Владлен Багрянцев - Джеймс Хеллборн - Разрушитель Миров
А потом Хеллборн увидел вторую половину беды. Столбы вдоль дороги, распятые скелеты, подвешенные клетки, виселицы, черепа на кольях — полный набор, почти как в освобожденном Порт-Султане, но в несколько раз больше. Раз в десять. А то и в двадцать.
«Святая дева Елизавета, куда я попал?!»
— Ну, чего встал? — довольно добродушно поинтересовался командир патруля. — Шагай вперед!
И они зашагали.
Комендант лагеря и начальник работ обитал в самом настоящем вертолете, выгодно смотревшемся на фоне палаток, деревянных бараков и прочих глинобитных домиков. Вертолет был лишен винтов, лопастей и других важных деталей, необходимых для полета. Но, как подозревал Хеллборн, должен был сохранить роскошное внутреннее убранство. На борту приземленной машины среди прочих красовался плакат с готическим текстом: «Только на твердой земле человек может быть свободен!» Похоже, воздушные полеты здесь не поощряются. И «Купидону-27» просто не повезло напороться на случайный пустынный патруль, вооруженный зенитными автоматами.
Комендант был высок, белокож и здоров — почти как командир патруля, только еще моложе. Он щеголял в аналогичной красной униформе без знаков различия. На доставленного пленника комендант взирал с легкой смесью лени, презрения и любопытства. Как ему это удавалось? — решительно непонятно.
— Так за что тебя романцы повязали? — спросил гиксос-начальник.
— За контрабанду, — поспешно объяснил Хеллборн. — Пустяковое дело, товар стоил гроши, но шеф местной сигуранцы решил устроить за мой счет отпуск в столице. Он очень спешил, поэтому мы и пролетали над Египтом.
Деймос очень старался отвечать на все вопросы быстро и максимально ясно. У него временно пропало всякое желание шутить. Он только что видел, как двух рабов забили камнями, а одного четвертовали кхопешем и принялись поедать конечности — еще до того, как бедняга испустил дух.
Ах, как хорошо было в плену у виксов! у абиссинеров! у румын! даже у индюшатников — там была хоть какая-то надежда.
В этом аду, как ни банально это звучит, надежду должны были давным-давно убить. И сожрать.
— Запомни раз и навсегда, — спокойно и как-то равнодушно отвечал комендант, — если ты еще раз произнесешь это запретное и грязное слово на букву «Е», тебе отрежут язык, вместе с головой. Наша страна, от Ливийской пустыни до Нила, и от Нила до Красного моря называется Гиксосия. Мы — гиксосы. Красные гиксосы. Понял?
— Так точно, сэр! — рявкнул Деймос. — Гиксосия. Мы — гиксосы!
— «Мы», а не ты, — на удивление мягко поправил его собеседник. — Ты пока еще не гиксос.
— Так точно, сэр!!!
— Бывший солдат? — поднял брови гиксос.
«Какой у него отвратительный фламандский акцент!»
— Так точно, сэр!
— Прекрати называть меня «сэром», — столь же мягко потребовал гиксос, от чего по спине Хеллборна пробежался предательский водопадик пота.
— Так точно!.. Виноват.
— Напомни, как тебя звать?
— Хеллборн. Деймос Хеллборн.
— Англичанин?
— Так точно.
— И что же мне с тобой делать? — комендант задумчиво посмотрел на пирамидные развалины, пулеметные вышки и пыточные столбы.
«Что делать?» У Хеллборна было время об этом подумать, пока пулеметные колесницы удалялись от сгоревшего «Купидона», и пока он шел вдоль жуткого забора к жилищу коменданта.
Судя по всему (хоровод вокруг костра, лозунги, одноцветная униформа), он попал в руки правящего в Египте революционного движения. Какую официальную идеологию они исповедуют? Коммунизм? анархизм? фашизм? стоцкизм? — неизвестно, но явно не какой-нибудь нацизм-национализм, потому что среди них есть белые европейцы, арабы, негры, и нет ни эллина, ни иудея. То есть красные гиксосы вполне будут рады принять в свои ряды скромного англосакса. Надо прикинуться восторженным неофитом — но не очень восторженным, не переиграть. Там видно будет. Прикинуться неофитом, потому что в противном случае он рискует превратиться в распятый скелет или в пустой череп.
— В той, прошлой жизни, меня несправедливо оклеветали и осудили, — с пол-оборота завелся Хеллборн, — поэтому я решил порвать с прошлым и принять участие в строительстве нового мира! А где в наши дни строят новый мир? Здесь, в Е… в Гиксосии!!! Я хочу быть с вами. Все равно у меня нет дороги назад. Особенно после того, как я прикончил «римских» ублюдков, державших меня в плену.
