь кивка пленного, я свистнул конвоира и приказал принести банку тушёнки и хлеба.
Пока бывший лагерник, стараясь не очень торопиться, уничтожал свинину, я курил и глядел в окно. Да уж... досталось пареньку нехило. Три года плена это вам не цацки-пецки... Поэтому, когда он, доев и подчистив банку куском хлеба, осторожно спросил:
— Товарищ капитан, а куда теперь меня? В Сибирь?