— Вот оно как, — задумчиво протянул гиксос. — Это предложение стоит рассмотреть. Но вот в чем проблема. Понимаешь, только человек может стать красным гиксосом. Они — люди, — он кивнул на окружавших его вооруженных солдат. — А вон там, за колючкой — обезьяны. Обезьяны, которые должны долго и упорно трудиться. Потому что только труд может превратить обезьяну в человека. И они будут трудиться, пока не превратятся в людей. Или сдохнут как обезьяны, недостойные человеческого звания.
«Обезьяны?… труд?… человек?… Я попал в страну победившего дарвинизма?!»
— Но как мне доказать свою человечность? — замирая от ужаса и собственной храбрости уточнил Деймос.
— «Мы — люди Книги и Закона, они — с одним железом дружат. Змея становится драконом, когда змею другую душит», — продекламировал комендант. — А обезьяна становится человеком, когда убьет другую обезьяну. Соображаешь?
— Соображаю, — кивнул Хеллборн, хотя на самом деле ничего не понял.
— Приведите Бандерлога, — приказал гиксос, повернувшись к охранникам.
«Бандер… кого?!»
Бандерлог оказался невероятно огромным и здоровым китайцем. Или японцем? корейцем? каким-то азиатом из конфуцианской зоны. Он мог быть подданным Мэгги или старшим братом капитана Белгутая (где они теперь?…) Настоящий гигант, почти два метра, двести с лишним килограмм сплошных мускулов. В одной набедренной повязке, мокрый, пыльный и грязный — скорей всего, только что с каменоломни. Интересно, как ему удается поддерживать физическую форму в этом аду? Наверно, один из тех парней, про которых сказано — «То, что его не убивает, делает его еще сильнее». Лени и любопытства во взгляде Бандерлога не было, одно только презрение. Если Хеллборн правильно прочитал послание, заключенное в его узких глазах цвета ночных кошмаров.
— Твой новый рекрут, Червяк? — спросил китаец, повернувшись к коменданту. — Ладно, давай не будем с этим тянуть.
Но комендант никуда не торопился.
— Вот, англичанин, познакомься. Это говорящая обезьяна, Бандерлог. Порода редкая и вымирающая. Промежуточный этап эволюции. К сожалению, совсем не желает становиться человеком. И вряд ли уже станет.
— Я убил столько твоих обезьян, редофил, что уже давно стал трижды, четырежды человеком! — ухмыльнулся китаец.
— Как ты понимаешь, — гиксос по-прежнему обращался к Хеллборну, — убийство обезьяны — далеко не единственный признак человека разумного. Но очень важный. Поэтому убей его.
«Кто он такой? Как он попал в рабство? За что? Почему? Мне приходилось совершать и более страшные поступки, но должна же быть какая-то граница!
С другой стороны — это не мой мир, не моя война, а я должен выжить и хочу вернуться назад…
О чем я вообще думаю?! Это не беззащитный раб, которого мне предлагают добить из жалости — это настоящая машина для убийства!!!»
— УБЕЙ ЕГО!
Хеллборн почти уже решился, но Бандерлог все-таки опередил его. С диким нечленораздельным воплем китаец бросился вперед. Деймос поспешно отпрыгнул в сторону, и Бандерлог пролетел мимо.
«Так… драться по правилам с ним бесполезно. И это не старик-профессор, которого можно убить двойным ударом в грудь. Нет, надо срочно что-то придумать. Что?!»
Китаец снова атаковал, альбионец снова уклонился.
Гиксосы наблюдали за сражением молча, не кричали как безумные болельщики и не делали ставок. Революционная дисциплина? Черт их знает. Только комендант с явным неудовольствием в голосе заметил:
— Ты не можешь вечно бегать. Дерись! Убей его!
«Что он там говорил? Обезьяна, труд, человек… Нужно срочно вспомнить все, что я знаю об этой теории!!! Гиксосы будут довольны (надеюсь), если я использую в поединке элементы их учения. Ну же, вспоминай! Обезьяны, труд… орудия!!!»
Бандерлог приближался, но недостаточно быстро. Хеллборн нагнулся и подхватил с земли целую пригоршню разнокалиберных камней — тысячи, миллионы были разбросаны вокруг. ВЖЖЖЖЖ! — и в воздухе просвистела целая камнеметная очередь. Китаец заорал от внезапной дикой боли. Получилось! Прямо в глаз! Теперь бы только закрепить успех… Успех закрепился сам собой. Полуослепленный Бандерлог сделал неудачный шаг, споткнулся о миллион первый камень и с грохотом рухнул на землю, где неподвижно замер. Неужели готов?! Нет, шевелится… Не дать ему подняться!!! Вперед!!!..
Хеллборн не мог сказать, сколько минут это продолжалось — две, три, десять? Но он провел немало времени, сидя на спине поверженного противника и разбивая ему затылок острым осколком взорванной пирамиды.
